Демоны внутри. Тёмный трон
Шрифт:
— Видимо, за пятьсот лет отсутствия я немного отвык от его замашек.
— Немного? — второй из королей едва не поперхнулся. — Немного отвык?! Он плевать хотел на все ваши договорённости, на ассасинов, на нас всех. Умудрился пересечь все барьеры, выставленные вокруг магичкой, так, словно их нет, ввалился к ней в разум, и ты понял это только тогда, когда он оказался внутри головы этой… — Заган посмотрел на меня, силясь подобрать слова, чтобы назвать меня, но потом, видимо, решил, что в этом нет необходимости. Мое имя в обиходе он использовал редко, и я уже привыкла, что с его стороны я именуюсь как «эта», «та» и что-нибудь в этом же духе.
Велиал вздохнул и устало поднял взгляд к потолку, разглядывая лепнину
— Хорошо, я понял свою ошибку. Ты это хотел от меня услышать?
— Нет, — Заган пошёл в противоположную сторону от той, куда удалился Люций со свитой. Все, кроме Марбаса и Теней, двинулись следом. Черепоголовый остался рядом с наёмником, о чём-то тихо говоря, тот же молча смотрел нам вслед.
Как оказалось, Заган направлялся в кабинет Велиала. За сутки из него действительно вынесли все ящики и привели в приемлемый для работы вид. Помещение оказалось достаточно просторным, теперь, благодаря тому, что оно не захламлено, это было видно. Противоположная двери стена была полностью, от пола до потолка, остеклена. Посреди кабинета лежал ковер всё с тем же изображением ангела и змеи, что я видела на мантии Самаэля и на витраже в тронном зале. Для гостей стоял удобный на вид диван, напротив него — два кресла. На небольшом столике из красного дерева лежали документы, написанные на всё том же непонятном мне языке, и почётно возвышался недопитый бокал с вином. Одну из стен, слева от двери, полностью занимал книжный стеллаж, на другой же стене весела огромная картина.
Рабочее же место короля походило скорее на рабочее место какого-нибудь миллионера в собственном особняке, как их часто показывают в фильмах: огромный массивный стол из всё того же красного дерева, на котором, впрочем, почти не оставалось свободного пространства из-за количества всё тех же документов и пергаментов. Чернильница, несколько запасных необычных на вид перьев неизвестных мне птиц, что, к слову, меня удивило, ведь куда удобнее пользоваться шариковыми или перьевыми ручками, но подобный «прогресс» тут, видимо, не в почёте. И огромное кресло, обтянутое тёмно-зеленой, практически чёрной кожей.
Я хотела было присесть на диван, но меня почему-то очень заинтересовала картина, которая притягивала к себе взгляд и впечатляла как минимум размерами проделанной художником работы. Видимо, именно она была тогда укрыта под тканью и её сохранности так обрадовался Велиал.
Когда я подошла ближе и наконец разглядела её, стало окончательно понятно, что на полотне был изображен момент изгнания из Рая, написанный маслом. Ангелы, объятые пламенем, обращались в демонов. Их волосы темнели, крылья теряли перья и превращались в перепончатые, одежда рвалась на лоскуты. В адском пламени они жались друг к другу в поисках поддержки. Над их головами сияли ангелы, сохранившие преданность своему создателю. Вооруженные мечами, копьями, сыпавшими смертоносным дождем из стрел, карали падших братьев и сестер.
Она производила на меня столь большое впечатление, что я не могла оторваться от неё. Не знаю, сколько я так простояла, возможно, минут десять, но я находила все больше и больше интересных и скрытых деталей, незаметных на первый взгляд. Дотошность автора делала свое дело — настроение работа передавала полностью. Страх, отчаянье, боль, злобу, надежду. Все смешалось в этой работе, наполняя зрителя каплей за каплей чувствами изображенных на ней существ. Всё это время я не слышала ничего из разговора между Велиалом и остальными.
— Нравится? — неожиданно прозвучавший над ухом голос Велиала заставил меня вздрогнуть. Я настолько увлеклась разглядыванием картины, что совсем потеряла связь с реальностью.
Я неуверенно кивнула. Мне не нравилось то, что было изображено, не нравился сюжет. Но впечатляло настроение,
впечатляло мастерство, с которой была она выполнена. Даже в самом маленьком нарисованном лице были видны эмоции.— А кто это нарисовал? — я с трудом смогла отвести взгляд от ангела, в котором узнала Велиала.
— Набериус, — король указал на одного из ангелов. — Это он.
Я приблизилась максимально близко, чтобы попытаться разглядеть его, но как раз себя художник нарисовал паршиво, размазанно, словно не хотел, чтобы его обвинили в чрезмерном самолюбии.
— Он мог нарисовать кого угодно идеально, с невероятной точностью. Словно нарисованный просто взял в руки раму и смотрит на тебя через неё. Но себя рисовать он ненавидел. У меня не осталось ни одного его портрета. Случись что с моей памятью — я потеряю его образ навсегда, и наше общение будет казаться каким-то невнятным сном.
— Он был красивый? — поинтересовалась я.
— Маркиза называли за глаза Журавлём не только потому, что тот мог в него превращаться, — ответил за Велиала Роберт, который уже сидел на диване. — Нозоми, тебе лучше присесть. Нам всем предстоит долгий и тяжёлый разговор.
Я послушалась его просьбы. Велиал отошел куда-то за мою спину к стеллажам и, вернувшись через минуту, протянул мне бокал вина. Убедившись, что я более-менее в состоянии удерживать его после того, как Люций едва не утопил меня в моём же разуме, король взял тот, что стоял на столике у дивана и ушел к окну, где удобно разместился в своём кресле.
— Видимо, придется начинать мне, — второй из королей задумчиво почесал щёку мизинцем и откинулся на спинку. — Асмодей уже рассказывал тебе, что в Геенне до падения была лишь земля, камни, непроглядная темнота и холод? — я кивнула. — Велиал, Набериус и Люцифер вызвались изменить это и, объединив усилия, смогли создать, как в своё время заумно выразился Асмодей, проекцию света в это измерение.
Я снова кивнула, благо память мне ещё не помахала ручкой.
— Люцифер, занимавшийся в Эдеме так же и проектировкой живых существ, отказался принимать такие условия существования, — подал голос Велиал, покачивая бокал туда-сюда, изредка вдыхая аромат вина. — Поглощая энергию пойманных демонов, он начал создание третьего Эдема. Когда день начал сменяться ночью, и земля прогрелась, прошли первые дожди, появились первые растения. Деревья. Закончив с климатом и озеленением, основой, он взялся за животный мир. Целыми днями он бродил по лесам, полям. Кто сталкивался с ним, те говорили, что он выжил из ума, постоянно что-то бормотал себе под нос.
— Он никого не допускал к этой работе. Взвалил все на свои плечи, видимо, пытаясь загладить вину перед братьями за изгнание. К слову, не все выбрались тогда из Эдема живыми, и недовольных подобным развитием событий было много. Но однажды осенью он пропал. Совсем. Ни в одном из мест, где бы он мог остановиться, мы его не нашли. Как сейчас помню, облетели листья, снег первый пошел, и где он — никто не знает. Некоторые думали, что он растратил в безумии всю энергию и погиб.
Отпив вина, я поморщилась. Алкоголь снова неприятно обжёг горло, но после третьего глотка это ощущение прошло.
— Но его нашли. Один из фермеров, возвращавшийся из соседнего поселения, оказался застигнут метелью… — Велиал прикрыл глаза, словно вновь прокручивал в памяти воспоминания о тех днях. — Тёмное небо озарилось тогда такой мощной вспышкой, что увидевшие это подумали: Эдем всё же решил нас всех уничтожить. Огненный шар, рухнувший в снег перед повозкой фермера, едва не прикончил его. Когда бедняга постучал к нам в дверь, на руках у него был маленький мальчик. Набериус всю ночь вливал тому энергию, и лишь утром ребёнок пришел в себя. Всё, что он смог сказать о себе, так это то, что его зовут Денница, и что он ангел Господень. Ни об Изгнании, ни о чем другом он не помнил.