Дети, сотканные ветром. Часть 3

— Тюряга для тронутых, — сказал в пол Захар. Староста всегда занимал последний верстак, чтобы незаметно посапывать или же отвешивать похабные замечания. — Эй, нюня, тебе туда путь заготовлен.

Вий и Лев обернулись, гадая, кому обращались слова.

Захар уставился в спину Клима. Прибитая поза давала понять, что тот понимал смысл придирок старосты.

— Отправляйся сам, пока не сбрендил, как папаша, — продолжал давить Захар.

— Что за чушь он городит, Клим? — нахмурился Вий.

Робкий вьюн молчал, его губы подрагивали.

— Ой-ёй, даже дружки не знают, почему внук владельца фермы трётся среди вьюнов, — лыбился Захар. — Учитель, прошу слово!

Палиш на просьбу старосты дала неохотно разрешение.

— Мой старший брат летом батрачил в Кленовом долу. Он слыхал про то, как там один «искристый» дом взорвал.

Учитель согласно закивала:

— Я изучала происшествие в том Краю. Жуткий и до чего же глупый случай. Один самоучка, довольно-таки способный, возомнил себя ткачом. Он пренебрёг всеми симптомами. В итоге его вспышка разрушила дом и убила несколько человек. Сам же недоткач мучился в образованном им изломе больше дня, до тех пор, пока из соседнего края не приехал витязь.

— Что же сделал тот витязь? — вырвался вопрос у Вия.

Лев, глядя на Клима, понял, что не готов услышать ответ. Робкий вьюн вжался в обшарпанную столешницу.

— Выход один — умертвить, — сухо отрезала учитель. — Искристую болезнь не повернуть вспять. Предать смерти и последующему позору, дабы другим не повадно было. Недаром царский указ запрещает самообучение чарам. И всё же находятся неграмотные деревенщины, коим не даёт покоя слава ткачей. Итак, хватит на сегодня. С завтрашнего дня у вас начнутся занятия в «тихой» камере.

Палиш покинула кабинет, словно искала эту возможность с начала занятия. Вьюны вяло засобирались, после обеда их ждала грязная работа в мастерских. И только староста казался довольным собой. Его настрой передавался подхалимам.

— Чего уставился, слуга? Все должны знать, что если нюня заискрится, то нужно бежать от него подальше.

— Искристый недуг — это не зараза и не передаётся по родству, тупица, — выдал с соседней парты Пимен. — К тому же Клим поспособнее тебя в учёбе. Я бы держался подальше от вас, остолопов. На урок Палиши вы лишь спать приходите.

Клим благодарно посмотрел на Пимена. Тот редко называл его по имени.

К нарастающей ссоре присоединились близнецы Гур и Лир.

— Если хочешь дальше преспокойно дрыхнуть на уроках, то не задирай Клима или кого другого из страты, — посоветовал Гур.

Захар картинно задрал нос и развернулся спиной ко всем. Вероятно, он думал, что своим поведением показывает всем, что ему безразличны угрозы. Однако остальная страта сочла его действия как попытку бегства.

Льва радовала новая роль команды в страте. В последнее время она стала костяком отпора от Захара и его подхалимов. Большинство вьюнов тянулись к ребятам, и влияние старосты уменьшалось с каждым месяцем.

Стыд вновь напомнил трубочисту о пропусках тренировок.

— Вечером катаем на пруду, — Вий наскоро нанёс удар по совести Льва. — Первыш говорит, нам каток нужнее. Слаженность рождается в постоянных тренировках.

— Холодина же, — фыркнул Пимен.

— Есения и Зоря изъявили желание испробовать свои новые лезвия, — предупредил Льва Вий.

— Раз Первыш верит в нас, так нечего его подводить, — встрепенулся Пимен.

— Быстро же настрой у тебя меняется, — подметил Гур.

— С дворянами связываться себе дороже, — предостерёг Вий.

— Гляжу, что после Ряженья ты перестал соблюдать собственное правило, — не унимался Пимен.

Сорока не единственный, кто заметил шрам на плече Вия. К тому же из самого Златолужья до него дошли слухи о стычке детей и опричников. С тех пор Пимен зарёкся узнать у Вия о погроме скудельницы. Кучерявый вьюн же стойко переносил расспросы. Как заверял он Льва: лучше забыть ночь Ряженья и молить Праотцов, чтобы всё рассосалось само собой.

— Я не претендую на княжеское приданое, — объяснил Пимен. — Сорока высоко не летает. Но вдруг у ваших подружек есть подружки-дочери фермера иль фабриканта средней руки, тех самодовольных болванов, что кидали в меня грошом за газету. Эй, чего вы глядите как на прокажённого? Будто сами не задумывались, сколько милых сердцу барышень вокруг вьются…

Ступор приятелей вызвал у Пимена нервный смешок:

— Эх, рановато начал ваше просвещение. Жаролёд выдавил всё из ваших черепушек. Ничего, через годик вы у меня выпрашивать будете коробку сладостей и красивую безделушку. Ведь Собор — это кладезь завидных невест, а Кагорта — первая сваха на Осколках, — заговорщицки прошептал Пимен. — Половина богатых папань не отправляли бы сюда дочерей, если бы не мечтали обзавестись выгодными связями.

Дурашливая речь Пимена затронула потаённые струны в душах четырнадцатилетних подростков. На щеках Вия, к удивлению Льва, заделался румянец.

— У тебя есть шоколад? — резко спросил Клим.

— А у тебя есть четвертина златого?

— Д-дороговато, — посмурнел робкий вьюн.

— Наше предприятие по поиску редких в Соборе товаров связано с множеством рисков, — похвалился Сорока. — Оттого и цена такая.

— «Ваше»? — засомневался Клим.

— Перед вами всего лишь шестерёнка отлаженного механизма… Хотя могу узнать у главного о поблажках вьюнам.

Пимен достал из сумки плетёный футляр, в котором спал трёхногий ёжик, и приложил к уху. Сонный комок иголок недовольно захрюкал.

— Да-да, Хлюпик, ты прав. Пропащее дело давать скидки кочаноголовым деревенщинам.

Устроенное Сорокой паясничество разрядило обстановку после ссоры со старостой. Даже Клим от дружеских колкостей расслабленно улыбался. Когда-нибудь он захочет рассказать о своём отце, но до тех пор от прошлого горя его укрывает стена из приятелей.

В окружении друзей Лев размышлял о месяцах после нескончаемых дум об отце. Его жизнь превратилась в бурный поток забот, однако среди неё есть то, от чего возникает тёплое чувство, способное согреть в последний месяц морозной зимы. В Соборе он задержится как можно дольше.

В холле дворца творилась присущая предобеденному времени неразбериха. Галдели по углам компашки подмастерьев, сновала прислуга. Мастер Трёхрук чесал затылок над двумя автоматонами, застрявшими под лестницей.

— Опять чудище впустили! — Пимен, поднимая над головой футляр с ежом, спрятался за Климом.

У доски с объявлениями жалобно скулила дворняга, прижимаясь к ногам привратника. После ярмарки Репей не чувствовал себя уютно во дворце. Его хозяин расклеивал листовки на доску под язвительные замечания Полыни. Учитель, как и трубочист под окончание зимы, выглядел обросшим и запущенным. Шлейф перегара всюду следовал за ним.