Декларация независимости или чувства без названия (ЛП, фанфик Сумерки)

– О, прекрати. Я всегда хочу слышать твое мнение. Я просто не ожидал такой… нахальности. В тебе есть огонь. Если ты хочешь назвать мне цвет обуви, называй. Если ты сыта моими вопросами по горло, просто скажи, чтобы я отстал, – сказал я и улыбнулся.

Я хотел, чтобы она поняла меня правильно, что я не сержусь на нее.

Она убрала руку со своего рта и слегка улыбнулась.

– Обувь была красная. И я честно не возражаю против ваших вопросов. Я не понимаю, почему во мне вдруг возникла такая вспышка… нахальства.

Я ухмыльнулся.

– Это из-за препарата, который я тебе дал. Он расслабляет человека полностью. Поэтому ты не только перестаешь чувствовать боль, но также становишься более раскованной в разговоре. Поэтому ты так честно рассказала мне, что умеешь читать.

Она уставилась на меня. Для нее это была тяжелая информация.

– Получается, когда действие препарата закончится, я не только почувствую боль, но и буду смущаться от своего поведения?

Я встряхнул головой.

– Нет никакого повода смущаться. Мне нравится, когда ты такая открытая.

Она слегка улыбнулась.

– Хорошо. Если у вас есть вопросы, лучше задавайте их сейчас. Потому что я не знаю, когда еще буду такой откровенной.

Я кивнул и уставился на нее на мгновение. Была одна вещь, которую я хотел знать… я так хотел знать. Но об этом я никогда не смогу ее спросить. Я хотел знать, чувствует ли она ту искру между нами, которую чувствую я.

– Какая самая худшая вещь, которую ты видела в жизни? – спросил я, стараясь отогнать ту самую мысль, о том самом вопросе.

Разговор о романтичных чувствах был очень опасен.

Она вздохнула.

– Самая ужасная или самая травмирующая?

Я пожал плечами.

– Есть разница? – спросил я. Она кивнула. – Тогда назови оба случая.

– Самым ужасным было, когда Чарли избил девочку-подростка до смерти. Все это происходило на моих глазах. Потом он оставил тело лежать на полу в луже крови. После того, как он, наконец, убрал тело, мне нужно было убрать кровь и частички мозга. За это время они уже успели въесться в деревянный пол.

Я уставился на нее. Ее слова повергли меня в шок. Я ожидал услышать что угодно, только не такое.

– И это не было самой травмирующей вещью, которую ты видела?

– Нет. Смерть не наносит такой травмы. Ты не видишь ее каждый день. И к этому можно было привыкнуть. А ужасное в этом было то, что это был единственный человек моего возраста. До того, как я приехала к вам, я никогда не видела подростков.

– Так что же было самым травмирующим? – спросил я, проклиная свое любопытство.

– Видеть, как насилуют мою мать. Я не понимала этого. Я могу понять и привыкнуть к физическому насилию, а вот к сексуальному… Я очень чувствительно к этому отношусь, возможно, я немного наивна. Я толком не могла сочувствовать, потому что не совсем понимала, что она чувствовала при этом, но было видно, что она ненавидит все это. А Чарли всегда выглядел счастливым. Мне было всего пять, когда я впервые увидела это. И это стало травмой для меня. Это мое единственное представление о сексе. Больше всего на свете я боюсь насилия.

Я сидел тихо и пытался переварить слова, которые я только что услышал. Я был очень благодарен фармацевтической компании за замечательные таблетки, благодаря которым я узнал все это.

– Здесь с тобой такого никогда не случится. Ты должна знать это. Так, ты поняла? Никто из нас не посмеет сделать этого с тобой. А, если кто-то другой попытается… черт, я убью его, – сказал я. Мой голос был низкий и жесткий.

Одна лишь мысль о том, что кто-то посягает на нее против ее желания, заставила меня почувствовать себя настоящим убийцей. Я ни перед чем не остановлюсь, чтобы защитить ее.

Она пристально посмотрела на меня. Было такое ощущение, что она своим взглядом буквально проникает внутрь меня.

– Да, – сказала она, наконец.

Я кивнул.

– Послушай, я мне могу лгать тебе, Белла. Я занимаюсь сексом. Ты уже знаешь об этом, потому что ты слышала все это тогда, через дверь. Секс между двумя людьми может быть прекрасным, когда они оба этого хотят. При этом ты можешь чувствовать себя хорошо, фантастически хорошо, испытывать удивительное удовольствие. Но я никогда не был с девушкой против ее воли. Если она этого не хочет, я никогда не буду приставать и навязываться. Девушки спят со мной, потому что этого хотят, – сказал я, чувствуя себя напряженно.

Я не знал, как она отреагирует на мои слова. Ведь в ее понимании, секс представлял собой нечто страшное.

– Вы любите тех девушек? – спросила она мягко.

Я замер и посмотрел на нее. Я был ошеломлен ее вопросом. На ее лице было написано удивление, а глаза были такими невинными.

– Нет, – ответил я и почувствовал себя не очень хорошо.

Она кивнула.

– Вы когда-нибудь влюблялись? Любили? – снова спросила она.

Я снова уставился на нее. Я не знал, что ответить. Я был уверен, что я не могу сказать ей «да, я люблю тебя», даже при том, что это было правдой. Но я не хотел лгать ей, особенно после того, как она была такой откровенна со мной.

– Возможно, – сказал я. – Я еще пытаюсь точно выяснить, что же такое любовь.

– Да, я тоже, – сказала она мягко. Я поднял вверх бровь. Она слегка улыбнулась. – Все так запутанно и сложно.

Я кивнул, продолжая смотреть на нее.

Неужели она могла чувствовать то же самое, что и я? Могла ли она любить меня?

Она зевнула. Я хихикнул. Очевидно, она не выспалась за прошлую ночь. И это неудивительно.

– Ты не хочешь поспать? – предложил я.

Она улыбнулась.

– Вы хотите, чтобы я вернулась к себе в комнату? – спросила она.

Я покачал головой.

– Нет, ты можешь спать здесь, – сказал я. Меня пугала мысль о том, что она может уйти.

Она улыбнулась и кивнула. Я отвел взгляд, не желая смущать ее. Ей был нужен отдых. Я сидел так в течение нескольких минут, а потом откинулся назад и стал смотреть в потолок, слушая музыку.

– Эдвард? – позвала она мягко.

Я посмотрел на нее и увидел, что она лежала с открытыми и глазами, следовательно, она звала меня не во сне.