Десантники
Шрифт:
В нашем взводе оказались отличные молодые ребята, особенно мне запомнились мои близкие товарищи: Труш, Ячменев, Шипицин, Сиянко, Захаров.
В боях Сиянко погиб, Ячменев был тяжело ранен, а он был самым смелым из нас.
Через несколько дней после прибытия в бригаду нам представили нашего командира взвода.
Это был лейтенант Алексей Хворов, бывший инженер. Он оказался хорошим человеком и заслужил уважение у личного состава взвода.
А затем началась специальная и десантная подготовка. Прыгали много. До отправки на фронт мы успели сделать по тридцать прыжков, несколько раз было, что в один день мы делали по два прыжка. Первые прыжки делали с аэростата, с инструктором, с высоты пятьсот метров, а потом десантировались с «дугласов». Самым неприятным делом для нас являлись ночные прыжки.
Вообще, при каждом учебном прыжке на бригаду было по два-три погибших, и этот
Саперный взвод изучил все основные виды немецких и наших мин, основы минирования и разминирования, и к диверсионной работе во вражеском тылу мы были готовы.
Вооружили нас автоматами ППС и ППШ, а в каждый учебный прыжок, помимо основного снаряжения, мы брали с собой картонный «кирпич», обмазанный смолой, – коробка с одной тысячей патронов к автомату. Среди нас не было бывших фронтовиков, и поэтому никто нам не мог толком объяснить, что на самом деле ожидает нас в немецком тылу или на передовой.
Отрабатывали «захват населенного пункта в немецком тылу». Нас десантировали группами примерно с пятнадцати самолетов, и сразу после приземления мы атаковали «опорный пункт противника». Не помню, чтобы на учениях было одномоментное десантирование всей бригады.
Мы носили при себе финки – стропорезы, но, например, не знали рукопашного боя.
В один из дней наш взвод сидел на поляне, где мы знакомились с устройством десантного мягкого грузового мешка. Хворов в тот день отсутствовал, и я вместо него вел занятия, читал ребятам вслух текст инструкции к этому десантному мешку. Вдруг появляется большая группа старших офицеров, впереди два генерала из штаба ВДВ. Подошли к нам, взвод встал по стойке смирно, и я доложил, что отдельный саперный взвод находится на занятиях. Генералы по очереди стали задавать мне вопросы, я на все ответил четко и правильно, и тогда один из генералов сказал комбригу «Дать этому бойцу звание старшего сержанта». И меня сразу назначили на должность помощника командира взвода, но по званию я оставался ефрейтором.
Вы сказали, что в 25-й бригаде не было десантников с предыдущим боевым опытом действий в немецком тылу. Но, по крайней мере, опыт других бригад, когда-то уже десантированных к немцам в тыл, как-то обсуждался среди бойцов или на занятиях?
Не помню такого. Ходили слухи и разговоры, что летчики осенью 1943 года по своей трусости или по ошибке сбросили две бригады в Днепр, и весь десант потонул.
Поэтому летчиков ненавидели, и любой десантник считал за правое дело набить морду каждому встреченному в «тихом и темном углу» авиатору.
Поздней осенью 1944 года пошли слухи, что нас готовят в десант «на Венгрию», и, когда нас отправили эшелонами к фронту, вместе с парашютами и со всем специальным снаряжением, мы были уверены, что скоро пойдем в десант, а через несколько дней из нас сделали обычную пехоту.
На фронт мы приехали уже не десантниками 25-й ВДБр, а обычными пехотинцами.
Следующий вопрос сформулируем так: «Бои в Венгрии».
У меня в памяти события в Венгрии особо не сохранились. Прибыли под Будапешт, когда Пешт был у наших, а Буда в немецких руках, и стали готовиться к уличным боям.
Саперный взвод разместился в богатом поместье, хозяин которого сбежал с немцами, и здесь мы впервые увидели, как живут европейцы. Мы разгрузили свое саперное имущество, мины, ящики с толом, и стали обследовать это поместье. Когда обнаружили большой винный подвал, то нам стало вообще «…и жить хорошо, и жизнь хороша»…
Но вместо Будапешта нас бросили в район города Папа, потом были бои на реке Раба и стычки с немцами в районе города Шервар, в которых саперный взвод был мало задействован.
Запомнилось, как венгры стали массово сдаваться в плен, шли к нам под белым флагом в батальонных колоннах, а потом их без оружия отпускали по домам. Мы дразнили венгров: «Эй, немцы», а они в ответ кричали: «Нет! Мы мадьяры!».
Я прочитал один из Ваших наградных листов. Во время взятия Вены Вы лично спасли от взрыва один из мостов Дунайского канала. Как все произошло?
Это было, кажется, 8 апреля. Саперный взвод находился при штабе полка, и командир приказал устроить ему НП на самом высоком месте. Нашли точку в районе мужского монастыря, откуда открывался прекрасный обзор, но тут прилетела американская авиация, около ста самолетов, и стала бомбить дунайский берег
прямо перед НП. Все заволокло дымом и нам приказали найти новый НП. Спустились вниз, видим мост через канал. Взводный приказал проверить, заминирован ли мост. Послал к мосту меня и Труша, но пройти к реке в полный рост мы не имели возможности, по нам с разных мест вели огонь снайпера. Пришлось где ползком, где перебежками, прижимаясь к стенам домов, по переулкам добираться до моста. Но все оказалось непросто, снайпера устроили за нами охоту, и я до сих пор не пойму, как нас не убили еще на подходе к мосту. Мы залегли в разрушенной пулеметной точке, в которую было прямое попадание, лежали среди кусков мяса, среди разорванных тел, и прямо передо мной в крови лежали карманные часы кого-то из убитых пулеметчиков. Решили сделать еще один бросок вперед, но опять – огонь по нам, и мы вдоль опорной стенки канала поползли прямо к мосту.Там, возле моста, увидели двух бойцов с ПТР, которые лежали прямо на дороге, скрываясь за баррикадой. С нашей стороны въезд на мост закрыт баррикадой из шпал и кусков рельсов, баррикада метра два высотой, а сам мост длинной метров восемьдесят – сто. Я на мост посмотрел, не видно никаких поверхностных повреждений, значит, скорее всего, немцы мины здесь не закладывали.
На противоположной стороне появился немецкий танк, «Тигр», и пошел по мосту к нашему берегу. Я говорю пэтээровцам: «Ну что же вы не стреляете, так вашу!» – «Мы «тигр» не возьмем!», а танк в это время стал разворачиваться на мосту. «Ну врежьте по нему, вот же, он борт подставил!» – «А у нас всего один патрон!». А танк вернулся по мосту на свою сторону, съехал вправо, и, видно, танкисты нас заметили. Снаряд разорвался прямо над нами, осколки кирпичей полетели на наши головы. Мы, не дожидаясь второго снаряда, стали отползать с этого места, и через метров десять я наткнулся на люк на мостовой, знаете, такими прикрывают канализационные колодцы. Люк сдвинули, и вниз по скобам, метра три. Спустились, вроде все четверо целые, находимся в почти круглой бетонной трубе, а перед нами виден весь низ моста. Я прошел по трубе вперед, и увидел, что к мосту подвешены ящики со взрывчаткой, и от них под мостом на ту сторону идет «пучок» толстых проводов, все подготовлено к взрыву. Мы вышли из трубы, меня ребята подсадили, я добрался до проводов и основной провод перерезал финкой. Провод не был натянут крепко и с шумом упал в воду. И тут нас заметили и по нам открыли огонь из пулеметов, мы сразу назад, в трубу, и пока огонь прекратился, прошло полчаса. Когда стихло, я вернулся к Хворову и доложил, что мост спасен от взрыва. К мосту подошли наши танки, тросами, под огневым прикрытием, растащили баррикаду, и пошли на ту сторону.
Вот, в принципе, и вся история с этим мостом через Дунайский канал в Вене.
После взятия Вены где воевал Ваш полк?
В Австрийских Альпах. Там со мной один эпизод произошел, о котором стоит рассказать, поскольку он подходит под определение «чудом выжил».
Там шел жестокий бой за горную деревню, которая называлась Гитлердорф, мы еще думали, что это родина Гитлера, если австрийцы так деревню назвали. Три раза наш 1-й батальон ходил в атаку на эту деревню, и все три раза неудачно. Атаковать надо было с горы вниз, до моста через горную реку, и снова по склону, уже вверх, к деревне, и немцы сверху, просто, видя всю местность как на ладони, косили из пулеметов атакующих десантников.
Артиллерию и танки туда подтянуть не могли, горный рельеф не позволял пройти технике. Комбат затребовал к себе саперов, утверждая, что мост через реку заминирован, и комполка Кащук приказал Хворову прибыть в 1-й батальон. Взводный взял с собой пять человек.
Прибыли с лейтенантом к мосту в 1-ую роту, а ротный Хворову говорит: «Я уже больше половины бойцов здесь потерял». Стало темнеть.
С мостом мы разобрались, я спрашиваю Хворова: «Что дальше?» – «Пошли в штаб батальона». А штаб находился на горе, напротив этого Гитлердорфа, в каменном крепком доме.
Там, в штабе, было всего человек пять-семь, радистка, писарь, комбат с ординарцем, и еще кто-то из офицеров. Комбат нам говорит: «Ложитесь спать спокойно. У нас тут не дом, а настоящая крепость». И действительно, перед домом выложена стена из камней. Но комбат все же приказал прислать еще человек пять бойцов из одной роты, на всякий случай, чтобы хватило людей для обороны штаба, если ночью немцы нас обойдут по горам. Предчувствовал нехорошее.
Ночью слева от дома послышались шаги, слышно, что к нам группа идет, а не одиночка, мы вскочили на ноги, и тут поднялась стрельба. А в ответ на стрельбу нам орут на русском языке: «Сволочи, вы что сдурели! По своим стреляете! Мать вашу!»