Делай, что должно. Легенды не умирают
Шрифт:
Трой сначала не понял, в чем дело, взял — и оторопел. Даже новость об искажении бывшей супруги так не ошеломила. Это-то подозревал, догадывался. А тут… Это будто и не камень был. Вода… и Земля, спаянные вместе, по-прежнему не утратившие своей сущности, но при этом ставшие одним неделимым целым.
— Яр… — беспомощно. — Кто… Кто такой Янтор?
— Удэши Воздуха, — просто ответил тот. — Тот, с кем на заре времен бился на безымянном перевале Экор.
========== Глава 13 ==========
Нехо Аилис снова стоял у окна, глядя в прозрачный хрусталь, слишком толстый, чтобы покрываться инеем, а потому чистый. В последнее время это, кажется, стало самым частым его времяпрепровождением, после написания писем,
Впрочем, разве не так? Битва с невежеством, с косностью с одной стороны и чрезмерной приверженностью к прогрессу с другой. Битва с теми, кто, даже не желая дурного, расшатывает равновесие Стихий. Не искаженные, не враги — просто идиоты. Самая тяжелая изо всех возможных битв.
Нехо Эфара готовился к войне.
Смешно: когда-то давно, когда Эфар защищал Хозяин неба, Аматан был назван Светлыми землями, но на деле оказался подвержен болезни искажения. И именно «Темный» Ташертис принес спасение, именно его стремление вперед, к новому, к прогрессу. А теперь будто все перевернулось с ног на голову: спасительная ранее жажда нового губила все и вся, отравляла и уродовала, да так, что искаженцы позавидуют. Что они-то — одну Льяму сумели отравить, да и ту самопожертвование Чистого Огня спасло. А то, что отравило земли Ташертиса ныне, если верить письмам, не одному поколению нэх вычищать придется. И Аватаров, способных помочь и защитить глупых людей, не будет.
Аилис вздохнул.
Люди… Странно, но ему никогда не приходило в голову, что люди и нэх настолько не равны. В Эфаре этому не придавали значения, скорее уж, наоборот: с нехо и его семьи спрашивали столько, что обычный человек не смог бы, не сдюжил. Где уж тут кичиться происхождением и древностью рода, как это делали некоторые равнинники Аматана — только успевай поворачиваться, горы ждать не любят, за любую ошибку по всей строгости накажут. И наделенного даром Стихий, и не наделенного — им без разницы. Может оттого горцы никогда не завидовали владетелям майората, прекрасно понимая, что все едино тяжкий труд? Может быть, у равнинников и труд этот был полегче, что им времени хватало и козни строить, и развлекаться? Сейчас спросить уже и не у кого, да Аилис крепко сомневался в том, что так оно и было. Скорее, время на всяческую ерунду всегда находилось у приживалов-бездельников, а вот у нехо да наследников… Впрочем, нет его и сейчас, этого мифического лишнего времени. А то, что он тут стоит и в окошко глазеет — это просто отдых усталым глазам и затекшей спине.
Нехо смотрел на сияющий в морозном дневном свете Янтор. И поминал нехорошими словами удэши, перебаламутившего осенью весь майорат своим появлением на площади Иннуата. Слухи-то по горам разносит как бы ни ветер. Полсотни человек видели Янтора днем, а к вечеру об этом знали уже все окрестные ата-ана, к утру же и вовсе весь Эфар. И после того проклятый белокосый гад словно под землю провалился или в небе растворился. Ни слуху, ни духу. Будто никогда и не было. А ему успокаивай перепуганных людей. И ведь наверняка специально вырядился так, будто из круга стланика сбежал — в белом да с ножом, не узнать невозможно. Как Амарису теперь на Перелом-то плясать, до которого буквально пара недель осталась, изображая Экора? Сын не показывал, что боится, но как-то признался: а если против него и правда удэши выйдет? Не отличишь ведь, от горца-то… Аилис успокоил сына, как мог, сказал, что не станет Янтор вредить людям, не нужно ему это… А самого сомнения грызли: а так ли? Кто его разберет, удэши.
Хотя нет, одно Аилис знал точно: Янтор не желает зла как минимум двоим, Аэньяру и Кречету. Потому и отпустил их с ним тогда со спокойной душой, не чуял зла, лишь какую-то острую, почти болезненную заинтересованность. Тоже «радость» — от мальчишек-то ему что нужно? Поди разбери.
Троя вон тоже успокаивать пришлось, поначалу пришел с шальными глазами: что за бред, не повредился ли сын умом, часом, от потрясения и
слов матери? Если бы не свидетели, Аилис и сам бы не был до конца уверен.Удэши мастерски прятал свою силу. Сидел ведь в трех шагах, улыбался одними губами: в глазах стыла сосредоточенность и внимание. Тогда-то Аилис не придал этому значения, чувствовал сродство сил, но принял это существо за горца-нэх. Точнее, не за нэх, а за кэтэро, упустив как-то из виду, что в горах кэтэро — одни только женщины, не бывает мужчин-знахарей, хоть какой стихии. Это нечто, подвластное только женской силе и способностям. При том кэтэро, зачастую, даже не одаренные. Просто… знают. Травы, горы, людей.
Тряхнув головой, Аилис нехотя вернулся за стол, невидящим взглядом скользнул по завалам бумаг, которые с каждым днем громоздились все выше. Слишком часто приходилось обращаться к прошлым письмам и выпискам из Архивов, чтобы разбирать все это по полкам. Хотя… Примостившуюся на самом краю коробку с посылкой из Ткеша он, подумав, все-таки убрал в шкаф. Пусть полежит, пока время не подойдет. Трой Конник заранее озаботился подарком для сына, перепоручив вручить его лично нехо.
Что там ташертисец решил подарить единственному наследнику, Аилис не знал, но смутная догадка была. Если уже Солнечные наладили общение с той ветвью анн-Теалья анн-Эфар, что теперь называется Шайхаддами, когда-то незаметно растворившись в пустыне, а потом снова возникнув из небытия… Трой прекрасно знал интересы сына. Мальчишка был открытым, так что эти интересы не стоило труда узнать и нехо. Признаться честно, Яр озадачивал. Аилис не знал, что бы ему такого подарить? Сдружившийся с ровесником Амарис уже подарок другу заказал, отцу отчитался: будет Яру уна в родовых цветах и анн-Теалья, и Солнечных, да с родовыми знаками. А что еще подарить, чтоб было похоже именно на подарок? Он ломал голову, пока не распахнул окно, чтобы вдохнуть морозный воздух и проветрить кабинет.
Топорик горский и самострел. Почему-то пришла уверенность в том, что неугомоне они понадобятся, и очень скоро. Поскорее бы брат приехал… Может хоть он за этими двумя присмотреть сможет.
***
Яр уже прекрасно знал, что такое «ясо». Именно им он сейчас чистил рыбу на кухне городского дома Стража Эфара. Великолепную, жирную, толстую форель, глядя на которую и сырьем слюнки текли, а стоило представить, как будет она пахнуть и шкворчать в сковороде, обвалянная в мелко толченых орешках и травах, так и вовсе можно было захлебнуться. Рецепт подсказал этин Фрейго, повар замка. Каша к рыбе уже почти доварилась, но ей еще упревать в печи долго, а рыба — она горячей на стол ставится и не перетомленной. Поэтому Яр не торопился, ножик-ясо в его руках так и летал, напоминая о той, что подарила его.
Вошедший в кухню с дровами Кречет только хмыкнул: снова на лице его младшего друга эта мечтательная усмешка, значит, вспоминает ту свою горяночку, Кэлхо.
И ведь как он смущался первые дни, отправившись в школу Иннуата. Кречет сначала думал: с непривычки. А потом увидел этих двоих, о чем-то оживленно болтающих, услышал, как Яр шутливо называет девушку «ясо» — и понял: вот она причина.
Ох, сколько он вот таких смущенных улыбок и взглядов повидал… Знал, что, может, ничего из этого и не выйдет, первое чувство — оно такое, трепетно-мимолетное. А потому подтрунивал над другом беззлобно, особенно когда тот, намаявшись на учебе, доставал горшочек меда, «для головы», чтобы думалось лучше.
Кэлхо была на год старше, только, как и все горские девчата, выглядела младше своих лет. А в школе училась в одном классе с Яром. Причем, пришли они в школу эту одновременно. Яр, считай, из Ташертиса перевелся, ох и насиделся за уроками в первые месяцы, пока программу догнал! Оказывается, здесь как-то успевали проходить больше и быстрее. Кэлхо же перевелась из одной из горных школ, куда ходила раньше. Как она сама сказала, родители послали к родичам в долины, на людей посмотреть, себя показать, жениха приглядеть. Хорошо, девочка была умная и, кажется, тоже понимала, что симпатия симпатией, а что из этого выйдет — еще неизвестно. Кречет только диву давался, гадая, как в её хорошенькой головке столько правильности вмещается.