Дельфийский оракул
Шрифт:
– Не знаю. – Лежать было хорошо и удобно, но Саломея не стала протестовать, когда Далматов накрыл ее пледом. – Сначала… я как будто в прошлое вернулась. Безумие какое-то! Честно, если бы он попросил, я бы побежала за ним без оглядки. Сумасшествие?
– Ничуть.
– А утром… вдруг отпустило – и все. Наверное, я поняла, что он – другой. Не такой, как раньше. И я уже другая. И вряд ли у нас с ним что-то вышло бы.
Саломея не собиралась тогда прощаться с Аполлоном. В тот момент она еще не до конца осознала эту простую мысль, да и прошлое дышало ей в спину.
– В помощи ты бы ему не отказала. Ты же никому не отказывала в помощи,
У Саломеи имелась одна догадка, но она была настолько проста, что Далматов не прошел бы мимо нее.
– Сперва я подумал, что тебя используют, как и остальных. Но не слишком ли все это сложно? Есть же старые схемы, они вполне удачно срабатывали. И продолжали бы работать. Аннушка разлила масло… то есть Алиска подбросила мне стрелу. Пометила новую мишень? И я – теоретически – должен был в нее влюбиться, жениться, а потом тихо помереть, завещав ей все свое движимое и недвижимое… но почему вдруг все пошло не так?
Он думал вслух, Саломея лежала, слушая эти мысли.
– И с твоим похищением не все понятно. Почему – отсюда?
– Ну… – У Саломеи имелась собственная теория на сей счет. – Потому что здесь тихо и безлюдно. Здесь тише и более безлюдно, чем в городском переулке. Случись там, в городе, резня бензопилой, вряд ли ты услышал бы ее.
Она испугалась, что Далматов воспримет сказанное ею, как упрек, но он лишь кивнул:
– Все равно странно. Бить по голове! А если бы ты не отключилась? И потом – волочь тело через парк… неудобно. Грязно. Импровизация отнюдь не из самых удачных. Куда проще было бы накачать тебя прямо в Центре, а потом тихо вывезти куда-нибудь. Ни самого насилия, ни его следов. А все это… скорее, похоже на инсценировку. Тебя крадут. Тебя спасают. Ты отделываешься разбитой головой.
В чем-то Далматов прав. Наверное, даже во всем прав, но похищали-то не его! А Саломее собственная голова дорога.
Инсценировка?
Но для чего?
– Алиска опять же пропала очень уж вовремя. Как будто знала, что… или… – Далматов замолчал. Он сидел, разминая переносицу трехпалой рукой, точно пытался выловить, выудить из сознания нужную мысль. – Или это она сказала им, что ты – здесь? Нет, не сходится, слишком уж быстро они обернулись…
– А если все наоборот? Если ей приказали уйти, потому что я была здесь?
– Возможно. Тогда… к кому она пошла?
– Я могу это выяснить.
Саломее не слишком-то хотелось возвращаться в Центр, но ради дела она бы это сделала.
– Нет! – Далматов был категоричен. – Пока все не закончится, ты сидишь здесь. Ясно? Если дело не в Алиске, то ты… и я… о, та женщина! Ты говорила, что ее племянница попала в больницу? Ее зовут Анна Александровна?
– Да.
– Анна Александровна видела тебя и меня – вместе. Ей что-то очень не понравилось в увиденном. Мне не следовало приезжать! Определенно, мне не следовало приезжать. Итак, Алиска… если допустить, что Алиска обращалась именно к ней, то… да, информацию они собирают. И Алиска принесла бы ей мое фото. Гадают всегда по фото. Меня узнали. Аполлон нас видел, но если он действительно не при делах, то не стал бы им рассказывать. Следовательно, наше с тобой знакомство – новость для них. Черт!
Далматов пнул ногой столик, опрокидывая и его, и поднос, и кофейник. С жалобным звоном покатилась чашка, и сахарница хрустнула,
треснув пополам.– Черт! Ненавижу, когда… вот так! Все есть, все части картинки, но что-то не складывается… почему не складывается?!
Глава 4
Слушай голос бога
Алиска горела. Изнутри. Огонь «сидел» в животе и оттуда расползался вверх и вниз. От огня этого Алискины пальцы становились тяжелыми, а губы – и вовсе чужими. Они были плотно сомкнуты и не позволяли ее крику вырваться наружу. Алиска бы закричала… Иначе…
Она бы попросила кого-нибудь помочь ей.
Например, эту женщину в красном сарафане, слишком тесном для нее. Женщина несла сумки и постоянно останавливалась, чтобы отдышаться. А дышала она ртом…
Или мужчину, вырядившегося, несмотря на жару, в костюм.
Или вот ту парочку, остановившуюся на переходе, позабыв обо всем, они целовалась.
Кого-нибудь… ей так нужна помощь! Но люди шли мимо. Люди не видели Алиску, потому что были слишком заняты собой. У людей хватает своих забот, и что им до девушки, которая просто стоит в тени тополя? Дерево – и то подняло ветви, не желая прикасаться к ней. Небось боится, что внутренний Алискин огонь перекинется на него.
Деревья тоже боятся солнца.
В руках Алиска держала свернутую газету, сквозь которую прощупывалось нечто твердое, некой характерной формы. И Алиска разжала бы пальцы, позволив свертку упасть на землю, но солнце держало ее.
Оно же подтолкнуло ее вперед, к зданию, которое было Алиске знакомо. Солнце точно выбрало момент – двери из темного стекла распахнулись, выпуская наружу даму в белом балахоне. Оказавшись на солнце, женщина скривилась, поспешно нацепила очки с большими стеклами, а из сумочки достала веер.
– Извините, – окликнуло женщину солнце Алискиным голосом. – Вы ведь Евдокия?
– И что?
– Мне очень нужна ваша помощь.
Сверток распался.
– Меня… я…
Ребристая рукоять пистолета легла в руку. И пальцы девушки нащупали спусковой крючок. Алиска кричала – беззвучно, но солнце вылепило из ее губ улыбку. А толстуха все медлила.
Ей бы бежать подальше!
А она медлила. Смотрела, как поднимается пистолет. И слышала, кажется, как щелкает боек, соприкасаясь с пяткой гильзы.
Когда грянул выстрел, Алиска все-таки закричала.
Ее задержали – сразу. Алиса не сопротивлялась. Она смотрела на пистолет, на женщину, которая продолжала кричать, хотя кричать ей было тяжело. Лицо женщины покраснело, щеки ее надулись, как красные переспелые помидоры, которые вот-вот лопнут от крика.
А потом женщина выбила пистолет из руки Алисы.
И подоспевшая охрана сбила ее с ног. Асфальт больно обжег ей руки и колени.
– Полицию! Полицию вызывай!..
В ее поясницу уперлось чье-то колено. Зачем? Алиса ведь не сопротивляется. И ей охота спать… ей безумно хочется спать. Она даже смежила веки, но – ей не позволили.
Вой сирены. Голоса. Тяжелые ботинки с тупыми носами. Алиску дергают и пихают. Кто-то лезет пальцами ей в глаза, но четкой картинки нет – все плывет…
– Ишь, наширялась, дура!
Толкают. Тащат. Запихивают куда-то. А на руках ее смыкаются металлические клещи браслетов. Но в машине Алису укачивает. Ее рвет – прямо на пол, и сидящий рядом человек матерится.
Ударит?..
Нет. Нельзя бить женщин.
– Врача вызови, – говорят кому-то. – Передоз, по ходу. Еще окочурится!