Держава (том первый)

— Чего не танцуешь? — хлопнул его по плечу Дубасов. — Гляди, как у дам глаза разгорелись. Будто прожектора у паровоза. Пойду- ка приглашу вон ту кисочку.

«Ну чего я разволновался? — успокаивал себя Аким. — Женщин что ли не видел? Да ещё сколько… Даже в неглиже… На следующий танец надо решаться. А то так и простоишь у стены. А мадам Светозарская утверждает, что это неприлично, противу правил, словом неблагопристойно», — подняв портьеру, выглянул в окно.

На улице лил дождь, каплями стекая по стеклу. Одинокий экипаж, разбрызгивая воду, бодро пролетел по мостовой.

Вздохнув, Аким отвернулся от окна и вдруг увидел её.

Хрупкая Натали скромно стояла у занавешенного окна напротив, и чуть завистливо глядела на кружащуюся в танце подругу.

А по залу витали звуки вальса, ярко светили люстры. Мужская гимназия благоухала дамскими духами.

Одаривая швейцара бутылками водки, на бал проникали бывшие ученики, а ныне юнкера и студенты. Кружились в танце даже несколько молодых офицеров.

Вся Мариинская гимназия, делая вид, что не замечает их, не отводила взгляда от бравых «душечек военных».

Дамы–наставницы бдительно следили за подопечными «глупыми девочками».

Не приведи Господи какому–нибудь «первому сенной площади гуляке», ближе, чем следует, прижать партнёршу, или слишком долго держать у своих нахальных губ её руку.

Витька Дубасов получил уже выговор от одной старой девы.

«Была, не была! — решился на подвиг Рубанов. — Зря, что ли, ей «елозющего червяка» подарил, — через весь зал, бледный от волнения, пошёл к одиноко стоявшей у окна девушке. — Взрослую причёску почему–то не сделала», — отметил Аким, улыбаясь непослушными губами.

Но она не видела его улыбки, а задумавшись о чём–то, грустно глядела вниз, на блестевший от люстр паркет.

— Р–р–разрешите, м-мадемуазель, — заикаясь от волнения и злясь от этого на себя, произнёс Аким.

Но девушка не ответила, всё так же грустно рассматривая только ей ведомый сучок, трещину или рисунок паркета.

Аким растерялся.

— Натали-и! — тихо произнёс он и увидел, как она вздрогнула и глянула на него жёлтыми своими глазищами.

— Вы мне? — прошептала, и как–то беспомощно повела взглядом, убеждая себя, что рядом никого нет и приглашают именно её.

На пальце у неё не было даже скромного колечка, тем более драгоценных ожерелий, колье или браслетов. Лишь нитка красных кораллов охватывала тонкую девичью шею.

В волнении она хотела отбросить толстую свою косу за спину, но видно зацепила бусы и нитка лопнула. Красные капельки кораллов брызнули с шеи на грудь и стекли по белизне платья вниз на пол.

Жёлтые глаза набухли слезами, а губы задрожали в смятении.

— Ну почему, почему мне так не везёт? — прошептала она, разглядывая испуганное юношеское лицо, и вдруг испугалась сама, ожидая, что он засмеётся над её неловкостью и уйдёт.

Но «первый сенной площади гуляка» вдруг присел и стал собирать красные бусины.

— Не надо, — тоже присев, положила свою ладонь на его руку, ощутив кончиками пальцев, как дёрнулась мальчишеская рука и замерла. — Не надо их собирать.., а то все, наверное, смеются над нами, — распрямилась первая, с вызовом глядя вокруг.

— Пусть только попробуют! — как взрослый мужчина, уверенно произнёс он и независимо посмотрел на окружающих. Вся его робость куда–то исчезла. — Я сумею защитить тебя! — повёл её в круг танцующих, не заметив, как она засветилась от счастья.

Да если бы и заметил, что лицо её разрумянилось, а глаза любуются им, то не понял бы. Молод ещё был и неопытен.

«Ба-а! А веснушек–то у неё на носу», — стараясь делать это незаметно, разглядывал партнёршу, кружа её в вальсе.

Она закрыла глаза и в упоении отдалась танцу. Её полные губы чуть приоткрылысь, и Акиму просто до умопомрачения, до дрожи в коленях захотелось коснуться их своими губами. Не поцеловать, что он ещё и не умел, а просто коснуться… Ощутить их вкус… Свежесть… Запах… Упругость…

Желание было столь велико, что Аким, не понимая что делает, склонившись, легко дотронулся своими губами до её, почувствовав непонятный ещё трепет, и увидел, как распахнулись её глаза, обдав его гневом.

Как нарочно музыка стихла и Натали, гордо выпрямив спину, вырвав свою руку, пошла к окну.

Опустив плечи, он поплёлся за ней, даже не обратив внимания на яростный выговор дамы–наставницы.

На следующий день, бедная Ирина Аркадьевна пила сердечные капли, потому что классные дамы из Мариинской гимназии уведомили её, что сын растёт развратным циником.

Рубанов–старший, услышав, как было дело, пожал плечами, размышляя, в чём же тут циничный разврат.

«Этих тёток, наверное, мужчина даже за руку не брал, вот они и стали мужененавистницами. Нормальный парень растёт. В меня!» — что являлось, конечно, высшей похвалой.

Мадемуазель Камилла, полностью поддерживая высоконравственных педагогинь, с уверенностью знала, что юноша превращается в маньяка.

«То–то всё лето за мной подглядывал», — монотонно читала провинившимуся азбуку приличий мадам Светозарской, хотя ясно осознавала, что скорее мёртвый воспрянет от припарок, чем её подопечный усвоит светский этикет, благовоспитанность и вежливость.

— Разве вы не знаете, — вещала она, — что на танцевальный вечер каждый едет веселиться, но, мысля о собственном удовольствии, о котором вы только и думаете, не следует забывать, что все ваши действия должны быть обращены также в пользу и приятность другим… Молодые, благовоспитанные люди, что к вам с братом практически не относится, приглашая девицу на кадриль, должны поклониться и сказать: «Позвольте, сударыня, иметь честь пригласить вас на кадриль»… Если же дама вам знакома, то можно сказать просто: «Не откажите мне в удовольствии танцевать с вами эту кадриль». А вы как партнёршу приглашали? — задала вопрос, требовательно глядя на задумчиво перебиравшего какие–то красные камушки, недоросля.

— Что? — будто проснулся тот. — Как я приглашал? — грустно улыбнулся. — Как и все развратники: «Не откажите мне в удовольствии закадрить вас!»

— Кошмар! Клеопатру Светозарскую от подобного приглашения разбил бы паралич. А на вас, мон шер, одуряющее действие произвела бальная музыка, яркое освещение, душистая атмосфера и самый говор весёлой толпы. От этого можно опьянеть! Потому следует неустанно поверять все свои действия, сдерживать излишнюю весёлость, умерять диапазон голоса, смягчать самые жесты, которые из изящных, легко могут сделаться слишком свободными и оскорбить собою деликатный вкус дамы. Что и случилось с вами на