Дело о золотой маске

— Рожъэ, очнись! — Итен прокричал, как ему самому показалось. Но пропустил ли кокон звук? — Вставай!

Отклика не воспоследовало. Никакого: не дрогнули ресницы или крылья носа, не послышался тихий стон или вздох. Происходи все в реальности, Итен не усомнился бы в смерти Рожъэ, но в тонком мире действовали совсем иные законы. Будь смерть окончательной, отыскать душу или хотя бы то, что от нее осталось, не удалось. В клинике доктора Дофина тело Рожъэ именно спало, а значит, он мог вернуться. Если бы очнулся здесь и нашел дорогу назад.

— Ну и как нам теперь поступить? — прошептал Итен.

В полном замешательстве, повинуясь смутному наитию, он разжал кулак и припечатал значок ООМП поверх золотого сияния, кокона, сферы… — как ни называй, смысла не передать.

— Значит, я решу сам. Прости.

Если бы Итен не отвернулся, не возник вновь вставший стеной туман, мог бы, вероятно, увидеть ветвистую трещинку-молнию, вырвавшуюся из значка, прошившую кокон и тронувшую запястье Рожъэ, но Итен уже был далеко: на берегу океана.

— А ты трус, — заметил тонкомирец. — Ходил испрашивать разрешения. Боишься выбрать сам?

Песок преобразовался в стеклянные мячики размером с куриное яйцо. Свет закатного солнца, падая, дробился. Казалось, весь берег состоял из изломанных радуг.

— Не боюсь. Но имею право решать только за себя.

Итен вполне сумел бы взять с собой пару камушков, пронести в реальность. Только зачем?

— Пустая человеческая демагогия, — тонкомирец презрительно фыркнул.

В его мире последнего понятия не использовали, но Итен понял смысл слова интуитивно. Демагогия — ложь, слишком сильно перевитая с правдой, порой до такой степени, что отделить практически невозможно.

— Любое твое действие затрагивает не только тебя, но и всех, кто находится поблизости. Даже тех, кого ты не знаешь и не узнаешь никогда, — разглагольствовал тонкомирец.

Подумалось, а не он ли засунул Рожъэ в кокон?

— Молчишь?..

Итен пожал плечами. Говорить не хотелось. Чем дальше, тем сильнее он подозревал, что связался с тварью, которая сто очков вперед даст той, которая заключила сделку с каргой. Под и антипод? Они одинаковы настолько, что, встретившись, нейтрализуют друг друга.

— За примерами не нужно ходить далеко. Скажем, ты проснулся утром, вышел на улицу, встретил соседку, перебросился с ней парой слов, но из-за этого она опоздала на трамвай. Как это у вас, людей, заведено, она тотчас обвинила тебя в этой «беде», хотя сама же и задерживала беседой ни о чем. Однако, опоздав, она разминулась с вором и потому не лишилась очень важной вещицы, дорогой ей как память, не впала в уныние и не заболела. Выходит, ты сделал доброе дело, ничего не выбирая и даже о том не подозревая. Проклятие, правда, получил тоже случайно.

— Желать зла магу — неразумно, — заметил Итен. — Ко мне не прилипают проклятия, а отражаются на пославшего.

Тонкомирец на фразу не отреагировал, но, должно быть, принял к сведению. А может и нет, посчитав бравадой и похвальбой. Что ему, такому могущественному, слова какого-то человечка? Человечек и нужен лишь для того, чтобы провел в свой мир, снабдив сильным и чувствительным к магии телом.

— Но вот ты подходишь к тротуару, и солнечный луч, отразившись от твоего значка, слепит самоходчика, который…

— Сдается мне, именно ты занимаешься демагогией, — прервал Итен поток предположений, имеющих цель заставить его сделать вывод, нужный тонкомирцу.

— Ты-то хоть знаешь, что это такое?

— Понимаю.

Тонкомирец рассмеялся. Сейчас он выглядел то ли собой настоящим, то ли принял внешность того, кого Итен не знал; может, видел смутно в сновидении, но не запомнил. Человекоподобное существо с большими миндалевидными глазами, занимающими половину лица. Зрачков у него не было, на Итена смотрела тьма, мрак, бездна… но почему-то не пугающая, а привычная. Итен глядел в ответ совершенно спокойно, ощущая себя в безопасности. Тварь не собиралась убивать его. По крайней мере, пока. Тонкие полупрозрачные волосы цвета едва проклюнувшейся травы, белая будто бы светящаяся кожа…

— Такими в одном мире, рядом с которым ты иногда прохаживаешься, представляют добрых духов, — ответила тварь на невысказанный вопрос.

Итен снова пожал плечами. Лишние сведения, ничего на самом деле не значащие и неспособные помочь.

— Неужели, так тебе понравилось бы больше?

Тонкомирец раздался в плечах, принялся отращивать рога и хвост с кисточкой…

— Только не в корову! — рассмеялся Итен.

Тварь так и застыла на половине преображения.

— У тебя действительно нет собственной внешности? — поинтересовался Итен.

— Вряд ли человек, приходящий сюда на краткий миг сновидения, способен воспринять ее.

Показалось или тонкомирца все же удалось смутить?

Вряд ли.

Присмотревшись, Итен решил, будто его снова пробуют заморочить. Не могла эта тварь испытывать человеческие эмоции. Они противоречили ее природе. Тонкомирец мог лишь имитировать их, ведь люди были рады обманываться, они и так-то очеловечивали все, до чего могли дотянуться, включая предметы неодушевленные.

— Ты все же принадлежишь материальному миру, — заметила тварь. — Пока.

Ох и не понравилось же Итену это «пока», но он постарался не акцентировать на нем внимания.

— Мне требуются гарантии.

— Я готов дать любые! — с готовностью заверила тварь, уверенная, будто добилась желаемого. — Передам часть себя самого. Хочешь?

Для мага, как и любого существа, принадлежавшего материальному миру, часть являлась отражением целого. По вещи удавалось найти хозяина. Используя волос или ноготь, наслать болезнь или, наоборот, вылечить. А уж насколько важна была кровь и говорить не стоило. А вот у тонкомирных существ обстояло сложнее: не отражение, а суть, ничем не уступающая исходной. Попроси Итен тонкомирца дать что-нибудь, тому принадлежащее, принеси в реальность, и может считать, что выпустил. Да, бестелесную, но до ближайшего кладбища дойти недолго. И будет у них некрочудище — ожившее пособие по некромантии— только разумное и крайне плохо уничтожаемое.

— Стоп-слово.

На миг в глубине тьмы колко блеснули злые искры, и Итен очень четко уловил мысль, которую тонкомирец старательно пытался скрыть.

— Не рассчитывай убить меня первым, — предупредил он. — Я не говорю о привязке звуков к личности, я веду речь о последовательности звуков, способных тебя остановить. Произнесу ли их я, либо кто угодно другой не должно быть важно.

Тьма в глазах без зраков побелела, и это уже было и страшно, и омерзительно. Итен стиснул челюсти. В лицо ударил шквал морозной стужи, щеку оцарапало острыми мелкими камнями, а может снежинками. В тонком мире не существовало ничего материального, а значит, вред могло причинить лишь в случае, если бы Итен поверил в его существования.