Desiderata. Созвездие судеб

– Ваше Величество, – Советник устало помассировал переносицу. – Я, как бы ни был к вам лоялен, все же не нахожу текущую тему подходящей для шуток.

– Отчего же? Смерть такое же естественное явление, как и то, о каком ты только что так безжизненно повествовал. Хотелось бы мне еще добавить – в самых красочных выражениях, однако все они теряли свои краски в твоих устах. Весьма, я должен заметить...

– Не продолжайте, пожалуйста.

– ... соблазнительных. Так что не морочь мне голову. Отчего это мне стоит воздержаться от шуток?

– Оттого хотя бы, что ваш новый посетитель явственно так же не находит их забавными.

– Вот как?

– Постельный режим испортил ваш характер окончательно – если, конечно, сие вообще было возможным. Вы просто невыносимы.

– А я и не прошу меня никуда выносить – еще чего! – Наполеон перекатил голову по смятой подушке и теперь взирал на Достия.

Что же,

спросил он, – тебе и правда не по нутру мои речи?

– Нет... Да... То есть... – Юноша опустил взгляд в пол, и прикусил губу. Донельзя было неловко говорить о своем недовольстве близкому, да еще и нездоровому человеку. Ко всему прочему, непривычно было видеть монарха в таком минорном настрое.

– Право же, господин Советник верно сказал, – наконец, нашелся молодой человек. – Это совсем не шуточная тема. Никто из нас не желал бы вашей смерти...

Я пока не планирую ее,

милостиво сообщил монарх с таким видом, как будто только этим утром Смерть являлась к нему на аудиенцию и умоляла оказать ей честь и почтить своим присутствием тот свет, а Его Величество пролистал свое расписание и не нашел это возможным. – У меня еще не готовы распоряжения на этот счет.

– А вы и это собираетесь обставить согласно собственному плану? – кисло осведомился Бальзак. Очевидно, он в очередной раз убедился, что Наполеон стремится командовать всем, до чего может дотянуться, включая собственную кончину – а еще на придворного архитектора, помнится, пенял!

– Разумеется. Кто же всем распорядится как должно, ежели не я? – высокомерно отозвался тот.- Ты видел смету похорон моего батюшки, чтоб ему на том свете... прости, Достий. Я хотел сказать – хорошо жилось. Да. Вот как мне при нем – вот так же хорошо...О чем я?

– О смете.

– Точно. Так вот, там на одни панихиды знаешь сколько пошло? А свечей? О боже, да на эту сумму можно было построить пару больниц или хороший военный корабль...

– Кто о чем...

– Я дело говорю! – рассердился монарх.- На том свете мне плевать будет и на свечи и на псалмы. Вон пусть Достий надо мной прочтет что-нибудь,только не очень длинное – и закапывайте.

– Должен вам сказать...

– Ничего ты не должен.

– Хочу заметить...

– О-о-о, хочешь. Это уже интереснее. И чего же ты хочешь? В смысле заметить, конечно? – кажется, Его Величество откровенно насмешничал.- Давай, я жажду знать твои тайные желания во всех подробностях...

– Я хочу вам заметить, что вы все еще упорно придерживаетесь темы, не подходящей не только для шуток но и для обсуждения.

– А я хочу сказать тебе, что не только не шучу, но и совершенно серьезен. Если я не оставлю по этому поводу своих распоряжений, то, как пить дать, моя родня все вывернет по-своему, оно мне надо?

Император заерзал, устраиваясь удобнее, и тут же поморщился, так как это движение доставило неприятные ощущения.

– Сумасшедший дом, – буркнул он. – Лучше бы я от вас в казарму сбежал, честное слово.

– В казарму? – сощурился на него Советник.

– Точно. Быстренько перевязали, два дня в лазарете покурлыкал на дощатых нарах и в строй. Нет же...

– Нет.

– Вот-вот. С вами каши не сваришь: вылеживай, не понятно с какого перепугу...

– Приказы медицинского персонала не обсуждаются даже высшим командованием. Армейский устав, пункт 42, подпункт 11. А отец Теодор как-никак в госпитале работал, и он ясно сказал...

– Теодор сказал то, что ты его попросил сказать. Точнее, на что ты ему намекнул. Я-то знаю...

Достий печально переводил глаза с одного спорщика на другого, а после последней реплики горестно вздохнул.

– Ваше Величество, – попросил он, – вы бы так не напрягались, диафрагма же... Ну правда...

– Еще и эту невинную овечку научили, – Наполеон устало закрыл глаза.- Меня окружают параноики.

– Скажите за это спасибо, – Бальзак был неумолим. – Мне не улыбается смена династии послезавтра, знаете ли.

– Какая еще смена династии? – не понял Наполеон, и даже один глаз приоткрыл. – Дядья у меня тоже все Бонапарты же...

Бальзак бросил на правителя убийственный взгляд.

– Как думаете, – процедил он, – как долго они продержатся на престоле?

– Отравишь? – повеселел тот, однако Советнику надоели препирательства. Он громко захлопнул книгу, опустил ее на стол, к стопке других, и поднялся.

– Пост сдал, – сообщил он Достию с такой интонацией, как будто принес весть о моровом поветрии, охватившем весь континент. – А меня ждут более важные дела, чем эти фантастические прожекты.

И с этими словами был таков.

Достий пробравшись к своему любимому карверу, молчал, стесняясь и не зная, куда себя деть. Молодой человек с ужасом ожидал, что монарх теперь затронет еще какую столь же неудобную и щекотливую тему. Тот, конечно же, не преминул высказаться именно в этом ключе.

– Зря ты, Достий, книжку-то вернул… Полезное чтиво.

Молодой человек издал неопределенный звук, который можно было бы расценить и как согласие, и как робкое нежелание продолжать подобный разговор.

– Ну полно, знаю я тебя, под стул спрячешься вместо того, чтобы побеседовать нормально… Ты с собой вон, я смотрю, свою литературу принес. Что это?

– «Правила исповедника» старца Максимия… – совсем стушевался Достий.

– Что еще за правила? – монарх неожиданно прибодрился, пристроил руки под головой, чтобы она была повыше и удобнее было смотреть на собеседника. Достий сбивчиво и вполголоса пояснил – книжица в его руках, тонкая и весьма потрепанная, содержала свод наставлений, коими должен был руководствоваться любой священнослужитель, допущенный к таинству исповеди. Правила эти, хоть и путанные и не поддающиеся однозначной трактовке местами, были обязательны для изучения, а набиралось их три десятка.