Дети, сотканные ветром. Часть 3
Шрифт:
— Вряд ли я достоин подобного титула, мастер, — дипломатически улыбнулся Киноварный. — Что касается вашего бездействия, то это не что иное, как царское правосудие. Не хотелось бы вам стать недругом.
— Мне бы этого тоже не хотелось… Вы наверняка, как исполняющий обязанности Главы Трезубца, желаете знать, не сгорит ли башня дотла.
— Весьма животрепещущий вопрос.
— Тушением огня сейчас занимается Трёхрук вместе со своими подмастерьями. Недаром же любитель механических ласк отрабатывал с ними огнеборство в своих мастерских. И всё же горит
— Не смею вас задерживать, мастер.
Распутин явно никуда не торопился и продолжал осматривать Льва. Какое-то ликование было в его глазах, будто он поймал мальчика на обмане.
— Я думаю, — начал ткач, выдержав долгую паузу, — помимо десятка мастеров и учителей Собору предстоит подыскать нового котельщика с помощником.
— К сожалению, Вапула выбрал жизнь в скитании, — Киноварный покачал головой. — Я не знаю никого, кто бы сильнее нашего котельщика чтил Трезубец своим домом. Не исключено, что Кагорта не оставила ему иного выбора. Что касается трубочиста, то уверяю вас: Лев стал жертвой интриг Седой Пряхи, а не их соучастником.
Распутин впервые на памяти Льва улыбнулся. Мальчик остался равнодушным, и улыбка мастера ткачей угасла. Мало что теперь способно тронуть меня Льва. Часть его души словно осталась погребённой в подземелье.
— Нам нужно заняться неотложными делами, — произнёс Киноварный и бережно подтолкнул Льва к проходу, ведущему в лекарский корпус.
— Он прав, — сказал Лев, когда они шли по коридору, и остальная шумиха перестала быть в досягаемости.
— Я сделаю всё возможное, чтобы уберечь тебя.
— Вы считаете меня тем наивным ребёнком из-за Пелены?
— Я считаю, что сегодняшний день непременно изменит тебя. Ты был окружён ложью. Возможно, ты полагаешь, что тебя использовали лишь затем, чтобы добраться до твоего отца? И на этом тебя оставят на произвол судьбы? У меня другие планы. Отныне я желаю, чтобы ты был обычным юношей в стенах Трезубца.
— Даже такой наивный ребёнок с крохами знаний о мире понимает, что сыну мятежника из проклятого рода не дадут жить спокойно. Меня некому защитить, некому довериться кроме себя.
— Лев, я обязательно помогу тебе. В ближайшем к царю окружении мне повезло сегодня обзавестись должниками. С их помощью я сумею снять с тебя все проклятия и наделить свободами гражданина Собора… Ты веришь мне, Лев?
— Да, — соврал Лев.
Они добрались до цели, когда двери главного зала лекарей открылись и из них вышла процессия с носилками. Парни и девушки бережно окружили бездвижное тело, словно готовились защищать его от нового нападения. Их тихий плач заглушали отборные проклятия.
Лев не сразу узнал в уродливом от гнева лице Бажену. Пимен не зря величал эту девушку «Её Милейшество», в Соборе не было никого прекраснее. Наверное, никто из знавших благородную барышню не ожидает, что она может так браниться.
Киноварный и Лев ушли с траурного пути. Бажена сквозь пелену слёз различила трубочиста.
—
Грязный трухоед! Это он виноват во всём!Бажена готова была выцарапать глаза трубочисту, если бы не Василиса, вовремя остановившая её. Киноварный приказал бывшим напарникам Аскольда увести горестную барышню.
В сутолоке Лев вжался в стену. Не из-за того, что испугался гнева Бажены. Он бы покорно принял от неё наказание. Сильнее боли трубочист боялся увидеть лицо Аскольда. В сутолоке он успел заметить его руку, пальцы которой непрестанно изгибались в мало понятных жестах.
Когда процессия ушла, Лев тихо спросил у Василисы, которая продолжала прикрывать его спиной:
— Как он?
— Жив, — сухо ответила она и спустя печальный вздох добавила: — Хотя тем, кто любит Аскольда Мирона, легче не станет. Для него они потеряны навсегда.
«Чтобы так страдать, нужно очень любить», — посчитал Лев.
И Аскольд в последний осознанный миг хранил Бажену в мыслях. Мальчишечьи ошибки помешали им быть вместе, и сломанный разум не даст им создать счастливую семью.
— Жаль Бажену, — признался Лев. — Лишь она заступалась за меня. Не давала Зенице и Виселице заняться вьюнами всерьёз.
— Позвольте спросить, госпожа Арника, — тем временем обратился Киноварный к мастеру лекарей. — Куда вы переносите Миронова.
Арника в окружении своих подопечных хмуро взирала на бывшего Поверенного.
— По скорым каналам глава семейства Мироновых узнал о случившемся со старшим сыном. Он зафрахтовал поезд и уже едет за наследником. Я прослежу за отправкой и передам сведение их семейному лекарю.
— На станции мы заметили пожар, но, вероятно, сейчас там уже безопасно. Кагорта вряд ли задержится в краю…
— Кто бы что ни утверждал, а Глава дорожила здоровьем подмастерьев. Она не причинит им вред.
— Вы правы, сударыня, и не сочтите за угрозу мой совет. Ныне имя бывшей Главы Собора заклеймят как предателя. Разумнее сберечь от чужих ушей свои симпатии к ней.
— Не сочтите за грубость, сударь. Не лекарю, повидавшему чуму и войну, бояться ушей доносчиков. Мы будем дожидаться поезда для Аскольда Миронова у поста привратника.
Несмотря на тяжёлый разговор, Киноварному удалось убедить мастера Арнику отправить лучших лекарей к пруду.
— Василиса, думаю, ты сама захочешь осмотреть своего подопечного, — уходя, Арника кивнула на Льва.
— Да, мастер. По виду не скажешь, но он крепкий. После я присоединюсь к помощи незваным гостям.
Василиса пригласила жестом Льву следовать за ней. Тот обернулся на Киноварного.
— Позволь ненадолго с тобой распрощаться, Лев, — сказал мужчина. — Когда уляжется хаос и пожар, я непременно пошлю за тобой.
— Как вам будет угодно, сударь, — без эмоций пожал плечами мальчик.
Мужчина хотел что-то сказать. Возможно, он хотел снова пообещать защиту? Или дать наставление? Или утешить? Льву было всё равно. Между ними словно воздвигалась невидимая ледяная стена, которая становилась всё толще.