Декларация независимости или чувства без названия (ЛП, фанфик Сумерки)

– Это нечестно, – тихо сказал я. – Она не получила жизнь.

Эсме вздохнула и опять погладила меня по спине.

– Ты прав. Это нечестно. Алек, может, и делал собственные ошибки, но, когда я сказала прошлым вечером те же самые слова, он высказал то, над чем я даже не думала. Он сказал, что ее жизнь, может, и не принадлежала ей самой, но смерть была ее собственной. Она не могла жить, как хотела, но умерла по своему желанию. Она приняла первое решение в своей жизни, прошла через него, и никто не может забрать его у нее. Никто из нас и не должен. Мы должны уважать ее решение, как бы тяжело это ни было.

Я повернулся, удивленный ее словами, и мое сердце застыло, когда я увидел фигуру за нами. Я подпрыгнул и закричал, хватаясь за грудь, потому что был пойман врасплох.

– Боже, Белла. Ты, б…ь, испугала меня, – сказал я.

Я не имел понятия, сколько уже она стоит там, но она смотрела мимо нас на деревянный колышек в земле. Она коротко взглянула на нас, но ничего не сказала, проходя мимо к маркеру, и скорчилась над ним. Эсме взяла меня за руку.

– Дадим ей несколько минут, – сказала она, уводя меня.

Сначала я сопротивлялся, но она потянула меня и посмотрела взглядом, означающим «уходи, на хрен». Я в последний раз взглянул на Изабеллу, повернулся и ушел назад к «Вольво». Я оперся на капот и скрестил руки на груди, наблюдая за Изабеллой, сидящей на земле.

Она оставалась там какое-то время, перебирая пальцами вскопанную землю. Я не мог слышать со своего места, говорила ли она что-нибудь, но на самом деле это не имело значения. В любом случае, ее мама знала все, что она хотела сказать, точно так же, как и моя мама это знала.

– Мы ошиблись, – сказала Эсме, когда Изабелла встала и начала отряхиваться.

Она медленно пошла к нам, и я вздохнул, глядя на свою тетю.

– Что на этот раз? – спросил я.

Она грустно улыбнулась, похлопав меня по щеке.

– Мы сказали, что Рене… или, лучше, Бри… не имела шанса на жизнь, но ошиблись. Она жива. Она живет внутри Изабеллы, и всегда будет жить, – сказала она.

Я нерешительно кивнул, и она шепотом попрощалась, когда подошла Изабелла, пройдя мимо нас и залезая в машину, не произнеся ни слова.

Фактически, Изабелла едва сказала хоть слово за несколько дней, прошедших после этого. Я не мог заставить ее поесть, и сон был краток для нас обоих. Мы оставались в гостинице в Финиксе до конца недели, заблокировавшись от мира, но к началу следующих выходных я понял, что пора ехать. Боргата покинула Форкс, мой отец остался жив, инцидент в Финиксе был, очевидно, под контролем, и пора было возвращаться к жизни.

Дорога была напряженной и молчаливой, и каждый час казался вечностью. Я часто останавливался в течение дня, чтобы устроить перерыв, и к концу воскресенья мы приблизились к границам Форкса. Я подъехал прямо к дому и припарковался за отцовским «Мерседесом», вылезая и потягиваясь. Изабелла вылезла и направилась прямо в дом, даже не позаботившись подождать меня, но я последовал за ней. Она открыла дверь, и мы, зайдя в холл, оказались лицом к лицу с моим отцом.

– Привет, дети, – тихо сказал он, с любопытством оглядывая нас.

– Да, привет, – пробормотал я.

Изабелла кивнула в знак приветствия.

– Доктор Каллен, сэр. Могу я уйти?

Он застыл и уставился на нее с глубокой заботой в глазах.

– Да, конечно, dolcezza. Тебе не надо спрашивать. Ты свободна делать все, что хочешь.

Она коротко взглянула на меня и поднялась по лестнице. Я застыл, наблюдая, как она исчезает из поля зрения.

– Я собираюсь в кровать, – пробурчал я, поднимаясь по лестнице вслед за ней, и услышал вздох моего отца.

– Эдвард? – сказал он.

Я остановился и повернулся к нему.

– Просто дай ей время.

Я кивнул и поднялся наверх, направляясь прямо в спальню. Я открыл дверь и застыл, нахмурившись от растерянности, обнаружив, что комната пуста. Я повернулся и уставился на дверь спальни через коридор, и грудь сжалась от гребаной мысли. Я подошел и взялся за ручку, издав вздох облегчения, когда она повернулась. Я открыл дверь и шагнул внутрь. Изабелла скользнула в кровать и сжалась в комочек. Я сбросил обувь и присоединился к ней, обнимая и прижимая ее к себе.

– Это не твоя гребаная ошибка, Белла. Это ничья ошибка, и я не дам тебе отталкивать меня. Ты не можешь сделать ничего, чтобы я прекратил любить тебя, – прошептал я, зарываясь лицом в ее волосы и вдыхая ее успокаивающий запах.

Ее тело вздрогнуло, и она начала всхлипывать, но не произнесла ни единого слова в ответ.

Теперь, когда мы вернулись домой, нам надо было собирать себя по кусочкам. У нас были планы на будущее, пустой холст, чтобы мы нарисовали на нем собственную картину жизни, которая нам понравится. Я не знал, куда мы поедем, или что мы будем делать после того, что случилось, но я не брошу ее.

Никогда.

Очевидно, что мы оба изменились – мы приехали из Финикса другими людьми. Мы оба были сломанными и менее наивными, но, пока в ее глазах остается искра, я верил, что мы пройдем через шторм, бушующий вокруг.

Я верил, что мы пройдем через разрушения и выйдем на другую сторону, свободные от дерьма, которое сдерживало нас так долго.

Мы просто должны предвидеть, что все уйдет, на хрен, первым.

ДН. Глава 63. Часть 1:

Глава 63. Мудрость

Ведь мудрость значит жить, любить.

И принимать, что уготовано судьбой и Богом.

Не спрашивать и не просить чудес.

Ласкать любимые уста и трогать шёлк волос,

И жадными глотками пить любовь –

Пускай она не вечна.

Уметь добиться своего и удержать. Но отпустить,

Когда наступит время.

Лоренс Хоуп

Доктор Карлайл Каллен

Я сидел в своем кабинете в уютном кожаном кресле, с кипой лежавших передо мной документов, и тревожно постукивал по столу ручкой. У меня была куча работы, и она все росла – как в больнице, так и в Боргате, но я никак не мог заставить себя сосредоточиться. Мое внимание было рассеяно, а мысли и глаза метались от бумаг в сторону открытого и включенного ноутбука, стоявшего рядом. Я попытался взять себя в руки и сосредоточиться, наконец, на медикаментах или на партиях наркотиков, на пациентах или новобранцах, но каждый раз мои мысли в конечном итоге возвращались к одному – к Эдварду.

Прошло уже девять дней, как Эдвард и Изабелла вернулись из Финикса, дней, которые казались одними из самых длинных в моей жизни. Атмосфера в доме была напряженной, их обоюдное молчание нервировало. Они оба были погружены каждый в свои мысли, и, казалось, не было никакой возможности выдернуть их из этого кокона. Было ясно, что им обоим очень больно, они боятся, и изо всех сил стараются не открываться друг другу и не позволить другому уничтожить себя еще раз. Все было зыбко, и я чувствовал, будто хожу по скорлупе или крадусь по минному полю, зная, что в любую секунду они могут без предупреждения дать трещину. Они были бомбами с часовым механизмом, и только и ждали момента, чтобы взорваться, если кто-нибудь не обезвредит их, но проблема заключалась в том, что я не знал, как это сделать. Я не знал наверняка, какой – образно говоря – резать провод, и боялся, что неправильный подход вызовет взрыв и уничтожит все вокруг. Я просто ждал. Ядерная бомба может уничтожить мирок, который я создал, и я отчаянно боялся, что мой младший сын станет повлиявшим на это ураном.