Дереза. Любовь зла
Шрифт:
– Все-то у тебя гладко, Ульяна.
– покачала головой мать Федора.
– Тогда и реши, как мне целый день по городу с козой ходить и не выглядеть подозрительно. Чай, это не деревня и даже не Ужгард. Здесь скотину не держат, а привозят либо на торг, либо на убой.
– Хм... Так я и не просто скотина. Будешь время от времени представления давать. Как увидишь толпу людей, так и предлагай, мол ученая козочка спляшет всего за пару серебряных.
В городе с самого утра было людно, шумно. Потолкавшись на рыночной площади, Матрена Неждановна с Ульяной заработали несколько монет, узнали какой дорогой
К белокаменному забору, окружавшему дворцовый парк, они пришли после обеда. Еще немало времени ушло на то, чтобы найти ворота для черни, ведущие на задний двор, куда привозили продукты для кухни, приезжали тяжелые телеги с дровами и строевым материалом (ибо ремонтные работы на столь обширной территории велись постоянно), привозилось железо для кухни, ткани для придворных швей, бочки с заморскими винами, да и мало ли что еще требовалось для комфортной дворцовой жизни.
На этот же «черный» двор приходили люди, решившие попытать удачу и получить работу в королевском замке. Они спрашивали местных слуг, искали старших, чтобы точно узнать, есть ли какая работа и куда идти.
– Чего это они?
– тихо шепнула Ульяна своей спутнице.
– Вот же на доске объявлений написано какие работники в замке требуются, к кому и куда приходить и даже жалование указано.
– Они неграмотные.
– пояснила Матрена Неждановна.
– А это скорее для старших слуг писано, чтобы знали к кому кого посылать.
Ульяна залипла у доски объявлений. Так. Горничные в замок всегда требовались, и ходить им можно по разным комнатам - везде же чистота и порядок нужны! Вот только ей никак в горничную не обрядиться. Если уж на двух ногах ходит она вполне сносно, то копыта вызывают сложность, не говоря уже о том, что спрятать рога и бороду будет проблематично.
Матрену же в работницы не возьмут в силу возраста. Нет, вот в нашем бы мире вопросов не возникло - там ей до пенсии было бы пахать и пахать. А тут ей лишь за домом приглядывать да внуков нянчить.
Требовались помощники на кухню. Уля могла бы прикинуться старичком с бородой, а рога под колпак спрятать, но тут предпочтение отдадут молодым парнишкам. К чему старый пень на побегушках?
– Вот оно!
– и она аккуратно зубами сорвала листок со свежим объявлением и сунула его в руку Матрене.
– Пойдем назад, а то я проголодалась сегодня.
– Тебе лишь бы пожрать, окаянная!
– всплеснула руками та, но листочек в карман спрятала и потянула козу за веревку назад в город.
Не в один трактир с козой бы не пустили, поэтому Матрена просто купила на рынке пирогов да кринку кваса и направилась в сторону залива. Здесь, у старых верфей они смогли укрыться от посторонних глаз и спокойно перекусить. И не зря. Коза, уплетающая пироги, держа те передними копытами (и как только наловчилась?) привлекла бы много ненужного внимания.
– И что ты задумала?
– спросила Матрена, доставая из кармана скомканный листок бумаги, аккуратно расправила его и вчиталась в строки.
– Помощник писаря в архив... Да ты в своем уме? Ты разве сможешь писать?
– И пыфать, и фытать.
– спокойно ответила коза, дожевывая пирожок
– Надо одежды прикупить мужской, да шапку высокую. Так я вполне сойду за почтенного старца, убеленного сединами.
– Думаешь, получится?
– скептически заметила бабка.
– Из тебя помощник-то не ахти какой.
– У нас не такой большой выбор, и время не на нашей стороне. Главное - избавиться от остальных помощников.
За покупками отправились сразу же. Матрена выбирала одежду на глазок (Ну не мерять же на козу в самом деле!), торговалась как могла - денег было впритык, а одежу нужно было брать добротную, все же во дворец работать пойдет, пусть и в пыльный архив. Портки и рубаху взяли попроще, за кафтан Матрена торговалась с таким напором, что пришлось-таки приказчику сдаться и уступить, шапку требуемого размера нашли. Высока была, что добавь к ней еще пару сантиметров и в пору боярину надевать, а не козе.
А вот на сапоги денег не хватило. На оставшиеся гроши купить можно было только голяшки.
– Пошли плясать.
– вздохнула Матрена, завязывая купленную одёжу в узел.
– Еще успеем до вечера тебе на сапоги заработать.
– Это все потому, что ты портки дорогие взяла!
– упрекнула Ульяна.
– Это все потому, что кто-то слишком много ест.
– не стерпела старушка.
– Пять пирогов с ливером, а могли бы и капустными обойтись. Но нет же! Я капусту не хочу, она не свежая.
– передразнила она козу.
Вот только с представлением на рынке у них не срослось. На подмостках давали представление давешние скоморохи, а в толпе виднелись бритые головы их громил, собирающих в шапку монеты и заметивших недобрыми глазами конкурентов в лице бабки с козой. Поэтому пришлось уносить ноги, благо, преследовать их не стали.
– Ничего, - бодро пролепетала Ульяна на почти безлюдной улице, - найдем и здесь благодарных зрителей. Вон, смотри, девушки стоят в сопровождении. Сразу видно, благородные и при деньгах!
На углу улицы и в самом деле стояла большая группа дворян. Особым богатством наряда выделялась стройная девушка с распущенными светлыми волосами, украшенными золотым обручем с крупным синим камнем, который придерживал на голове белую кружевную вуаль. Сразу видно - королевна! И окружение было под стать ей - две нарядные девушки, женщина, судя по одеждам - монахиня (не исключено, что наставница девушки), а также многочисленная охрана, половина из которой была одета богато и казалась просто сопровождающими дворянами. Но Ульяна видела их настороженные взгляды и обманчивую расслабленность. Козловский помниться поступал так же - на больших приемах или при выходе в свет часто переодевал нескольких охранников в штатское или в официантов, что порой спасало его жизнь.
Это был шанс. И Матрена, воспрянув духом, уверенно зашагала к людям.
– Милостивая госпожа.
– начала она приветливо, но с достоинством, а девица отвлеклась от созерцания окон особняка напротив и перевела взгляд на старушку. И вид у нее был рассеянный, словно что-то огорчало красавицу.
– Не желаете ли посмотреть диковинку, отвлечься. Моя козочка спляшет для вас, развеселит, душу потешит.
– Иди своей дорогой, бабка!
– сказал старший в охране, и чувствовался в его голосе сильный западный акцент.