Дела Разбойного Приказа-6королев Тюдора. Компиляция. Книги 1-12

Она ощущала необходимость еще раз попытаться заделать трещину в отношениях между Генрихом и его дочерью. Написала королю ответ, тщательно подбирая слова.

Я размышляла о ее милости леди Марии, которая, вероятно, испытала облегчение, узнав, что причины ее несчастий больше не существует. Если бы Вы снова могли принять ее в свои отцовские объятия, я думаю, для нее, любящей Вас всем сердцем, это стало бы большим утешением.

Генрих проявлял особую чувствительность, когда речь заходила о его старшей дочери, но на такие слова, скорее всего, не обидится. Он поймет, что они написаны из добрых побуждений. Примирение – это первый шаг; будем надеяться, со временем дело дойдет и до восстановления Марии в правах на престол.

Получив недвусмысленный ответ, Джейн горько разочаровалась.

Дорогая, у Вас добрые намерения, но Мария отказывается признавать мои законы и установления, и, если она продолжит упорствовать, я возбужу против нее дело. Я не успокоюсь, пока она не согласится с тем, что брак ее матери был кровосмесительным и незаконным, и не признает меня верховным главой Церкви.

Самой Джейн следует понять, добавлял он, что Мария будет оставаться угрозой для их детей. Им нужно расчистить для них путь к праву на престолонаследие, которое никто и никогда не сможет поставить под сомнение.

Прочитав эту отповедь, Джейн заплакала от жалости к Марии. Генрих требовал, чтобы дочь пошла против своих твердых убеждений, предала все, ради чего ее мать столько страдала и боролась; на самом деле он просил от нее невозможного. Это не тот Генрих, которого Джейн знала. Любящий отец не поступил бы так. Неужели он не мог оставить в прошлом былые обиды? Она держалась о нем лучшего мнения. Сама Джейн считала Марию законной наследницей и желала ее восстановления в очереди на престол; она была согласна с тем, чтобы Мария первенствовала над всеми дочерьми, которые родятся у них с Генрихом; но даже Мария согласится, что сын Джейн должен считаться главным наследником. Почему Генрих так недобр и несправедлив?

Имелась и другая причина, отчего письмо короля расстроило Джейн. Она и все ее друзья и сторонники, особенно Шапуи и Эксетеры, полагали, что стоит устранить Анну – и Марии будет возвращено ее законное место, а Генрих вернется в лоно Римской церкви. Однако король в нескольких строках ясно дал понять, что пути назад нет. Они строили воздушные замки, надежды оказались напрасными. Добиться целей, которые Джейн поставила перед собой, теперь будет еще труднее.

Что станет делать Генрих, если Мария продолжит сопротивляться? Использует он принуждение? Насилие? Или еще что похуже? Марии было двадцать лет, но Джейн помнила ее юницей, сильно страдавшей душой и телом от разлада между родителями. Много лет девушка провела в изгнании и не могла похвалиться крепким здоровьем, не раз возникали серьезные опасения за ее жизнь. Разве это справедливо – давить и топтать того, кто слаб и нездоров, да к тому же безутешен после смерти матери?

Пусть Мария рассчитывает на нее. Джейн готова сделать все, что в ее силах, лишь бы помочь несчастной девушке. Она знала, что Шапуи, который годами отстаивал права Марии, – ее верный союзник. Брайан как-то упомянул, что даже Кромвель втайне сочувствует опальной принцессе; вероятно, он тоже сможет использовать ради нее свое влияние на короля.

Джейн написала Генриху ответ; она просила, чтобы его милость по отношению к Марии действовал исключительно лаской и добротой; в таком случае он с большей вероятностью добьется желаемого. Король ответил в слегка раздраженном тоне: он отправил Норфолка и депутацию членов Тайного совета к Марии и потребовал от нее повиновения в отношении к браку матери и верховенству короля над Церковью. Он надеялся, что дочь образумится. Джейн молилась: пусть так и случится. Это сильно облегчило бы ей задачу.

После смерти Анны прошло больше недели. Джейн никак не могла выбросить из головы мысли о казни, хотя и старалась не сидеть без дела, тем более что подготовка к свадьбе давала желанный повод отвлечься от мрачных раздумий, да и мать все время находила ей занятия, не позволяя погружаться в уныние. Джейн беспокоилась, как бы пережитые волнения и тревоги не сказались на ребенке, но чувствовала себя хорошо, не было и намека на приступы тошноты, от которых так страдала Анна. Генрих прислал за ней, так что завтра она покинет этот дом навеки и отправится во дворец Йорк, где еще через два дня они поженятся. События развивались стремительно. Джейн чувствовала неловкость оттого, что ей придется выйти замуж за Генриха так скоро после смерти Анны, но необходимость торопиться тоже была ей ясна. Она надеялась, что и подданные короля отнесутся к этому с пониманием.

Последний день в Челси они с матерью потратили на то, чтобы проверить, все ли собрано и готово к завтрашнему отъезду. Подвенечное платье было сложено в отдельный сундук. После обеда отец уснул в кресле, и Джейн заметила, что мать посмотрела на него, тревожно сдвинув брови. Родители ради нее бодрились, как могли, но что-то было неладно: все время, проведенное в Челси, отец очень мало ел и еще сильнее поседел. Однако он четко заявил, что не желает обсуждать свое здоровье и намерен продолжать вести обычную жизнь. Тем не менее он сильно утомлялся. Джейн это видела и сильно переживала за отца. Она не могла представить себе мира, в котором у нее не будет этой мощной опоры.

Лорд-камергер лично вел Джейн и ее родителей с плавучей пристани, где они высадились, через большой сад. Впереди на обширном пространстве раскинулись строения дворца Йорк; говорили, что он самый большой в Европе. Генрих потратил целое состояние на то, чтобы превратить бывший городской дом Уолси в самую роскошную из королевских резиденций со стенами, раскрашенными в клетку вперемешку с затейливым черно-белым орнаментом. Конечно, Джейн бывала во дворце Йорк и раньше, но сейчас будто впервые увидела его.

Гейтхаус с бойницами возвышался на двух толстых ногах-опорах над шедшей через дворцовый комплекс дорогой. Двухцветная, как шахматная доска, кирпичная кладка, окна-эркеры, знаки Тюдоров и терракотовые медальоны с изображениями римских императоров выдавали новизну архитектурного стиля. Дальше, по дороге к Вестминстеру, располагался еще один гейтхаус классической формы. Джейн задержала дыхание, когда они вошли в главный зал, а потом переместились в покои короля, где их прибытия ожидал Генрих. Потолки длинной галереи были расписаны в необычайно живой и затейливой манере, несомненно, тут потрудился мастер Гольбейн. Работа выглядела прекрасно.

Отныне и впредь Джейн будет жить в окружении такого великолепия. Мать на этот раз онемела, губы ее раскрылись и приняли очертания изумленного «О».

Все парадные комнаты в покоях Генриха имели высокие эркеры с видом на Темзу и потолки, украшенные листьями из камня и золота. В окнах сверкали стекла с геральдическими знаками, а на стене была фреска, запечатлевшая момент коронации Генриха. Джейн заметила, что фигуру королевы Екатерины записали.

При входе в личные покои ей первым делом бросился в глаза алебастровый фонтан. Только позже она обратит внимание на деревянные резные панели, разрисованные множеством прелестных фигурок, а сейчас к ней подходил Генрих. Джейн присела в низком реверансе.

Он поднял ее, обнял и поцеловал.

– Добро пожаловать, Джейн! – с волнением в голосе провозгласил король. – Добро пожаловать, моя дорогая!

Генрих настоял на том, чтобы лично проводить невесту в апартаменты королевы и попросил ее родителей пойти с ними. Он буквально кипел от восторга.

Взяв Джейн за руку, Генрих провел всех по своим покоям, а потом через маленькую дверь на потайную галерею. Окна ее смотрели на личный сад – изящнейший образец симметрии. В противоположном конце находилась дверь в апартаменты королевы, убранные почти так же роскошно, как и комнаты короля.