Дети, сотканные ветром

Лев улыбнулся отражению, оно его не расстроило. Худоба и болезненный вид не были для него только теперешним состоянием. Были бы кости, а мясо нарастёт, говаривал дед Мавлет про сына Софьи Лукиной, и та грустно соглашалась с ним. Лев же им в опровержение часы напролёт полосовал лёд зимних катков, обгоняя более крепких сверстников. И пусть сейчас в отражении его глаза помутнели, но пройдёт время, и они станут прежними темно-карими под густыми бровями, какими одарила мама. Впрочем, он был едва ли не полной её копией и люди на площади, где Софья рисовала портреты, умилялись при виде пригожего и чистоплотного ребёнка. Нередко от них мальчику перепадало сладкой выпечкой. В такие моменты он радовался своей внешности, однако часто она доставляла неприятности. Во дворе красного дома его величали маменькиным сынком. При встрече братья Харьковы измывались над ним, предлагая ему вплести в волосы бантики. Лев не терпел обиды и уже после, рассматривая ссадины и потрёпанную одежду, усмехался оттого, что теперь в нём не осталось опрятности и смазливости.

Мальчик ощутил небывалый стыд. Ведь мама подарила ему безвозмездно столько чудес: жизнь, заботу и любовь. Что его внешность, если не доказательство того, как совсем недавно жила на свете Софья Лукина.

Старый умывальник бережно укрыл полотенцем, и Лев, убедившись, что никакой предмет в ванной комнате не возражал, оделся и вышел.

Под дверью караулил Проповедник.

– Следишь, – подразнил мальчик кота и юркнул к себе в комнату.

Час или два Лев провёл у окна, всматриваясь в чужой город. Целый город, спрятавшийся в закромах пространства.

Когда из сада донёсся шум весёлого переполоха, Лев привычным манёвром незаметно пристроился у балкона. Причиной оживления на улице послужил приезжий торговец. Причиной же недовольства Бабы Яры оказались её кошки, которые не отставали от него ни на метр. Пожилой мужчина по внешнему виду и кошачьей любви был рыбаком. У калитки стоял трёхколёсный механизм. Остовом он походил на дворника с метлой, только его руки крутили переднее колесо. На спине он вёз тюки и связки вяленой рыбы.

Тёмный румянец на обветренных щеках рыбака выделялся даже с балкона. Он был бы рад остаться за разговором с Бабой Ярой, но на улицу выходили новые покупатели. Поправив выдающиеся усы и нахлобучив фуражку, торговец откланялся. Моложавой походке всячески мешали кошачьи ласки, и, перебравшись к дороге, он выкинул в сад запасённую в кармане рыбёшку. Уловка сработала, котята метнулись за добычей. Проповедник, наблюдавший со стороны, понял, что игра не стоит свеч, и перебрался за спину хозяйки. Та уже приготовила поучительную речь для хвостатых проказников.

Лев не сразу осознал, что улыбается, глядя на соперничество котят. Это место не худшее, какое могло ожидать его после побега из красного дома.

Рыбак подудел в маленький горн и отправился к очередному приветливому дворику. Повозка, скрипя металлическими суставами, отправилась следом.

– Присаживайся, милок, – приветствовала Баба Яра, когда Лев часом позже спустился на кухню. На стене висела связка рыбы, но кроме Проповедника её никто не сторожил. – Напеку завтра пирогов. Пока же перекусим кашей. Петро уже пару лет снабжает нашу улочку свежей рыбой.

– Далеко ли он живёт? – обронил Лев.

– Ты имел в виду в каком Крае? – переспросила Баба Яра. – Край Под Потухшей Горой, пригожий уголок на Снежной Ветви. Славится своими рыбными фермами.

Баба Яра усадила гостя за стол, сама же устроилась с противоположной стороны. Лев от непривычки чувствовал неудобство: стол, неотъемлемая часть домашнего уюта, казался ему громадным и ненужным. В красном доме была общая и редко пустующая кухня. После того как Лев справлялся с учёбой, он готовил простенький ужин до прихода мамы. Они кушали у себя в комнате за письменным столом. Уже неделю мальчик ничего не готовил.

– Думаю, пока ты не восстановился, разумнее начать с облегчённого питания. Да и мне пойдёт в пользу. В нынешнее время значимость того, что попадает к нам в живот, только возросла. Я даже даром бы не решилась кормить кошек тем, чем запружены городские забегаловки… Тебе не по вкусу стряпня, милок? – обеспокоилась Баба Яра, заметив, как мальчик бесцельно покручивал ложку.

– Простите, бабушка. Я отвык от такого, – признался он.

Несколько ложек каши с успехом заполнили космическую пустоту в подростковом желудке, возникшую с уходом тошноты. Орудовал Лев, как и сама его покровительница, деревянными приборами. Он осмотрел навесные шкафчики и убедился в том, что в доме предпочитают красивую расписную посуду. Осенняя тема с насыщенными красными и золотистыми цветами на чёрном. Уклон на бархатный сезон года проявлялся во всём убранстве дома. Мальчику было в новинку окружающее его пространство, но что странно: ни еда, ни язык, ни пристрастие хозяйки к узорам на занавесках не вызывали отчуждение. Скорей Лев питал к ним чувство чего-то знакомого по родному миру.

– Остались умельцы. Старые, слеповатые и с пропадающим опытом, – проговорила старушка, глядя, как её гость осматривал резьбу на ложке. – Ныне хорошие хозяева за железом и камнем сидят и кушают серебром да фарфором. Мне же всё нипочём: к чему матушка приучила, оттого не отвыкну.

В благодарность Лев намерился вымыть посуду, однако, настораживали коварно притаившиеся усики в корыте, поэтому радушной хозяйке не пришлось уговаривать его возложить на неё сей труд. По её же наставлению он перешёл в зал, где вся мебель образовала бы под заголовком «На любой вкус» толстенький каталог. Мальчик не переставал недоумевать, зачем хозяйке столько всего. Желудок после недуга будто скукожился и теперь с трудом занялся едой, отчего на Льва не ко времени напустилась сонливость. Выбрав полуовальный диванчик, он поборол порыв растянуться на нём и задремать.

Из-под дивана выставлялась газета, растерзанная когтями и зубами невиданного семейства кошек. На Проповедника такой проступок Лев и не думал свалить – уж больно солидный по виду он кот. По уцелевшему заголовку на бумаге мальчик понял, что письменность, в отличие от речи чаровников, не похожа ни на одну из его родного мира.

– Ох, сорванцы! Даже не успела выписать рецепты солений, – расстроилась подошедшая Баба Яра и, заметив заголовок, прочитала: – Совет цехов отстоял право на тайны появления своих разработках... Хм, если так пойдёт и дальше, то всех ремесленников под себя подожмут. И светлейшим умам за собственные изобретения от ворья и гроша не получить.

Лев что-то понимающе промямлил и передал старушке ворох бумаги.

– Опять с детьми о политике болтаю, – опомнилась она. – Пусть взрослые решаются между собой, но, не забывая, что и после них будет кому жить.

– Пожалуй, я хотел бы завтра уйти, бабушка, – набравшись храбрости, высказался Лев.

Старушка ощупью нашла кресло и опустилась в него с потерянным видом. – С твоим-то самочувствием. Разве не говорила, что оповещу тех, кто за тебя волнуется. Только дай их имена, и вмиг они будут извещены.

Имена. Ноша Льва не давила бы подобно горе, знай он, что кому-то небезразличен.

– У меня вправду никого нет.

– Милок, мне тяжко будет осознавать то, что я бросила на произвол судьбы мальчишку, нуждающегося вправе на выбор. Видел ли ты, Лев, сколько ребят на улице пропадают от неурядиц и трудностей? Как много из них погружаются на дно той топи, что зовётся преступностью? Тебя принесли ко мне грязного и ослабленного. Синяки на шее о многом могут поведать, и главное о том, что тебе нужно безопасное место. Ты скрываешь то, что притянуло тебя в город, но позволь помочь, даже если я буду в неведении от твоей цели.

Искренность Бабы Яры усмирила мальчика.

– Послушай, Лев, давай-ка наделаем кучу съестного, да заберёмся на крышу к деду Даниилу. Чувствую, наведём мы там шороху среди звёзд.

Разумеется, Лев отказался от приглашения. Тогда Баба Яра принесла душистую мазь и густо покрыла ею шею мальчика. Жар заиграл на лице, и остаток времени до сна они провели в беседе о привычках соседей, о рецептах травяных настоев, которые помогут оправиться быстрее. В разговоре Бабы Яры мир выглядел таким же привычным, как по другую сторону неведомой границы.