Desiderata. Созвездие судеб

– Это лишь на пользу пойдет. Уверяю тебя.

– Вот ни капли сострадания к бедной мученице…

– А тем часом я напоминаю, что еще несколько минут назад Ваше Величество предпринимали попытку уснуть сидя и с открытыми глазами, не прекращая отвечать на вопросы, – дипломатично напомнил Советник. – Я присоединяюсь к вескому мнению нашего святого отца и взываю к вашему инстинкту самосохранения. Ступайте досыпать, мой Император.

– О, Господи!.. – Наполеон так и просиял. – Я дождался этого светлого дня: мой Советник в кои-то веки сам зазывает меня в постель…

– Спать!

– Да, да, потом-то можно и спать, конечно… Нечто я изверг какой?

Духовник со стуком захлопнул ведомственную книгу, которую все это время держал на коленях.

– С вами сегодня невозможно работать: хуже труппы Оперы, право слово… – припечатал он. – Достий, пойдем, оставим их. Пусть творят, что хотят.

– Теодор, погоди, не беги, – засобирался вдруг и Советник. Вид у него сделался чрезвычайно серьезный и ответственный. – Если уж на то пошло, то я тоже покидаю это место.

– Это еще почему? – возмутился Император.

– Отправлюсь в спальню, – сокрушенно вздохнул Бальзак. – Похоже, это единственный способ заставить вас там оказаться.

– По-моему, вышло просто отлично, – заметил Его Величество, затворяя двери спальни за ним самим и его Советником. Бальзак только тихо фыркнул, будто недовольный кот. Наполеона, впрочем, было не смутить такими мелочами – одной рукой все еще прижимая дверную ручку, будто опасаясь что кто-то посторонний мог бы ворваться к нему в неурочный час (привычка очень старая, родом из того времени, когда он еще был принцем), второй он привлек любимого к себе, беззастенчиво целуя в бледные губы.

– Отлично, – повторил он. – Враг повержен, мы справились, и я намереваюсь это отпраздновать. До завтрашнего утра мы вполне можем отгородиться от мира… – его улыбка сделалась мечтательной и предвкушающей, тогда как Советник лишь лаконично поднял одну бровь, будто вопрошая, какая еще невидаль взбрела в монаршую голову.

– Такой неприступный, – произнес Наполеон, оглаживая большим пальцем острую советничью скулу. – Посмотрим, останешься ли ты таким же невозмутимым, когда я тебя раздену.

– О боже, – Бальзак закатил глаза, – вам ведь не шестнадцать лет, чтобы…

– Это не мешает мне сходить с ума от твоего обнаженного тела. Так что да, первое, что я сделаю – это избавлю тебя от всех покровов. И не позволю ни единой тряпке скрывать тебя от меня… По крайней мере, до завтрашнего утра, – добавил он со вздохом. – Увы, мы не в Османской империи, и я не могу объявить тебя своей собственностью и лишить права на одежду вообще…

– Вам не кажется, что подобная традиция оскорбляет человеческое достоинство?

– С твоим достоинством я уж как-нибудь придумаю, что делать, – ухмыльнулся монарх, притискивая собеседника к себе еще крепче и подчеркивая тем двусмысленность фразы. Он, наконец, отпустил дверную ручку, и обнял Советника по настоящему, огладил спину, плечи, поднимая руки все выше, зарываясь пальцами в темные волны волос и притягивая голову к себе ближе для нового поцелуя. Бальзак уперся было ладонями ему в грудь, но жест этот, призванный оградить его от чужого посягательства, обернулся против него самого, когда оказалось что монарх не намеревается размыкать крепких объятий, и, следовательно, высвобождать чужие руки.

– Так как? – изогнул губы в хищной улыбке Император. – Ты покоришься моей воле, или, может, даже изволишь порадовать мой взор тем, как лишишь себя этого тряпья самостоятельно?

Впрочем, вопрошая, он уже и сам знал ответ наперед – вслепую, не путаясь в давно знакомых вещах, он принялся сноровисто за пуговицы, и спустя минуту последние – довольно слабые – попытки к сопротивлению были подавлены. Ворох одежды полетел на ближайшее кресло, отшвырнутый нетерпеливой рукой монарха. Штиблеты отправились следом.

– И?.. – снова шевельнул бровью Советник. – Каковы ваши дальнейшие планы?

Вместо ответа Наполеон привычным жестом подхватил дорогого ему человека на руки, и на мгновение застыл, прижимая к себе, наслаждаясь тем, как в первый – всегда неожиданный – миг Бальзак судорожно цепляется за него. Не отвечая на вопрос, он направился в сторону ванной комнаты. К его спальне примыкало довольно обширное ее помещение, выложенное белыми в синей глазурной росписи изразцами. Фаянсовая ванна была достаточно широка, хотя и уступала загорской – зато выполнена была изящно, а все металлические ее части сияли, надраенные. Проходя мимо ростового зеркала Император сбавил шаг и полюбовался на их совместное отражение, зная, что Бальзак тоже его ловит, хотя и смотрит как будто бы в другую сторону. Опустив Советника на пол – а вернее, на тростниковую подстилку, чтобы не холодить ног – Наполеон пустил горячую воду и небрежно занялся своим костюмом, отправляя на вешалку мундир.

– Сколько мы не уединялись так?.. – поинтересовался он через плечо. – Кажется, еще с Загории?

– Если вы подразумеваете нахождение вдвоем в ванной комнате, то да, – последовал скрупулезный ответ. – А если о совместном мытье, то несколько дольше.

Вода прибывала быстро, и уже спустя несколько минут монарх расслабленно вытянул ноги, откидываясь на спину, и обнимая сидящего впереди своего Советника. Волосы у того скоро намокли, и липли к лицу, а Наполеон убирал их, терпеливо и осторожно. Он касался чужого тела без подчеркнутого своего нетерпения, выражая любовное внимание, но пока не страсть. Бальзак, откинув голову ему на плечо, опустил веки, расслабляясь, и – Император знал это достоверно – чувствовал себя сейчас в полной безопасности. В их жизни случались многочисленные неприятные казусы, связанные с личными отношениями, и порой приходилось в считанные мгновенья приводить себя в порядок, торопливо отступая из-за очередной портьеры – однако ни единого раза подобного не происходило, когда они были в ванной. По этой причине она представлялась Советнику достаточно безопасным местом.

– Я люблю тебя чувствовать, – тихо поделился Наполеон, приблизив губы к чужому уху. – Всем телом, вот так… Потом перецелую каждый дюйм, дай только добраться до постели… – он прервался, почувствовав, как напряглась чужая спина.

– Что-то не так? – прозорливо уточнил он. – Баль?..

– Не сейчас, – уклончиво отозвался тот.

– Сейчас, – Наполеон потерся о него щекой. – Я очень хочу. Каждое местечко, чтоб ты покричал, пока я тебя помучаю… Ты ведь любишь, когда…

– Мой Император, право, лучше в иной раз, это…

– О, я понял, кажется.

Не спрашивая более, Наполеон привстал с места, придерживая любимого, потянувшись к находящейся неподалеку полке, уставленной флаконами и тюбиками, и извлек один из них на ощупь. Бальзака это действо отчего-то насторожило – он подобрался.

– Не стоит, – повторил он. Наполеон мягко усадил его обратно, и принялся возиться с извлеченным тюбиком, не уделяя внимания протестам. Но когда его Советник предпринял попытку несколько отстраниться от него, удержал его за плечо.