Дети, сотканные ветром

– Полагала, что варил ты средство против седины.

Баба Яра улыбнулась, и Матфей чуть не ответил ей тем же. Лев окончательно убедился, что хозяйку дома и её постояльца, определённо, связывают тёплые отношения. Даже если кто-нибудь из двоих старательно избегает выражать их, узы между ними ощущаются как материальные.

– Умойтесь и переоденьтесь, мальчишки. В шесть жду к столу. Как же всё-таки утомляет суматоха. Наш оплот покоя точно создан ей в противовес, – с блаженством хозяйка обулась в тапочки.

– Также веселью и долгому сну, – подлил желчи сварливец.

Лев направился на второй этаж. Голова – чугунок, набитый кашей, слабо переваривала увиденные чудеса. Грань миров стёрлась. Живое красочное общество людей с удивительными способностями создало собственный мир где-то за ширмой, невидимой для глаза. Они возвели потрясающий город, начиненный невероятной технологией.

Засев у себя в комнате, Лев услышал в коридоре голос Матфея.

– Между прочим, чемодан в таком состоянии ненадежен для хранения вещей!

Раскат пронёсся по коридору – чемодан обрушился всей своей возвращённой тяжестью.

– Ну, спасибо!

– Пустяки, крохотка!

Лев улыбнулся, но стоило в доме воцариться тишине, как к нему возвратились прежние тяжёлые чувства, будто поджидавшие его в комнате.

Вечером, когда солнце, так и не показавшись за день, легло на западе и заморосил дождь, в доме разожгли камин. Баба Яра пришла в комнату Льва и сообщила, что ей будет приятно, если он присоединится к беседе. Мальчик же, сославшись на самочувствие, хотел побыть в стороне от любых проявлений чего-то необычного. Однако вскоре после ухода хозяйки из-под пола послышалась музыка.

Манимый печальной мелодией, мальчик выбрался на первый этаж. Лампы не зажгли, и на обширную комнату едва хватало каминного огня. Жильцы дома, те же мотыльки, тянулись к свету. Даже Проповедник, забравшись на спинку кресла хозяйки, не побрезгал обществом Матфея, который после ужина вёл себя снисходительней.

Появление Льва оборвало музыку. Загадочный инструмент Баба Яра завернула в ткань и положила на полку камина.

– Присаживайся, милый, тут будет теплее, – начала Баба Яра, её голос не нёс ничего тяжёлого: грустного и не в меру оживлённого. – Много лет я провожу последний час перед сном в вольной беседе, даже если собеседниками мне приходятся лишь кошки. Каждый день достоин собственной эпитафии. Ведь когда закрываешь глаза на любимой подушке, ты отщипываешь кусочек от своей жизни. Столь мрачное знание вам, молодым, необходимо запомнить. Заполняйте каждый день чувствами и новым опытом. Примите советы проржавевшей рухляди.

Чем сильнее прислушивался Лев к словам Бабы Яры, тем скорее слабело напряжение. В жарком мерцании мерещились шнырявшие под мебелью кошачьи хвосты. Матфей совсем обмяк в кресле.

– Слова нуждаются в определённом месте, – сказала хозяйка, заметив эффект, оказанный её речью.

– И времени, – продолжил Матфей. – У меня же для них не осталось сил, бабушка.

Старушка улыбнулась и сняла с полки камина продолговатый свёрток.

– В таком случае давайте музицировать, – одобрила она. – Звуки, несущие чувства, легче воспринимаются нами, чем слова из рукописей.

В ткани прятались несколько деревянных дудок. Выбор Бабы Яры пал на свирель, похожую на пастушью, простую в изготовлении и нехитрую в использование. Музыка же, изливающаяся из неё, отозвалась внутри радужными ощущениями.

Поначалу Баба Яра приноравливалась к инструменту, и в мелодии рвались швы, связывавшие её как одно целое. Однако скоро подростки перестали различать моменты, когда старушка набирала в грудь воздух, затем чтобы превратить его в разное настроение.

Первая мелодия походила на летнее утро, свежая как умытая росой трава. После неё зазвучал мотив развесёлой пирушки, где не было места ни хмельной дерзости, ни ругательствам и показным разговорам. В следующий раз воображение Льва перенесло его в родной Петербург. Он вспомнил потерянную жизнь в красном доме, а когда очнулся, мелодия повела по песку, и вокруг вольно гулял ветер.

Благие струйки музыки разорвались, когда в дверь дома настойчиво заколотили. Реальность накатила темнотой на улице и кропившим дождём.

Все уставились в дальний угол от камина, где находилась прихожая. В дверь от души долбили, пытаясь перебить игравшую доселе музыку. Баба Яра замерла со свирелью у груди, она безуспешно вспоминала тех, кто мог посетить её в столь поздний час. Только когда перебрала всевозможные варианты, старушка направилась к двери. Лев и Матфей проследили за ней, оба ощущая себя беспардонно разбуженными от сладостного сна.

– Кого же ночь принесла?! – потребовала Баба Яра.

Барабанная дробь прекратилась, и сипловатый голос ответил:

– Помилуй, госпожа! Прими к своему порогу Герберта.

Хозяйка сошла на милость; переносная лампа, висевшая в прихожей, вспыхнула сама собой.

– Герберт?! Что же ты тарабанишь, как бес баловной.

Когда дверь отворилась, на пороге обозначилась фигура худого мужчины. Такого высокого, что шляпа на нём не пролазила в дверной проём.

– Фонарщик, – узнал его Матфей.

Мужчина сутулился и скромно оглядывал прихожую. Заметив ребят, он осмелел.

– Так заходи, раз надумал стучаться, – подстрекала его Баба Яра.

Фонарщик обернулся назад и махнул кому-то рукой.

– Шёл, значит, к вам на улицу, и гляжу, мальчуган по шпалам идёт. Говорит, учиться приехал и ваш адрес знает. Как быть, госпожа? Примите его или же что прикажете с ним делать?

– Что, что делать! Конечно, веди сюда! Нет разницы ученик он или нет.

Герберт отстранился, и под его рукой возник мальчик с рюкзаком на плечах. Баба Яра с причитанием чуть ли не насильно вволокла его в прихожую. Черноволосый курчавый парень поглядывал на фонарщика, как будто спрашивая его дозволения.

– Тот адрес, что ты мне дал. Дошёл всё-таки, – подбодрил его Герберт и передал хозяйке скомканный конверт.

Баба Яра, не заглянув в него, спрятала в передник и помогла разуться мальчику.

– Есть ли ещё какие-нибудь вещи?

– Нет. Один рюкзак, и тот повис без груза, – ответил Герберт.

– Ты приехал раньше, чем я думала. Как же в ночь не побоялся ходить по улицам?

– Простите меня, сударыня. Если пожелаете, я приду завтра, – сказал парень и Лев поверил в его намерение.

– Куда же ты пойдёшь сейчас! – встрепенулась Баба Яра. – Неужто под чьей-нибудь дверью вздумал ночевать.

Она сняла с мальчишки вымокшие рюкзак и куртку, с которыми тот не хотел расставаться. В дверях продолжал стоять Герберт, ночной воздух добрался до камина и теребил пламя.

– Вот и славно. Передаю его вам, госпожа, так мне накладно не будет. Темень какая сегодня. Фонари зажгу, да домой буду пробираться, – Герберт, пригнувшись, достал рукой до плеча черноволосого мальчика. – Бывай, гуляка.