Дельфийский оракул
Шрифт:
Это Саломея и сама чуяла. Более того, происходящее в «Оракуле» все меньше нравилось ей. А Евдокия продолжала бормотать:
– Напридумывала глупостей… и пила, безбожно пила. При больном-то сердце! Вот и расплата. Все мы под Богом ходим. Все мы волю Его творим. Но каждый – по-своему. Так чего тебе Ларка наплела?
– Ничего.
– Врешь. – Пальцы Евдокии крепче сдавили ее предплечье. – Не бойся. Уже слышали! Небось сказала, что Анечка клиентов травит? Или порчу на них наводит? Или еще что?
Только то, что руки ее в крови. И кровь эта льется на камни, а Лара, мол, никого не убивала.
– Анечка
– Конечно.
– А Лара всегда и на всех обижалась. Вот и придумывала глупости.
– Наверное.
Евдокия разжала пальцы и, повернувшись, погладила Саломею по щеке. Прикосновение это – легкое – было на редкость неприятным. Саломея с трудом удержалась, чтобы не отшатнуться.
– Тебя же Полечка привел, верно?
Полечка? Она, похоже, имеет в виду Аполлона, вот только говорит о нем с легким презрением.
– Значит, ты наша девочка… ну, скоро сама во всем разберешься. Вечером увидимся. Только не опаздывай, ладно? Ренатка этого страсть как не любит. Тебе Полечка не сказал, нет? Она – моя мама. А Пашка, козел старый, – братец. Так что, деточка, добро пожаловать в семью!
Аполлон – сволочь!
Нет, не так: Аполлон, сволочь этакая, мог бы и предупредить!
Он ведь говорил о своей жене и о том, что у нее взрослые дети, но Саломея не предполагала, что они настолько взрослые. И что работают они в «Оракуле». Предсказательница и колдун. Смешно!
Но отчего-то и страшновато.
Холодно. Запределье крадется по ее следу. Мягкие лапы сумрака обнимают, дыхание скользит по шее, оставляя красный след ожога. Берегись, Саломея! Беги, Саломея… Чем дальше, тем лучше. Спрячься! И забудь обо всем. Иначе будет плохо…
Почему?
Запределье не ответит. Оно подсовывает картинки, которые слишком быстро сменяют друг друга, и невозможно понять, что же происходит. Запах дыма пропитал все вокруг. И еще – аромат жареного мяса. И чего-то сладкого, мерзкого, отчего Саломею вот-вот вывернет. Но она вдыхает этот смрад. Так надо.
Жесткие листья благословенного лавра раздирают ей рот.
Кровь – соленая.
И напиток, который ее заставляют глотать, прижигает раны. Немеют губы и язык. Они больше не принадлежат Саломее…
Схлынуло. Отпустило. И Саломея дышит, избавляясь от предательской слабости в теле. Запределье подобралось ближе обычного.
– С тобой все хорошо? – Ее берут за плечи, куда-то ведут, усаживают и суют в руки глиняную плошку. – Пей!
Саломея пьет. Глоток за глотком. Теплая, выдохшаяся, но удивительно вкусная минералка. И дрожь прекращается.
– Накатило? Бывает. Если хочешь – приляг. Я кабинет прикрою, – рядом на коленях стоял Паоло. Под мышкой он зажал бараний череп, а в руках держал двухлитровую бутылку минеральной воды. – Пледиком прикрою. Это тебя Дуська довела? Не слушай ее, стерва она!
– Все хорошо.
– Выходит, ты и вправду чего-то умеешь? – Паоло сел на пол и скрестил ноги. Безбровое лицо его исказила
гримаса – лоб пошел складками, щеки обвисли, а губы изогнулись, словно он собирался расплакаться, но из последних сил сдерживался. – Не давай им на себе ездить. Мы-то тебя понимаем! – Паоло водрузил череп на острое колено. – С нами тоже такое случается. А Дуська – притворщица. Она людям врет. Мы же – правду говорим! Нам это тяжело дается. И Лара сгорела… она тоже почти пустой была, но жалко ее. Вечером не соглашайся маме гадать, хорошо?Сказав это, Паоло поднялся.
– Стой! Я не умею гадать!
– Тем более – не соглашайся.
Он покинул комнату. Шел, сгорбившись, по-старушечьи шаркая ногами, и Саломея опять подумала, что все это более чем странно.
Аполлон появился в пять минут восьмого. Светлый костюм, светлые ботинки и травянисто-зеленый галстук с крупной булавкой, в которой посверкивал красивый камень.
– Это тебе, – Аполлон преподнес ей букет из синих и белых ирисов, изящный, аккуратный и наверняка дорогой. – Ты выглядишь очаровательно.
– Спасибо.
Она не знала, как себя вести. Проводив Саломею к белому «Бентли», Аполлон задал вопрос:
– Ты уже знаешь про Дусю и Пашку? Извини, что не предупредил. Хотелось, чтобы ты на них взглянула непредвзято.
– Что с Ларой?
Аполлон скривился, демонстрируя, насколько неприятен ему этот вопрос:
– Ничего. Девочка в коме, но, думаю, без шансов. Не следовало ее брать! Это все из-за Анны Александровны. Талантливейшая женщина! Клиенты ее обожают, и есть за что. Она очень многим помогла.
И кого-то убила, если верить Ларе.
Но можно ли верить Ларе?
– Она из настоящих. Талантливых.
Машину Аполлон оставил на подземной парковке и помог Саломее выбраться. Мысли ее еще пребывали в беспорядке, а сердце нервно колотилось, явно не желая знакомиться с нынешней супругой Аполлона, пусть и связывали ее с мужем лишь «дружеские отношения».
– Рената тебе понравится, – тихо сказал он, ощутив ее беспокойство. – Она замечательная женщина.
Королева. Определенно, королева, из тех, вдовствующих, которые умудряются стареть, не теряя ни капли прирожденной красоты. Напротив, время словно обтачивает ее лицо, выделяя те черты, которые говорят о породе. И вяловатый подбородок отлично сочетается с длинной шеей, украшенной равно и морщинами, и драгоценным ожерельем. Седые волосы подняты вверх, и прическа подчеркивает красивую линию лба.
– Рената, это – Саломея. – Аполлон целует протянутую руку с ловкостью опытного царедворца.
А он и есть царедворец. Лизоблюд! И хитрец, некогда сменявший Саломею на такую же древнюю, умудренную опытом и оттого – спокойную королеву.
– Очень приятно познакомиться, – Рената обладает глубоким контральто. – Я много о вас слышала. Вы и правда очаровательны.
Королева, как и положено особам царской крови, обитает в замке. И что за беда, если замок этот возведен всего пару лет тому назад и что он не возвышается среди окружающих его домов? Он выделялся тем изяществом линий и драгоценным равновесием между стеклом и камнем, которое одинаково радует взор и свидетельствует о хорошем вкусе архитектора.