Desiderata. Созвездие судеб

– Расскажи мне о скудном периоде, – попросил тот вкрадчиво.

Наконец прозвучал вопрос, который был очень хорошо знаком Достию. Да и всего их по иконоведению было два десятка – маловато для такой объемной дисциплины, но все же.

О «скудниках» Достий рассказал подробно и без запинок. О том, что некогда в церковном искусстве и быту процветал аскетизм, запрещающий все яркое, дорогое и вычурное. К тому периоду принадлежали мрачные невыразительные иконы. Зато нашлось несколько мастеров, которые, раз уж приходилось обходиться без ярких красок и красивых окладов, решились научиться у светских художников перспективе и применить ее в иконописи. Так на свет появилось несколько икон, потрясающих по своей глубине и необычности. Однако, они были объявлены церковью еретическими и уничтожены. Осталась только пара копий, что можно было увидеть в музеях.

Ответ был выслушан довольно дружелюбно, и когда пришел черед дополнительных вопросов, то преподаватель произнес:

– Ну а как же современное искусство? Там божественная тема тоже довольно распространена.

Достий сперва наморщил лоб, вспоминая список вопросов. Как он ни старался, современного искусства он припомнить не мог среди них, да и как бы оно попала туда? Иконопись есть иконопись… Но выразить свою мысль не успел, потому что вмешался доселе молчавший наблюдатель – Бальзак де Критез.

– В списке вопросов не было данной темы, – произнес он монотонно и, когда все обернулись к нему, кивнул на лежащую перед ним бумагу.

– Что же, по-вашему, она не стоит внимания? – иконовед смотрел на Советника, Достий видел теперь его нечеткий, словно с потертой монеты профиль.

– Стоит, но возможно, не в…

– Прошу простить меня, но… – Достий поерзал на стуле. – Я знаю. Я могу ответить.

– Этого не было в списке вопросов, – Советник по-прежнему выглядел недовольным и настороженным (впрочем, так он выглядел наиболее часто). Судя по всему,он держался той мысли, что противнику нельзя позволять требовать большего, нежели на то было их право.

– Я расскажу, – снова повторил Достий.

Изобразительное искусство Достий любил и почитал, потому как оно развивало чувство прекрасного в человеке, давало понять, что есть красота. А потому молодой человек с интересом и увлечением читал книги по истории искусства, просматривал фотографии со скульптурами и картинами. Особое внимание он обращал на произведение, если оно напрямую касалось его рода занятий. Конечно, интересно было, как художник или скульптор видит ту или иную сцену из Книг Пророков. Потому вопрос этот, хоть и без нарочной зубрежки, был знаком ему и получил достойный ответ.

Окончательно ободрившись своим везением (оно, казалось, снова встало в свою колею), Достий приступил к сдаче экзамена по географии. Его даже не напугал преподаватель, суровый и грузный мужчина средних лет, смотрящий так, словно экзаменуемый его смертельно оскорбил или незаслуженно предал всенародной анафеме.

– Озеро Ферль, все его притоки, ближайшие горы.

Несколько раз сморгнув, Достий так и расплылся в улыбке. Подобным – пусть и не точно таким же – образом он изучал географию под руководством святого отца, тогда еще настоятеля монастыря имени Святого Фредерика. То была всего лишь игра, а потому святой отец задавал вполне себе каверзные задачки – найти на карте крошечную речушку или горный пик, обозначенный всего лишь точкой. При таких упражнениях карта запоминалась сама собой без видимых усилий, стоило лишь освежить приобретенные тогда знания. Бойкость ответов и улыбка непонятного происхождения, похоже, выбили преподавателя из колеи, и он скоро закончил со своим опросом, причем взгляд его явно утратил суровость.

Следующим этапом собеседования было богословие, и Достий уже мысленно ликовал – еще бы. Ведь отец Теодор озаботился тем, чтобы у молодого человека всегда было под рукой достойное чтиво по этому вопросу, много Достий почерпнул и из их бесед. Он любил послушать рассуждения духовника о вере и всегда старался запомнить, тем более внимая объяснениям, которые касались экзамена.

На столе перед новым преподавателем не было ни дюйма свободного места, все застилали бумаги и тетради – похоже, он решил скоротать время до своего опроса за какой-то работой. Сам богослов показался Достию очень забавным и, в общем-то, приятным. Немолодой уже, но, тем не менее, шустрый и суетливый, он то и дело перекладывал что-то с места на место и бормотал под нос. Копна легких и совершенно белых волос, напоминающих тополиный пух, колебалась в такт его движениям. Одним словом, он выглядел безобидно, и Достий, как только к нему обратился взгляд хитроватых и, кажется, очень зорких глаз, улыбнулся невольно. И каково же было его удивление, когда на эту улыбку ответили.

– Начнем с азов, – седая шевелюра всколыхнулась от кивка. – Расскажи мне про крест.

Столь простой и понятный даже маленьким детям вопрос Достий разложил по полочкам. Его выслушали внимательно, поддакивая и подбадривая, хоть и шурша при этом бумагой непрестанно. Следующие два вопроса – про иерархию Пророков и праздник Снисхождения – молодой человек также преодолел легко. Настолько легко, что ему стало невольно не по себе – а нет ли тут подвоха.

– Сколько дней Отец Небесный создавал мир?

– Семь дней, – ответил Достий и ощутил, как улыбка на его лице угасает. Нехорошее предчувствие сейчас так и витали вокруг него надоедливой мошкарой.

– Семь дней, хорошо... Вот представь тогда, что я мирянин из твоей паствы. И вот я прихожу к тебе и говорю – святой отец, а вот ученые мужи говорят, что мир, каким мы его видим, создавался миллионами лет. Что ты ответишь на это?

Достий невольно оглянулся на остальных экзаменаторов. Все они до единого были священнослужителями, как и их экзаменуемый. И никто даже не шелохнулся, заслышав такой вопрос. Впрочем, поразмыслил Достий, утирая повлажневшие от волнения ладони о колени, ничего в этом вопросе не было святотатственного. Был он неудобен лишь своей неожиданностью и заковыристостью. А так ведь – кто знает – действительно может любой прихожанин задуматься о сочетании науки и веры.

– Я полагаю... – неуверенно начал Достий, но тут же спохватился – предыдущие экзаменаторы научили его важной истине. Ответы его оценивались не только по правильности, но и по уверенности, с которой они произносились. Любой признак слабости тут же карался новыми попытками выбить опору, запутать или вовсе оборвать опрос, не оставив ни крошечной возможности поправить положение.

– Я бы пояснил это так, – молодой человек пытался говорить твердо и убежденно, хотя мысль, что он хотел сейчас выразить, пришла ему на ум только что и была зыбкой и сырой. – Когда в семье растет ребенок, он, учась и познавая, задает много вопросов. И на всякий вопрос ему нужен ответ. Но детская душа нежна и восприимчива, а ум, хоть и жаждет истины, ко многому еще не готов. Потому нет дурного в том, чтобы пояснить ребенку истину так, чтобы он понял и запомнил, но лишь подрастая, познал ее до конца. Так и Отец Небесный передал нам, своим детям, истину о возникновении мира, ибо человечество – его дитя, и оно взрослеет.

– Эвона как, – ухмыльнулся преподаватель. – Что же, ты хочешь сказать, человечество раньше было мало, а сейчас его можно приравнивать ко взрослому?

– Не совсем, – замялся Достий. – Мы все еще дети, просто немного подросли. Люди теперь понимают и видят гораздо больше, чем века назад.

– К примеру?

– К примеру то, что больше мы не предаем огню тех, кто изучает человеческую природу, не уничтожаем их труды. Познание стало цениться, и мы учимся мало-помалу обращаться с ним. Нам многому еще учиться.

– А научные открытия?

– Отец Небесный доверил нам наш мир, и мы сами теперь добываем знания об этом мире – по воле Божьей и с его помощью.

– Так в чем же была та истина, что потерялась меж семью днями и миллионами лет?

– Истина в том, что жизнь возникла по велению Отца Небесного, ибо все во власти Его, – Достию уже казалось, что перед ним и правда любознательный, но нетерпеливый и проказливый мальчишка.

– И что же, по твоей теории получается, можно забыть предание о семи днях.