Дело об одноразовом драндулете
Шрифт:
– Я случайно оуазался рядом, - скрипучим голосом сказал он.
– Мы с сержантом должны были произвести арест через несколько дверей отсюда в сторону девятого авеню. Забрали доктора Боллмера во время облавы на Виргинскую клиентуру по обвинению в распостранении табака. Продавал его в розницу школьникам, - он вынул сигару из дряблого рта и полюбавался ею.
– Конфисковал эту улику.
– Неужели?
– заметил Жирный, сердито глядя на него.
– Даже не думал, что у моего старого друга доктора Боллмера настали тяжелые времена. Но вы ведь не настоолько глупы, чтобы подозревать
– По-видимому, док лишился практики из-за автоматизации, - сказал инспектор.
– Как бы то ни было, как только мы вышли от него, я заметил трех подозрительных типов, спускавшихся по лестнице от вашей парадной двери.
– Чем их вид вам показался подозрительным?
– поинтересовался я.
Инспектор посмотрел на меня мутными глазами.
– Они спускались по лестниице этого дома.
Такой ответ вызвал у сержанта квакающий смех. Он явно зашел по тропе старческой немощи так далеко, как и его босс - или мой, если на то пошло.
– Фу. Вы недоумок, инспектор, - сказал Жирный, поднял стакан с пивом, допил его, затем достал платок и стер с губ пену.
– Три джентельмена, о которых идет речь - мои клиенты.
Инспектор сердито посмотрел на него.
– Этого я и боюсь. Последние десять лет, когда у вас был клиент, разверзлась вся преисподняя, пока так или иначе вы не вываливали их в грязи.
– Па... Вы ворвались в мой дом, сер. Если у вас нет ордера, я предлагаю...
– Чего они хотели?
– резко, насколько позволил ему скрипучий голос, спросил инспектор.
– Это, инспектор, останется между мной и моими клиентами.
– Ну, да?
– сказал инспектор.
– Ну, да?
– словно эхо повторил сержант.
– Ну, да, - сказал и я, чтобы не оставаться в стороне.
– 13
– Это как-нибудь связано с убийством?
– спросил инспектор.
– Когда вы беретесь за дело с убийством, а это случалось добрую половину века, оно, как правило, преврвщалось в бойню. До того, как вы якобы заканчиваете расследование преступления, вокруг оказывается столько трупов, что можно подумать, что в городе разразилась чума.
По-видимому, Жирному это надоело. Отключившись от всего на свете, он закрыл глаза и откинулся на спинку кресла.
Несколько долгих минут инспектор сердито смотрел на него. Но он и прежде сталкивался с этим. Когда Жирный хотел отключиться, он проделывал это со снаровкой черепахи. Наступила напряженная тишина. На посеревшем от старости лице инспектора ухитрился появиться злой румянец.
– Проклятый слон, пропитаный пивом.
И перевел на меня свой сердитый взгляд.
В вымученной улыбке я показал ему свои вставные челюсти.
– Воплощение спокойствия, - заметил я, чтобы его успокоить.
– Ты, улыбаешаяся обезьяна, - выругался он, вставая.
– Пошли, сержант.
Сежант пошел и они последовали через холл к выходу. Я двинулся следом не столько из вежливости, сколько желая убедиться, что они действительно ушли. В свое время я видел, как инспектор делал вид что уходит, а затем украдкой возвращается через зал, чтобы приложить ухо к двери оффиса на всяий случай, может удастся подслушать, как мы с Жирным
обсуждаем дело, которое у нас в руках.Когда я вернулся, Жирный сидел, постукивая пальцем по надлокотнику кресла, из чего я понял, что он просто кипит от злости.
– Черт побери, Лысик, - пробормотал он.
– Я бы подал в суд на город за оскорбление личности.
– За последние десять лет у города Нью-Йорка в сундуках не было и псевдо-десятицентовой монеты.
– Фу.
Зазвонил телефон и я ответил на вызов. На экране видеотелефона появилась Лил. Я скривился. Если она еще раз сделает пластическую операцию, подбородок окажется у нее на макушке.
– Эскамилло!
– заквакала она.
– У меня потрясающая идея, дорогой. Пойдем сегодня во "Фламинго" и спляшем этот новый танец рок-н-джёк.
– Рок-н-джёк?
– повторил я жалобно.
– Это слишком сексуальный таней для меня. У меня до сих пор колики в крестце после прошлого раза, когда мы ходили танцевать, а ведь это был всего лишь возражденный вальс. Кроме того, у босса новое дело.
– Какое дело?
– настырно спросила она.
– Пиво?
Ее лицо исчезло.
– Какого черта не автоматизируют танцы? Все остальное уже автоматизированно, - пробурчал я.
Зазвенел звонок и я пошел открывать дверь. Обнаружив там Сола, Орри и Фреда, я не особенно удивился.
Сол, конечно, в своей моторизованной инвалидной коляске. Почему до сих пор их называют колясками, когда они на воздушной подушке, я не знаю. Но даже в моторизированной коляске Сол остается лучшим сыщиком на острове. Кому придет в голову, что за ним следит человек в коляске.
Если не считать еженедельных игр в покер, я не виделся с ним много лет. Маленький и изможденный, с большим носом, плоскими ушами и в кепке. У него в любое время такой вид, что от силы через час ему придется побриться, а брюки гладились неделю назад.
Орри совсем другой. В старые времена он был высоким, красивым, щеголеватым и считал себя дамским угодником. Теперь - хуже некуда
– 14
износился, совсем недавно его выпустили из каталажки, где он отсиживал срок за то, что приставал к малолетним девочкам в Сентрал-парке. Его выпустили после того, как были приняты новые разрешающие законы. Они кульминация всех принятых раньше. Сначала отенили законы о несовершеннолетних и развра`е вне брачных уз. А затем разрешили гомосексуализм между подростками по согласию. Теперь разрешено все остальное, в том числе садизм, мазохизм, совращение детей и скотоложество - по согласию между партнерами. Последнее я никак не могу понять, хотя одному богу известно, какие в этом мире есть весьма странные животные.
Фред сейчас с палочкой, когда-то он был женат, черезмерно большой, широкий, с виду весьма солидный и честный, а теперь - полная притовоположность. Жену, у которой он был под каблуком, он похоронил при несколько туманных обстоятельствах, очевидно, терпение его истощилось в конце концов. Он тоже усох и честным уже не кажется. Действительно, ему не раз считали зубы за мелкие кражи в магазинах. Но сейчас, когда Жирный думал, что ему понадобиться старый детектив, он, по-видимому, забыл об этом.