Делай, что должно. Легенды не умирают

До Иннуата было три дня пути. Он намеревался справиться за два. Правда, не учел того, что горные дороги — это не равнинные, а горская лошадка — это не призовой рысак. И, как бы не хотелось оказаться на месте побыстрее, загонять несчастное животное он не собирался. Поддерживал собственной силой — да, сам валился без ног на постоялых дворах, но сумел выгадать всего полдня, в Иннуат въехал к полудню ближе, усталый, на одном упрямстве.

С момента получения им телеграммы прошло полных шесть дней. Он боялся за сына так, как никогда прежде. Не зная, успела ли с ним поговорить Ниирана, и если да — то что наговорила, как это принял Яр, он успел напридумывать себе кучу самых ужасных последствий. Именно поэтому задерживаться в городе не стал, направляясь сразу к замку.

И, каким бы вымотанным ни был, а полюбоваться впервые виденным рукотворным чудом Эфара все же сумел. Рвущиеся ввысь башни из светлого камня яснее ясного говорили о том, какой род с незапамятных времен обосновался в этом орлином гнезде. Сказка. Ожившая сказка. Теперь Трой понимал, почему выросший на них сын так стремился сюда. И даже не удивился, когда навстречу вышел самый настоящий стражник в боевой броне.

— Трой Солнечный Конник, к нехо Аилису, — коротко представился, спрыгивая с лошади и поглаживая её по шее, успокаивая и обещая бессловесно: сейчас отдохнет. В отличие от него. Все, что было раньше — тьфу. Самое трудное — сейчас.

— Следуйте за мной, нэх, — кивнул стражник.

Трой сам читал те дневники Аэньи, что хранились в библиотеке рода Солнечных. И, так же как Яр, сразу узнал тяжелую дубовую дверь с бронзовым орлом. Вошел — и встретился взглядом с невысоким, хрупким и так странно похожим на Аэньяра мужчиной, порывисто поднявшимся ему навстречу из-за стола.

Все заготовленные заранее слова вылетели напрочь, оставив только одно:

— Аэньяр?..

— В относительном порядке. Вас проводят, нэх. Мы поговорим позже, сейчас вы ему нужнее.

Слов благодарности тоже не нашлось, Трой только кивнул, вышел обратно в коридор, где ждал стражник. Тот, похоже, слышал приказ нехо, потому что без вопросов повел куда-то коридорами замка. Как оказалось — в библиотеку.

В тишине библиотечной анфилады негромкий голос Яра звучал отчетливо, размеренно… и странно. Идя на него, Трой внимательно прислушивался, пытаясь понять, что не так. И лишь войдя в этот зал, один из последних, понял: в голосе сына все эмоции были словно приглушены, хотя обычно он читал или обсуждал прочитанное куда более живо. А потом он вслушался в слова.

— «Кетта, при всем ее равнодушии ко мне и к будущему ребенку, была гораздо честнее. Эти же… Ведь ее отец ясно сказал: внучка ему не нужна, он хотел бы забрать ее лишь для того, чтобы использовать, как племенную кобылу для своего рода. И я прекрасно помню его слова о том, как он собирался воспитывать ребенка: „чтоб глаз поднять не смела и против воли старших идти даже не думала“. Мою дочь! Когда нас с Кэльхом вызвали на Суд Чести, я, честно говоря, сдержался только невероятным усилием воли, и лишь потому, что Ткеш стал мне родным, не хотелось превратить его в пылающие руины». Кречет, ты можешь представить себе его чувства? Аэно был воспитан в почтении к женщинам, как к дарительницам жизни и боевым подругам, а тут такое…

— Не могу, — признался кто-то незнакомым хрипловатым голосом, в котором явственно проскакивали урчаще-потрескивающие нотки.

Тот огневик, Лито Ворон, — понял Трой.

— И чем все закончилось?

— Сейчас. А, вот, нашел, слушай. «Конечно, нэх Орта посоветовала мне не дергаться понапрасну, никто бы Маю этим земляным не отдал. За что стоит Кетту поблагодарить, несмотря на всю ее придурь, так это за продуманный договор. Когда я его впервые читал — руки чесались потрясти дуру, подписавшуюся на полное отречение от прав на ребенка. Но Кетта дурой не была. Она и из дома и рода бежала в пустыню именно потому, что знала прекрасно нравы своих родичей. И того же, что пережила сама, своей кровинке не желала. А если уж никак нельзя без рождения вырваться из ловушки, то ребенка она обезопасила, как могла. Отказ Кетты полностью передавал дитя под мою ответственность и в мой род. А я, выбрав для нее род Солнечных, пусть и неосознанно, по наитию, отрезал роду ее матери все пути к получению опекунства. Так что когда мы прибыли в Фарат и на суд, Давр Кирка был очень неприятно удивлен, когда ему все это подробно разъяснили».

— Да уж… Так, постой… — в голосе Ворона проскользнуло что-то такое, что Трой понял: учуял. Дальше таиться — только хуже делать. И он вышагнул из-за стеллажей, нашаривая взглядом сына.

Они сидели рядом. У него екнуло сердце: сколько раз и он, и Рисс сидели вот так же, когда Яр был маленьким, а сколько — когда подрос? Несопоставимо. И непростительно! И сейчас его сын ищет утешения и защиты у старшего товарища, а не у него…

— Папа?..

Сердце защемило до боли: не «отец», как почти все последнее время, снова «папа», как в детстве.

А Ворон этот оказался умным малым. Только глянул — и испарился, утек не хуже водника. Нужно будет потом поблагодарить и его тоже, за все, включая спокойствие сына. Это Трой додумывал, уже сев на нагретый диван, обнимая Яра, крепко и бережно.

— Я тут.

Сын вцепился в его плечи, напряженный, словно струна, дышащий рвано и тяжело.

— Папа, ты приехал…

И разревелся, горько-горько и тихо, с силой уткнувшись лицом в полу отцовского плаща. Тот ничего не говорил: знал, Яр сейчас не услышит. Только гладил по спине, чуть покачиваясь, грея… Да, именно грея. Окутывая своей силой, теперь — абсолютно осознанно. Давал выплакаться, прийти в себя, отдышаться от напряжения, в котором его малыш жил… сколько? Наверное, уже слишком давно. «Держал лицо», как его любимый герой и пример для подражания. Сейчас было можно, все можно.

Кто-то прошагал по каменному полу там, вдали. Трой чутко отследил это, но шаги как появились, так и исчезли. Их не беспокоили, и он зашарил по карманам, нашел платок, сунутый туда дома по какому-то наитию. Вспомнил, как в детстве часто утирал зареванную мордашку?

— Держи.

— Спасибо, папа, — Яр вытер глаза и яростно высморкался, словно досадуя на себя за сырость. Чуть отстранился и внимательно посмотрел на отца. — Ты выглядишь усталым. Прости, что уехал и бросил тебя один на один с проблемами.

— Ты все сделал правильно — мне как раз не хватало такой вот затрещины, чтобы глаза открыть, — слегка усмехнулся Трой. Осторожно поймал руки сына, прохладные, чуть подрагивающие, сжал в ладонях.

— Это ты меня прости. За Ниирану. За Эфар.

— Тебя я никогда не винил, — Яр бледно улыбнулся. — В конце концов, если бы ты не женился на… ней, меня бы не было.

Заминка в его речи сказала Трою куда больше, чем любые слова.

— Она… Зачем она приезжала? Что вообще случилось?

Яр дернул плечом.

— Я не знаю. Вроде бы, хотела, чтобы я поехал с ней. Случилось позорище, прямиком на Костровой пощади. Ты же ее знаешь, как она любит повышать голос. Да там полгорода собралось, пока она представление устраивала. Потом…

Он замолчал, прикусил губу. Вспоминать было больно. Но продолжил, хотя голос сел до шепота:

— Замахнулась на меня водяной плетью. Спасибо, Янтор вступился. Сказал, ей до искажения полшага осталось. А потом… Вот, — он вытянул из-за ворота шнурок с сапфировой лошадкой, которая уже была не совсем сапфировой — яркую синеву камня пронизывали густо-рубиновые прожилки.