Демон-хранитель

Люциус на мгновение прикрыл глаза и, тяжело поднявшись, кивнул.

– Я поддержу тебя, что бы ни случилось. Всегда. Кроме тебя у меня больше никого нет, Северус. Буду любить его в тебе, в сыне… в этом мэноре. Обещай мне только одно.

– Я слушаю.

– Одну ночь в году мы будем прежними. Будем вспоминать. Позволим себе оплакивать… его уход.

Северус сжал кулаки и ответил побелевшими губами:

– В ночь Пробуждения. Только на Иссинавалле. Остальные триста шестьдесят четыре дня в году мы не упоминаем его имени, не вспоминаем…

– Не говорим по-эльфийски, не выглядим, как эльфы, - закончил за него Люциус.
– Я согласен.

– Тогда начнем. Готовься к аду…

– Самое страшное уже произошло, Сев. Мы живы.

– Уверяю тебя, это слишком легко исправить теперь… без него. У нас будет много врагов.

– Тем хуже для них.

Ритуал принятия магии трех родов начался.

Глава 113 Великий Дракон расправляет крылья

Напоминаю, что Люцифер - демон, а не добрая, ласковая няша. И взгляды на жизнь у него довольно самобытны.

Волны горячей поттеровской магии были последней каплей в переполненных сосудах, не достигших еще магического расцвета. Теряя сознание от распирающей, горячей, пульсирующей боли, Северус успел подумать, что они с Люцем напоминают мифического Геракла, который взвалил на себя небеса, освобождая Атланта. Многотонная тяжесть пригибала его к земле, но, вместе с тем, теперь он отчетливо чувствовал, что регентство рода Поттер было проблемным, но необходимым выходом из сложившейся ситуации. Гарольд Поттер, глава рода, был мертв.

Он это понял, как только открыл глаза и посмотрел на магический шторм, бушевавший вокруг. Красно-зеленые нити, всегда шедшие от Балтазара, хлестали по оголенным нервам освободившимися концами, оборванными, никому не нужными. Тонкая ниточка тянулась куда-то вовне, перевитая прочным золотым жгутом. Видимо, к родившемуся ребенку Лилит и Джеймса. Сам Джи не ощущался, наверняка откат не пощадил и его. Демонесса не могла принять на себя роль регента по многим причинам, не последней из которых было то, что от рабства ее никто не освобождал.

Яркие нити малфоевской магии плотно оплели Люциуса, не давая последней надежде рода уйти за Грань и оставить беззащитным наследника. Сам Северус буквально задыхался от свалившейся на него мощи Принцев. Поттеров придется поддержать. Умереть не получится. Нельзя же так все бросить.

Вспомнив, как крошечный Блейз сосал пальчик, с удобством разместившись на широкой смуглой груди, согнав с нее собственного отца, как смеялся Балтазар, отбирая у крохи амулет, висевший у него на шее, как задумчиво накручивал на палец темные кудряхи, одновременно читая какое-то письмо… сердце опять заныло, зашлось болью. Казалось, весь он – окровавленный лоскут, оторванный от целого, смятый, брошенный. Взглянув на плачущую жену, связавшую с ним свою жизнь, Северус вдруг осознал, насколько эгоистично просто бросить их с сыном на произвол судьбы. Придется выжить. Да и Люциуса вытащить, не одному же страдать.

Перед глазами промелькнули картины: смеющийся Малфой, стаскивающий его с Балтазара за ногу, утверждая, что теперь его очередь «быть сверху», то есть… нельзя вспоминать… горящие синие глаза, шелк волос, блестящей завесой качающийся в такт жадным, сильным толчкам, приоткрытые губы, порозовевшая кожа, на выдохе «Балти…»… умелые губы, дарящие ласку одновременно с тем, как сзади… Мерлин, как тяжело.

И вот теперь, распятый на алтаре рядом с потерявшим сознание Малфоем, Северус вспомнил слова Балтазара: «Обещай мне, что бы ни случилось, ты не оставишь Люциуса… На одном упрямстве ты пройдешь там, где он опустит руки…». Вот он и не оставил, хотя гораздо милосерднее было бы дать ему умереть. Но он, Северус Принц, слишком эгоистичен для того, чтобы позволить Малфою нежиться в объятиях Госпожи в то время, как он будет тянуть вечное ярмо. Нет уж. Вместе – значит вместе.

Благословенное забытье окутало его ласковым туманом. Это ничего, уже можно.

***

Магическая лихорадка длилась уже неделю. Неделю главы трех родов вжимались друг в друга, тесно сплетаясь руками и ногами, шепча «Зарри…», тычась покрасневшими лицами в изгибы шей, пытаясь ухватить пустоту между ними или изгнать ее из тесных объятий.

Розалинда успокоилась. Она знала упрямство Северуса, и если уж тот решил жить, то так и будет. Она подошла к третьей колыбельке и, взяв на руки того самого третьего ребенка, которого она видела в роковом раскладе Таро накануне помолвки, приложила его к груди. Пусть Лилит и Джи погибли, как и Сириус, обратившись в камень, но ребенок-то жив. Леди Принц с ужасом представляла себе момент, когда принцы, очнувшись, увидят ребенка. Темные волосы, смуглая кожа, удивительно осмысленный взгляд зеленых глаз, крупные кулачки хватких ручек… и такая обжигающе-знакомая магия, что становилось страшно за рассудок Северуса и Люциуса.

Как бы там ни было, а Гарри она в обиду не даст. Они с Нарси обещали Лилит, что если что-нибудь… Похоже, все, кроме самих принцев, знали: должно произойти что-то кошмарное. У Делинталиора оказалось зелье, у Дродана – странный кинжал, открывший заговоренную дверь, у явившегося через несколько дней Дракулы – бригада гоблинов, взявшихся за восстановление поместья, у Майи – лекарства для Северуса с Люциусом.

Крокхавв явился самым последним, тяжело ступая босыми ногами по отреставрированному паркету, заглянул в комнату сына, поправил сбившееся одеяло, укрывавшее синеглазого мраморного юношу, последовавшего в посмертие за своим Мастером, и, удерживая рык, рвущийся из груди, одним взмахом широкой ладони установил на замок временную защиту.

На вопросы о здоровье леди Вал он нахмурился и ответил, что ее теперешнее положение не позволяет нервничать, а потому она ничего не знает. Вот родит дочурку, тогда и…

Вереница скорбных гостей проходила через восстановленную гостиную Поттер-мэнора. Констанция Поттер, постаревшая, уставшая, принесла документ, составленный мужем перед смертью – Гарольд Джеймс Поттер отдается под опеку лордов Принц и Малфой; лорд и леди Блэк растерянно озирались, не узнавая когда-то теплый, гостеприимный дом, будто осиротевший без магии согревающего его демона. Казалось, все они пришли в этот склеп, чтобы убедиться, что это не правда, мессир жив, и все будет по-прежнему, но едва вышагнув из камина, понимали, что надежды нет. Дом был почти мертв.

Был в Поттер-мэноре еще один посетитель. Он пришел ночью, не замеченный ни единой живой душой, сел в кресло около кровати, на которой метались в магическом бреду осиротевшие принцы, и несколько бесконечно-долгих минут смотрел на то, как они слепо шарят по сбившимся простыням, а потом, не найдя ничего, кроме холодной пустоты, прижимаются друг к другу, ловя ускользающее тепло.

Он подошел ближе и, откинув с лица спадающие до самого пола белоснежные волосы, склонился над спящими, рассматривая красные браслеты, так и не исчезнувшие с их рук. Проведя кончиками пальцев по холодному металлу, гость вздрогнул, будто обжегшись, и прочитал на древнедемоническом: «Балтазар Асмодей Люцифер, Высший, инкуб, огонь. МЕРТВ», выведенное на них, после чего тихо, но разборчиво фыркнул.

– Спите, Ваши Высочества, - прошептал странный визитер, легонько касаясь губами горячих лбов.
– Я обещал присмотреть за вами, и я это сделаю.

В углу что-то заурчало и прямо на грудь спящего Темного, лежавшего ближе к присевшему на край постели гостю, прыгнул большой черный кот. Его желтые глазищи яростно сверкали, а распахнутая в шипении розовая пасть и оскаленные клыки не обещали покушающемуся на хозяйское добро гостю ничего хорошего.