Дева-Смерть

Храм тишины и покоя. И еще не угасла в душе Тропа Света, куда ушли две гордые, сильные души. Куда когда-то Алессандро не сумел отправить свою мать и младших. Еще не знал пути. Даже узкой, петляющей тропинки.

Найдет ли он ее для себя — когда придет время?

— Как это связано с Сезарингами?

— У них — у вас! — всегда четко известно, кто должен править. При всём вашем Мэндском… своеобразии и колорите. За любвеобильным Фредериком Юбочником шел его единственный законный сын Карл, а отнюдь не хваленый племянник Грегори. Если прямая линия рвется, любому узурпатору Золотой трон не удержать. Более того, ему и не жить. Вместе с теми, кто любезно оказал наглому самозванцу такую услугу. Без меня Анри Тенмар был бы уже покойником — со всей своей армией сразу. Более того — отдача бьет и семьи виновных. Всю ближайшую родню. У герцога Грегори Ильдани таковой нет. Но вот у Тенмара, у покойного Эдварда Таррента, у прочих… Остановить всё это можно, только как можно быстрее свергнув узурпатора. И уничтожив убийцу короля — если законный король убит, а убийца еще жив.

Кто опаснее — больной садист вроде малолетнего Карла или тот, кто точно знает, как надо?

— Всеслав, — вздохнул Рунос, — вы соображаете, что наделали?

— Вы хотите сообщить что-то новое о смерти Карла? — на «вы» перешел и северный князь. Будто готов схватиться за оружие. Раз уж оно не оставлено у порога храма, как положено по вере. По любой.

Впрочем, в любых храмах для такого слишком часто убивали. Правда, везде, кроме родного Мэнда, лишь в старые времена. Но нынешняя эпоха вот-вот переплюнет любую седую древность. По крови, безумию… и даже буйству Силы.

А если бы Рунос что и знал — не скажет, не надейся. Только не тебе, слишком многоликий князь.

— Нет, о смерти Фредерика Юбочника. Сезаринги умирают слишком тяжело — вы сами это только что сказали. Я почти уверен, что Фредерик умер не своей смертью. Кто его убийца?

Кажется, самоуверенный князь побледнел. Неужели?

— Тогда — либо Мальзери, либо Гуго.

— Один из них, возможно, жив и поныне. А если даже и нет — действовал он не в одиночку. А вы позволили предателю и узурпатору занять Золотой престол Эвитана. Гуго Амерзэну — прямому потомку Сезарингов и убийце своего брата. И не ваша заслуга, что Гуго уже тоже мертв. Но на троне опять узурпатор. Сезаринг Эрик Ормхеймский. Что ждет Лютену, Всеслав? От чего ты перекрыл границы Словеона?

— Не знаю, Рунос, — на плечи несгибаемого князя будто рухнула огромная гора. Северная, с неподъемной шапкой вековых снегов. — Но лишний раз вмешиваться в это не собираюсь. Хватит прошлого раза. Словеон отделяется и впредь не разделяет судьбу взбесившегося Эвитана. Я не могу спасти эту змееву страну и потому спасаю, что могу. Словеон.

Чтобы древний яд не перелился и сюда. Но кому теперь вычерпывать его из несчастной Лютены? Кому спасать ее жителей?

— Кто нынешний законный правитель Эвитана, князь? Принцесса Жанна, принц Грегори Ильдани или, может, Виктор Вальданэ?

— Вперед матери?

— Она погибла. Час назад.

— Если законный правитель — Кармэн Вальданэ, ее убийца должен умереть. Кто он?

Подошлешь лютых убийц из перекрытого Словеона, беспощадный князь? А обратно впустишь?

— Мой отец.

Тишина — тяжела, как грядущая зима. Никак не наступающая. Отравить правителя Мэнда невозможно даже из его собственного дворца. Его вообще убить теперь сложнее, чем сотню Сезарингов.

Творец и Белая Мать, сохраните родной Мэнд. Насколько еще возможно.

Спасите черноглазую Анж и такую теплую семью доброго дяди.

— Я отвечу на ваш вопрос, Рунос. Скорее всего, нынешний наследник — Грегори Ильдани. Хотя бы потому, что герцогиня Кармэн Ларнуа — действительно бастард. Что касается принцессы Жанны — она тоже наследует за Грегори. Только он, скорее всего, мертв.

— И потому Жанна в Словеоне?

— Ради ее же безопасности. Виктор Вальданэ — Сезаринг он или нет — тоже выживет вряд ли. Потому речь пойдет лишь о Жанне. Принцесса выйдет замуж за моего сына Руслана. Надеюсь, вы, Рунос, не против?

А как насчет самой отчаянной Жанны? Такие, как она, может, и не режут слишком юных мужей на брачном ложе. Но уж ветвистые рога-то она нелюбимому супругу обеспечит. Как потом разберешься с законным наследованием, хитроумный князь? Важна ведь только древняя кровь.

Впрочем, может, хоть тут обойдется без узурпаторов? Раз уж ты решил впустить в собственную семью проклятую кровь Сезарингов.

Да и велика ли важность, кто отец, если Сезаринги идут по линии Жанны?

Но зачем тебе наследница обреченной страны, князь? Прийти потом и наготово править выжженным пепелищем?

Самому? Не юный же книгочей Руслан этого жаждет, в самом деле.

Творец и Белая Мать, вечная вам благодарность, что прекрасная и добродетельная супруга Всеслава княгиня Ксения — жива и в добром здравии. Иначе он не уступил бы такой чести даже родному сыну.

С очень юным Русланом взрослая и закаленная в дворцовых интригах Жанна справится. С матерым и прожженным политиком-интриганом — нет.

2

Небо за окном оплакивает Элен. Сквозь плотные шторы. И толстую решетку. Сквозь непроглядную тьму в запертой снаружи комнате и четыре душных одеяла. Взаперти, куда Элен вернули.

Тяжелый шум осеннего дождя. В южном Мэнде должно быть вечное лето, но оно царило лишь до последней династии королей — бездушных жрецов Великой Змеи.

Мрачное окно зашторено темной портьерой, а небо за ним — тяжелыми тучами. Так же плотно.

И неважно, ночное оно или дневное. Уже всё равно. Всё неважно.

В детстве Элен мечтала плыть под тугими парусами сквозь яростную бурю — далеко-далеко. Рядом со смелым капитаном. С тем, кто спасет хрупкую Элениту от любой опасности. И всегда у храброго героя было лицо Виктора.

Свинцовые тучи тоже плывут по небу — как корабли. Куда захотят. Как только сбросят лишний груз — дождевую воду. Тогда они будут абсолютно свободы.

Вот так же и Виктор сбросил Элен — чтобы не мешала выживать самому.

Кармэн была последней надеждой всех беззащитных пленников. Приемной матерью многим. Ясным и теплым солнцем далеких Вальданэ и Аравинта. Но живое солнце погасло, съеденное мэндской тьмой. Больше надежды нет. Остальные умрут в ледяной мгле.

Осталось только рыдать в теперь уже вечном мраке. А когда горьких слез не остается — тихо всхлипывать, как раненый зверек. Дожидаться, пока добьют.

Здесь ведь нет достаточно глубокой норки, откуда не достанут. А у жалкого зверька — ни острых зубов, ни когтей. Отродясь не было.

Легкий скрип нарушил хрупкую иллюзию зыбкого покоя. Элен сжалась в комок, забиваясь в угол постели. Ближе к тяжелому ковру — во всю темную стену. Кажется, на ней выткан уже потертый камин. Наверное, тоже давно погас. Пленница его видела слишком давно. Еще когда не боялась зажигать предательские свечи.

Она опять забыла забраться под кровать. Поглубже. Да и зачем? Вытащат отовсюду.