ДЕСТАЛИНИЗАЦИЯ ОТ У. ЧЕРЧИЛЛЯ ДО Д. МЕДВЕДЕВА. Том 10.
Шрифт:
«Наша областная комсомольская организация была засорена врагами народа. Все бюро обкома, за исключением первого секретаря, посажено, так как развивало враждебную деятельность».
Когда в 1967 году Ю. Андропов занял пост главы КГБ, то первым делом по его распоряжению чекисты посетили техникум в Рыбинске и Ярославле — и прошлись по трудовым дорогам Андропова, изъяв все документы, с ним связанные.
Либерман-Андропов не записался добровольцем на фронт, как это делали сотни тысяч молодых советских людей — тем более комсомольских лидеров. А во время войны, как было положено по инструкции военного времени для местной комсомольской и партийной верхушки, он занимался организацией партизанской и диверсионной деятельности на оккупированной территории, находясь на свободной советской территории. На этой работе он также не стремился рисковать жизнью во имя освобождения Родины и
«"Генсек с Лубянки", как уже говорилось выше, не стремился попасть ни в один из формируемых им партизанских отрядов. Для этого существовало две причины, — объясняет в своей книге С. Чертопруд. — Первая, формальная. Ещё до Великой Отечественной войны он был признан невоеннообязанным из-за плохого зрения и сахарного диабета и в 1936 году снят с воинского учета.
А вот вторая причина отражала его характер. Он сознательно не хотел рисковать собственной жизнью, прекрасно понимая, что шансов выжить за линией фронта у него было не так уж много. О том, как Юрий Андропов избежал службы в таких некомфортных условиях и кто на самом деле руководил партизанским движением в Карелии, рассказал в своей неопубликованной рукописи «Партизанская война на севере» его непосредственный начальник — руководитель партийной организации края Геннадий Куприянов». Далее я приведу фрагмент из обширных воспоминаний Куприянова:
«Юрий Владимирович (Андропов) был единственным помощником Ивана Владимировича Власова во всех делах подполья. И много делал по подбору кадров, по организации переправы людей в тыл врага, но полностью заменить И.В. Власова он не мог. Когда я категорически отказал И.В. Власову (в его просьбе) послать его в тыл врага, он предложил послать на подпольную работу Ю.В. Андропова.
Характерно, что в это же время, когда Власов поставил вопрос о посылке Андропова секретарем подпольного горкома в г. Петрозаводск, секретарь ЦК по кадрам А.С. Варламов поставил вопрос о посылке Андропова комиссаром партизанского отряда «Комсомолец Карелии». А.С. Варламов мотивировал посылку Андропова тем, что Юрий молодой, здоровый парень, чего ему околачиваться в тылах? В комсомоле республики остались одни девушки-подростки пионерского возраста. А в ЦК комсомола хватит работников и без Андропова — пусть повоюет. И будет очень хорошо, если комсомольский партизанский отряд возглавит секретарь ЦК комсомола. Единственно, что делает Андропов, говорил Варламов, так это подбирает кадры Власову для посылки в тыл. Но это с успехом сделает любая из девушек, которые работают в ЦК комсомола.
Но Юрий Владимирович сам не просился послать его на войну, в подполье или в партизаны, как настойчиво просились многие работники старше его по возрасту. Больше того, он часто жаловался на больные почки. И вообще на слабое здоровье.
Был у него и ещё один довод для отказа отправить его в подполье или в партизанский отряд: в Беломорске у него жила жена, она только что родила ребенка. Все другие работники жили без семей. "Как её оставишь", — говорил Юрий Владимирович. А его первая жена, жившая в Ярославле, забрасывала нас письмами с жалобой на то, что он мало помогает их детям, что они голодают и ходят без обуви, оборвались. И мы заставили Юрия Владимировича помогать своим детям от первой жены. Все это, вместе взятое, не давало мне морального права применить высшую силу, высшее право послать Ю.В. Андропова в партизаны. Человек прячется за свою номенклатурную бронь, за свою болезнь, за жену и ребенка. На фронте не было чрезвычайного положения. "Подождем, — думал. — Может сам поймет! Может, будет ещё необходимость, тогда пошлем"».
Во-первых, мне эта картина напомнила до боли знакомую современную картину отношения многих молодых людей к призыву в российскую армию. А, во-вторых, мне совершенно понятно — почему все вышеназванные партийные и комсомольские работники после войны в разгар репрессий по «русскому делу» в 1949-1950 годах, благодаря большой «помощи» Ю. Либермана-Андропова, подверглись жестоким репрессиям. Геннадий Куприянов:
«В июле 1949 года, когда руководящие работники Ленинграда были уже арестованы, Маленков начал присылать к нам в Петрозаводск комиссию за комиссией, чтобы подбирать материал для ареста меня и других товарищей, ранее работавших в Ленинграде.
В июле вызвали в Москву Ю.В. Андропова, он сидел там десять дней, объясняя Шкирятову, почему на Беломорском рыбзаводе ревизия обнаружила недостачу. Рыбной промышленностью занимался Андропов, он тогда был уже вторым секретарем ЦК КП и, конечно, мог лучше меня объяснить положение. Затем меня вызвали срочно в Москву. Шкирятов очень ругал меня, и мне на вид поставили непорядки на беломорском рыбзаводе.
Все свалили при помощи Андропова на меня. Это было началом подготовки к аресту.Затем мне разрешили ехать в отпуск. Во время моего отсутствия приехала комиссия ЦК ВКП — искали непорядки. В начале октября меня снова вызвали в Москву — уже с официальным отчетом. Отчет не состоялся. Очевидно, было мало материалов для обвинения.
В конце октября приехала ещё одна комиссия, снова искали подходящие материалы. И вот инспекторы ЦК ВКП(б) Е. Кузнецов и Левый по подсказке МГБ взялись за материалы о работе подпольных райкомов. Они смотрели материалы по Шелтозеру, по Ведлозеру, Сегозеру и Олонцу и сказали, что не верят никому из тех, кто работал в тылу врага и остался жив. Как утверждали они: это двойники. И что все они продались оккупантам и работали на них. А мы — работники ЦК КП — Куприянов и Власов — политически близорукие люди, не только не понимали этого, но носимся с подпольщиками и превозносим их работу, просим наградить их орденами (в 1949 году Маленков отклонил наше представление к награде партизан и подпольщиков, и многие оставшиеся в живых подпольщики не получили никакой награды, хотя безусловно, её заслужили).
Я сказал, ища поддержки у своих товарищей, что вот Юрий Владимирович Андропов, мой первый заместитель, хорошо знает всех этих людей, так как принимал участие в подборе, обучении и отправке их в тыл врага, когда работал первым секретарем ЦК комсомола, и может подтвердить правоту моих слов. И вот, к моему великому изумлению, Юрий Владимирович встал и заявил:
"Никакого участия в организации подпольной работы я не принимал. Ничего о работе подпольщиков не знаю. И ни за кого из работавших в подполье ручаться не могу"».
Хотя, например, в служебной записке по итогам работы 1942 года на имя секретаря ЦК КП(б) КФССР Г. Куприянова секретарь ЦК комсомола Ю. Андропов докладывал: «…с начала войны 403 комсомольца направлено на работу в диверсионные группы, органы разведки и для руководства нелегальными организациями в тылу противника. Все прошли специальную подготовку, которая была организована ЦК ЛКСМ».
Г. Куприянов продолжает своё повествование: «Я не хотел верить своим ушам и только сказал: "Юрий Владимирович, я не узнаю вас!" Спорить было бесполезно, Андропов, как умный человек, видел, куда клонится дело. В 1949 году, услышав о его предательстве, трусливые слова о подпольщиках, я думал, что это у него просто от природной трусости затряслись коленки».
Нет, не только от трусости. Ю. Либерман-Андропов был неглупым хладнокровным партийным чиновником с уже выработанной, успешно проверенной во время жутких репрессий 1937-1938 годов циничной тактикой — как только он обнаруживал инициированный сверху репрессивный процесс — он сразу поворачивался «по течению»: быстро присоединялся к нему, и, несмотря на судьбы годами работавших с ним людей, на местном уровне сразу его возглавлял, поддерживая репрессии.
Кроме того, Либерман-Андропов выбрал себе и «духовного» учителя соответственного, близкого по духу — не прямодушного честного русского Г. Куприянова, а политическую большевистскую «лису» нацмена Отто Куусинена, который в этот период был Председателем Президиума Верховного Совета Карело-Финской ССР. Жена этого не совсем финского прохвоста Айно в своих довольно откровенных мемуарах («Господь ниспровергает своих ангелов») рассказала, что Отто Куусинен считал себя самым умным и самым хитрым человеком на планете, очень удачно — вовремя предал друга Н. Бухарина, и признался жене, что во время своей деятельности «менял шкуру, как змея, семь раз». В общем — покровитель и учитель у Ю. Либермана-Андропова был мерзопакостный, а ученик был достоин своего учителя.
24 января 1950 года на Пленуме ЦК КП(б) Карелии Ю. Либерман-Андропов «отважно» и подло с легкой «честной» самокритичностью клеймил опасного «врага народа» — своего многолетнего начальника, первого секретаря ЦК КП(б) Карелии Геннадия Куприянова, награжденного за большой вклад в Победу многими высокими наградами и званием генерала, обвиняя его в совершенно дутых, липовых «преступлениях»:
«Я признаю, что не проявил бдительность, партийную принципиальность, не сигнализировал вовремя в вышестоящие инстанции о недопустимом в ряде случаев поведении товарища Куприянова. Куприянов единолично решал важные хозяйственные вопросы республики, ни с кем не советуясь (и т.д.). Теперь я понимаю: вести борьбу с недостатками в нашей республике — это значит вести борьбу с Куприяновым. Такой борьбы я не вел в течение длительного времени. Я с умилением смотрел в рот товарища Куприянова и считал многие вещи совершенно правильными. На самом деле». Вот такой «иудушка» затем возглавил КГБ и СССР.