Дети, сотканные ветром. Часть 3

— Пришлось дать бой Главам, — Киноварный и бровью не повёл на бестактность трубочиста. — Когда явились городовые из Златолужья, Бор хотел пробудить защитные устройства Собора. Гама же настаивал заполнить этаж с его личной лабораторией газом, который он там разрабатывал. Случилось бы множество невинных жертв. Как же я не переношу насилие.

Киноварный печально выдохнул, и вновь они двинулись в тишине. Лев шёл впереди сутулясь, его пальцы впились ногтями в ладони. Гнев, обида, разочарование грозили выплеснуться в ночное спокойствие. Мальчик желал оказаться в оглушительном громе разрушающегося подземелья, там бы никто не услышал его крик.

— Наверное, у тебя накопилось много вопросов, Лев? — позади спокойно спросил Киноварный.

— Так вы всегда знали, кто я такой? — сдерживаясь, прошипел мальчик.

— С того момента, когда увидел твой блюститель на крыше дома госпожи Вежды. Мне не ведомо, как Кагорта прознала о том, что я проводил Софью Лукину обратно в мир полых. Лишь знаю, что встречей с её сыном она хотела испытать меня. Или же это были её чудные шутки…

— Как вы познакомились с моей мамой? Как она вообще попала на Осколки?

Задумчивая заминка манила Льва оглянуться на рыжебородого притворщика. Он сдержался.

— Начну с того, что во время длительного пребывания Вылко по ту сторону Пелены его отношение с Софьей укрепились. Как только твой отец узнал о беременности возлюбленной, он сразу догадался о способе ее перехода на Осколки. Полагаю, ты знаком со стражами коридоров?

— Так вот какая сила способна обмануть тех крошек, — Лев припомнил слова филина, произнесённые в подвале заброшенного магазинчика на неизвестной улочке Златолужья.

— Именно. Стража пропустила Софью, которая вынашивала дитя чаровника. Однако по эту сторону Пелены влюблённым не суждено было обрести счастье. Главу рода Инецгоев убили, а единственного наследника обвинили в его смерти и прокляли. Софья вдруг оказалась брошенной в нашем мире, и о ней стало известно могущественным людям. Мне было поручено разыскать женщину из мира полых, я же помог ей сбежать на родину. Вроде бы обычный приказ, который я выполнил бы с будничной скукой, но…

Киноварный затих на полуслове и продолжил, будто превозмогая себя:

— Признаюсь, до сей поры я ищу мотивы, которые подтолкнули меня к этому сумасшедшему поступку. Лев, знай: я не славился храбростью, и всё же беззащитность твоей мамы подтолкнула меня к ссоре с организацией, пугающей царей.

— Мама… Что она чувствовала тогда?

Шаг Льва укоротился, и Киноварному пришлось остановиться, чтобы не столкнуться с ним.

— До твоего рождения оставались считаные дни. Она отдала мне янтарь, не желая, чтобы что-то связывало её с миром чаровников. После того перехода я более не видел Софью.

— Вы оставили маму одну!

— Она была в родном мире. У неё была родня.

— Мама была настолько напугана, что не встречалась с ними и пряталась в чужом городе. Она даже документы мне не делала, боясь, что вы найдёте нас.

— Поверь, Лев, моя помощь могла бы навлечь на вас опасность гораздо раньше. Ослушавшись приказа, я сам оказался в бегах. Предложил янтарь и свои услуги Кагорте взамен на безопасность. Дал ей козырь в игре…

— В которой вы её переиграли.

Лев повернулся на Киноварного. Впервые они взглянули друг другу в глаза. Потрёпанный мужчина совсем как обычный сапожник почесал бороду. Напущенный шик смыло усталостью, и появившаяся улыбка казалась вымученной.

— Судя по шумихе на станции, игра продолжается. Сегодня я потерял преимущество неожиданности. И к сожалению, принудил действовать Кагорту поспешно и отчаянно. Её гнев грозит Осколкам большими бедами.

Вспышка в ночном небе оборвала их разговор.

— Это лишь начало, — Киноварный указал на тёмный силуэт Трезубца.

На самой верхушке башни в окнах покоев Кагорты плясало пламя.

— Нас ждут неотложные дела, закончим разговор после.

Двое городовых несли караул на террасе дворца. Они взвели электрические дубинки при виде спешащих к ним теней. Как только стражи узнали в одной из них Киноварного, то поспешили доложить о том, что артефакт доставлен в кабинет. Сам же господин Белов отправился на поиски подходящего ледника для тела.

«Тела… — вспомнил Лев. — Пустая оболочка, которая до недавнего вмещала в себя две личности».

В просторном холле было многолюдно. Одни были полны суеты и гордыни, а другие — покорности или боли от поражения. Стражи порядка и их узники.

Вслед за Кагортой были схвачены её соратники. Среди людей, склоняющихся от тяжести кандалов, находились двое Глав Собора. Гама раскис на полу, и парочка городовых пытались привести в его чувства. Бор же недовольно теребил на шее металлический обруч и громко шмыгал разбитым носом.

Значит, Киноварный не церемонился с ним, а ведь Лев и представить не мог рыжебородого щёголя в ситуации, когда тот подвергает риску свой костюм.

Парочка кромешников делили узников и их надзирателей на небольшие группы. К пяти арестованным урядчикам приставили двух стражей. А к Бору — сразу трёх. От него ждали проблем, хотя уже бывший Глава выглядел побитым. В его оковы были впаяны колбы с жидкостью вырвиглазного цвета — предосторожность против чар.

Заметив Киноварного и Льва, Глава оскалил кровавые зубы. Лицо его непрестанно подёргивалось. Этот изъян сильнейшего из зодчих пугал Льва, в остальном же тот всегда был добр к нему.

— Говорил же Пряхе вырвать тебе сердце на глазах у твоего отца! — зло пролаял Бор. — Когда ты явился сюда, то за тобой увязались одни беды! Благость не принесёт вымесок проклятого рода…

— Будьте добры, успокойте господина Бора, — вежливо попросил Киноварный.

У охранявших его городовых мигом нашёлся кляп. И через секунду Бор лишь мычал и пучил глаза в сторону трубочиста. Крики взбудоражили остальных пленников, волнение узников городовые пресекли умеючи.

Тем временем на эту суету с высоты лестницы взирал мрачный господин.

— Ещё раз хочу поблагодарить вас, сударь, — обратился Киноварный к нему, когда они поравнялись с лестницей. — Общими усилиями мы сумели вызволить себя и остальных из могучей ловушки.

Распутин медленно перевёл взгляд на Киноварного и Льва. Так, хищные птицы брезгливо взирают на тварь, недостойную стать его обедом.

— Мне самому надоело сидеть в потёмках, — спустя неловкое молчание Распутин соизволил заговорить. — К тому же основной труд взвалили на себя вы… Глава Собора. Более я ничего не сделал.