Desiderata. Созвездие судеб

– Для столичных сплетников так очень даже внушительное. Слава богу, они перестали перемывать косточки Герге и принялись за эту парочку. Надеюсь, старушка Мальва покапризничает, как положено даме из высшего света – впрочем, она виконту еще только хлыстом не щелкает, а так все при ней... Послушай, Теодор, – вдруг сменил тему поздний гость, – может, отложить его, экзамен этот? Вон Достий уже – кожа да кости. Да и тебе бы от всей этой свистопляски отдохнуть.

– А когда же еще сдать его? Посмотри сам – вот-вот у тебя наследник на подходе. Это же новая канитель начнется. Тем более, Достий парень уже взрослый, толковый. Ему аттестат нужен. Да и потом… Для него это важно.

– Ну уж важно! Это ты ему, поди, внушил, что он без этого аттестата не проживет.

– Я не о том вовсе. Не об аттестате. Я о самом экзамене.

– И какой в нем смысл?

– Достию это преодолеть надо. Я его знаю хорошо, и всякий раз замечаю, как он мучается, ежели что-то у него не выходит, причем это мучения не как у нас с тобой. Мы силою препятствия преодолеваем. А он страдает, что силы у него нет. И не догадывается даже, насколько он не прав.

Достий лишь порадовался, что лежит, отвернув лицо от беседующих – ему пришлось закусить губу, чтобы не всхлипнуть. Самую его суть разгадал отец Теодор. Неприглядную, неприятную самому ее носителю. Молодой человек не единожды убеждался, что не достает ему решительности и напористости, уж скорее он робок и чересчур мягок нравом... Однако ж, вместе с этой сутью его любили и хотели сделать лучше.

– Что ж, и это верно. Баль о нем очень лестно отзывался. Говорил, сообразительный, а уж о прилежании поминать нечего.

Достий снова едва удержался от возгласа – Советник хвалил его весьма сдержанно, ответы одобрял кивком, а письменные работы никогда не возвращал без пометок и замечаний. Но что уж взять со сдержанного Бальзака, который даже любимого при беседе с ним никогда не хвалил и вообще неласковым всякий раз казался?

– Вот и я о том. Пусть попробует. Может ведь, хоть и боится.

– Только вот после экзамена – Теодор, дай мне обещание – чтобы из койки не вылазили!

– Опять на свое разговор перевел! О чем речь ни заведешь – все непристойностями сыпать начинаешь!

– А я и по делу сыплю. К тому же, – Наполеон фыркнул, – я не виноват, что нормальное явление отчего-то решили обозвать непристойным…

– Ну, пошло-поехало… – вздохнул отец Теодор, но монарх держался намеченной линии, намереваясь высказаться до конца.

– Скоро поездка в Загорию – а ты понимаешь ли, что это означает? Вот сложится все как надо – говорю тебе, ты как в рай попадешь. Натешишься с ним, сколько душе угодно. Штаны неделями надевать не будешь.

– Полно тебе, распустил язык, – проворчал святой отец, однако едва сдерживая смех при этом.

– Что «распустил», что «язык»? – упорствовал Наполеон, и его громкий шепот тоже звучал весело. – В кои-то веки мне любо-дорого на вас глянуть, лежите как в гнездышке, обнялись наконец… Да ведь этого для любви мало. Нам всем тяжкий год выдался. Пора бы и отдыха вкусить. А заодно наслаждения… Ладно уж, пора мне. Баль за бумажками засиделся, пойду его из кабинета вытаскивать да спать укладывать.

– Да конечно, спать…

– Экий ты скабрезник стал, святой отец!

– Ну уж!

– Да я не в упрек, я, напротив, доволен очень. И не возражай! Я тебе об этом говорил сто раз, – Император встал и отодвинул стул на место.

– Постой, – вдруг остановил его духовник. – Покуда ты еще здесь – принеси-ка мне сюда одеяло с кровати. Сдается мне, Достий зябнет немного.

Оказавшись под одеялом и в тишине после ухода Его Величества, Достий ощутил такое тепло и такую негу, что не смог уже взять себя в руки, взбодриться и продолжить учение. Отец Теодор лишь тому потворствовал, продолжая поглаживать его.

Достий проснулся, когда уже стемнело. В испуге он побарахтался в одеяле и сел. Святой отец был тут же – собирал в стопку книги и тетради, что окружали софу как настоящая баррикада. Молодому человеку стало совестно – экзаменационное испытание на носу, нужно заниматься что есть силы, а он спит себе как сурок...

– Мы остановились на... – пробормотал Достий спросонок. – Остановились на...

Увы, он не мог припомнить ни главы, что они разбирали, ни о чем в ней шла речь. Достий в отчаянии уткнулся носом в одеяло. Святой отец только рассмеялся тихонько.

– Ничего, завтра найдем, где мы остановились и возобновим учение.

– Я проспал!

– Спать тоже надобно. Ты утомляешься очень.

Духовник тем временем закончил убирать и сел рядом. Силуэт его резко обозначился на фоне окошка, и Достий невольно вспомнил тот досадный эпизод со слежкой. Каким облегчением было знать, что эти неприятности позади! Рабочая комната вновь сделалась уютной, она больше не была завалена бумагами, и тут не обретался благосклонный к ним, но чересчур экзальтированный виконт. Тем не менее, Достий в памяти держал и еще одну комнату – ту, с красным кабинетом и фиалковой опочивальней. Отец Теодор покуда временил с переездом, упирая на то, что это, во-первых, займет то время, что он мог потратить на помощь своему ученику, а во-вторых – молодой человек наверняка не знал, но догадывался – духовник хотел бы заняться новой комнатой вместе со своим возлюбленным, обустраивая ее так, чтобы там было уютно проводить время вдвоем. Покуда святой отец жил под лестницей, они не так уж часто и подолгу вместе. Что первая причина, что вторая – обе они смущали Достия и согревали ему душу. Он радовался, что его не только не бросают в трудную минуту, но и желают разделить с ним радость и удовольствие. Доброе и внимательное отношение духовника Достий знал и был в нем уверен, но нет-нет да ощущалась робость, как от неожиданно большого и незаслуженного подарка. Куда уж ему столько всего хорошего...

– Святой отец, – Достий по привычке запрял ногами под одеялом. – Я вот знаю, почему я вас люблю. Ну, то есть, я понимаю, почему люблю. А почему вы любите меня? Только вы не подумайте – я не для того спрашиваю, чтобы вы меня хвалили или, там, успокаивали... Мне правда знать нужно.

– Ты снова в чем-то сомневаешься? – в голосе духовника беспокойства было лишь самую чуточку, заботы и участия было куда больше.

– Нет, я подумал просто... Ежели у вас есть причины любить меня, если какие-то мои качества вам по душе, стало быть... Я мог бы стать еще лучше, если бы знал только, что мне делать.

Видя, как к нему тянется пара рук, Достий с готовностью зажмурился, чтобы ощутить объятия всем своим существом, как следует.

– Тогда послушай, что я тебе скажу, – голос отца Теодора звучал мягко и приглушенно, как если бы он собирался поделиться какой-то тайной. – Я не вижу причин для того, чтобы ты делал что-то особенное. У тебя уже есть моя любовь. Но ежели ты действительно хочешь причин... Тут все и сложно и просто – я думал о том и едва не запутался. Так сложилась моя жизнь, что закон Божий я изучил раньше, чем человеческие законы. Не могу сказать, чтобы так вышло по моей воле, но я принял такую жизнь и не представлял себе иной. Даже сейчас я думаю – а что бы я делал, будь я мирянином? И мне просто ничего не приходит в голову...

– Ну полно, да вы бы что угодно могли! – не выдержал Достий. Ему огорчительно было слышать, если святой отец вдруг надумывал принизить свои способности. – Вы умный, усердный, трудолюбивый – вы бы чему угодно научились бы!

– Может, и так, – уклончиво ответил духовник. – Но я сжился со своей стезей, я на своем месте. Моя вера – суть моего существования, церковные постулаты – моя жизнь. Наверное, это куда как причудливо переплетается с некоторыми моими взглядами. Однако то, что я делаю, заставляет меня воспринимать мир через призму веры. Должно быть, ты видишь, что мне куда проще по этим причинам быть рядом с тобой, ты понимаешь и поддерживаешь меня. Но это еще не суть того, что я хочу пояснить, а лишь оболочка этой сути.