Desiderata. Созвездие судеб

– Что из этого следует? – прервал его отец Теодор. Достию показалось, он знает уже обо всем, и рассказ ведется единственно для него, Достия.

– Из этого следует, Теодор, что интерес к тебе повышенный. К тебе и твоему окружению. Они заприметили брата Достия.

Юноша невольно вцепился в руку духовника, словно они были в толпе и могли нечаянно потерять друг друга. Уже после осознал свое движение, хотел отпрянуть, но сил не было это сделать. Эдак он всякий раз цеплялся за любимого, почуяв опасность.

– Как же это – заприметили? На что же я им нужен? – спросил Достий.

– Они и сами этого толком еще не знают. Но думают, что авось сгодишься. Тем более, ты наверняка не просто так всегда находишься при мне и Теодоре, и Его Величество к тебе благосклонен. Стало быть, ты что-то значишь для нас и чем-то ценен.

– Чего же они от меня хотят?! – Достий почувствовал себя маленьким зверьком, над которым в небе кружат коршуны.

– О, сгодится все! В Синоде пока что просто желают знать, кто ты такой. А уж потом придумают, чем ты можешь быть им полезным. В связи с этим я бы хотел обсудить еще один щекотливый вопрос…

Император, не оборачиваясь, издал приглушенное рычание – «щекотливый вопрос» был ему явно не по нутру. Отец Теодор же взял Достия за обе руки.

– Вы оба, должно быть, согласитесь со мной, что Синод будет вовсе не прочь избавиться от вас. Возможно, у них есть уже какие-то договоренности с кабинетом министров. А это значит, вам нужно быть очень и очень осторожными. Говоря по существу, за вами ведется слежка – покуда не очень настырная, но чем дальше, тем изощреннее она будет, таковы мои неутешительные прогнозы. Они что-то подозревают.

Достий вспомнил невольно вчерашнего визитера, который топтался на лестнице. Неужто это один из соглядатаев? И сколько их таких еще будет? Юноша позволил себе, однако, усмехнуться про себя грустно. За чем же наблюдать господам из Синода, ежели отношения их с Теодором пошли наперекосяк с того вечера? Может, на том они и завершатся. Достий думал об этом, а сам невольно сжимал пальцы святого отца в своих руках. «По привычке, – подумал Достий с болью. – По привычке, что у меня, что у него.»

– Если уж подозревают, то нас всех, – неожиданно заговорил Наполеон, отвернувшись, наконец, от окна. – Ежели нас с Балем вдруг застанут в двусмысленном положении – я смогу еще совладать с этим. Всего-то и произойдет, что былые слухи всколыхнутся. Скажут, Его Величество за старое принялся, скучает без жены, которая в тягости, к тому же. Да и знают, что я спуску не дам, если кто вздумает меня шантажировать или еще как донимать. Что же до тебя, Теодор, то тут хлопот не оберешься. У господ из Синода к нарушению законов божьих и целибата строгость избирательная – особенно если можно что-то из этого извлечь. А уж к тебе у них претензии имеются. Тьфу, чтоб их черти в преисподней коптили!

– Наполеон!

– Да зла на них не хватает! – буркнул монарх, снова отворачиваясь к окну.

– Что же, нам видеться теперь нельзя? – спросил Достий только ради того, чтобы изобразить заинтересованность в возникшей проблеме – уж чего ему не хотелось, так это втягивать в свои перипетии Советника с Императором.

– Можно, почему же нет? Просто помните каждый раз, что у стен есть уши. А также глаза, ноги и прочее, чего обычно стенам не полагается. Тем и плохо ваше положение – да и наше тоже – что в любой момент где-то могут затаиться наблюдатели.

Достий замер, ничего не видя перед собой, в голове у него шумело от волнения и роя мыслей. Чувствовал он себя так, словно он сидел себе спокойно в театре, в глубине ложи, скрытый ото всех бархатными портьерами – да вдруг неведомая сила перенесла его на сцену, на обозрение всем. Сотни глаз уставились на него, через игрушечные театральные бинокли, через изящные лорнеты и очки, а то и не вооруженные ничем, но не менее пристальные… А он, совершенно беззащитный под этим надзором, стоит на сцене совсем один.

От скверных и тревожных мыслей отвлекла теплая ладонь, скользящая по волосам – отец Теодор заметил растерянный и обездоленный вид юноши и теперь старался его обнадежить.

– Не бойся так, – произнес он. – Мы осторожны будем. Придется поприкидываться, что ж тут поделать…

Достий потупился и закусил губу, не зная, чем теперь ответить, да и не желая ничего произносить – как пить дать голос задрожит, вызывая жалость.

– Зачем прикидываться? – вдруг произнес Бальзак. – Я как раз об этом поговорить хотел. Ты, Теодор, знаешь, что я достаточно долго уже обучаю Достия светским наукам, но вот богословие и прочие подобные предметы преподавать ему не могу – вот ты и взялся бы за это. И выглядит это не подозрительно, и Достию польза, и вам повод вместе побыть… Синод все равно покуда строит предположения, что он твой преемник.

– Откуда ты знаешь это все? – изумился Теодор. Бальзак равнодушно пожал плечами.

– Я же нетопырь… Летаю по городу, собираю сведения…

– Прекрати, – процедил сквозь зубы Его Величество.

– Это всего лишь прозвище, мой Император. Слова, хоть обидные, хоть хвалебные, чаще всего недорого стоят…

====== Глава 9 ======

После подобного разговора осадок остался, мягко говоря, неприятный. В душе господствовала невыносимая тоска. Наполеон и Бальзак пеклись об их с духовником участи, делали все, чтобы любовь их была в тайне – а что же выходило из этого? Все это вполне могло быть зря…

Достий, промаявшись несколько часов после их беседы, отложил учебник и покинул свою комнату. Он не знал, чем занят был святой отец, но на всякий случай настроил себя на предельно откровенный разговор с ним. В общем как настроил… Вдруг осознал всю ситуацию и даже остановился, чтобы прислониться к стене – давление плохого предчувствия было почти физическим, как будто непосильная ноша сверзилась с небес ему на плечи. Неужто все, что раньше было славным, приносящим радость и удовольствие, теперь закончится? И даже не потому, что с этих пор нельзя без опаски проявить свое теплое отношение к близкому человеку, а потому, что само это теплое отношение вот-вот иссякнет. Достий знавал о семейной жизни лишь от других, но неоднократно слышал, что у многих пар любовь проходит через несколько лет, вскрываются противоречия в характере супругов и вдруг выясняется, что оба они – люди настолько разные, что вместе им быть тяжело, а то и невозможно.

Неужто подобное произошло с ним и отцом Теодором? Может, давно уже есть у его любимого повод для ссор и размолвок, а он все держит в себе, жалея чуткого и ранимого Достия? Молодой человек почти всхлипнул и отчаянно подумал, что с такими мыслями не доберется до комнаты любимого, расплачется по пути и уйдет к себе, переживать свою печаль молча и в одиночку. Однако Достию больше хотелось поговорить, внести ясность, а затем уже плакать над своей участью.

– Отчего ты смурной такой? – тут же встревожился духовник, едва ученик предстал перед его взором. – Ну-ка выкладывай мне все!

«Он волнуется о моем благополучии, – подумал Достий, – а меж тем для него это долг, и возможно, тягостный…»

– Достий!.. – в голосе отца Теодора уже сквозило неприкрытое отчаяние. – Да не молчи же… Говори, что стряслось?

Он привычным и уверенным движением привлек юношу к себе и усадил на колени. Достий невольно отвернулся – близость к любимому сейчас вовсе не радовала, а причиняла боль – могло ведь статься, на этих коленях он сидел в последний раз.

– Я просто подумал…