Девочка Эмина

– Чего остановились? Москва не скоро.

– Хозяина ждем. Садитесь по машинам, – ответил водитель.

Я откидываюсь на сидение. Минутное замедление придает сил. Я настолько поверила в собственную ложь, что руки непроизвольно легли на живот.

Жест не уворачивается от Валеры. Поглаживаю для правдоподобности, а на самом деле лишь снимаю волнение.

Я лишь тяну время. Ложь вскроется быстро.

Сегодня понедельник, Эмин вернется не раньше среды или четверга…

Меня начинает трясти.

Дура. Зря все затеяла. Анархист не потрудится с утра врача вызвать, а затем снова в столицу отправить.

– Мне плохо…

Я всхлипываю. Руки пробивает крупная дрожь. Они уже не гладят живот, а стучат по нему.

– Мне нужен свежий воздух… – глотаю воздух губами, захлебываясь в слезах.

Страшно. От правды страшно. Я не могу быть беременной от Эмина. Не в ближайший час точно, и даже не утром.

Дверь распахивается, Валера берет на себя ответственность. Вытягивает меня на воздух, держит мою руку в своей крепко.

Я опираюсь на капот. Вокруг одни деревья. Три машины на пустой трассе.

– Лучше? – хмурится, отступая от меня.

– Валера, – я поднимаю взгляд, переходя на шепот, – они все мертвецы. Ты же знаешь, им головы не сносить. Эмин не простит такого.

Валера отводит взгляд. Считает глупой девчонкой. Товаром без права голоса. Чьей-то женщиной, не более. Принадлежала одному, теперь другому. Плохо только, что залетела. Планы нарушила.

– Просто сообщи Эмину, что я беременна. Тебе за это ничего не станет, а я… я благодарна тебе буду. Потом, когда всех расплата настигнет, я скажу Эмину о тебе.

Яростно вытираю слезы. Взгляд охранника цепляется за кольцо на моем пальце. Оно сверкает в темноте, как метка Эмина.

Если Валера выполнит просьбу, Эмин раньше вернется.

А если нет… думать об этом не хотелось.

Но ответить Валера не успел. На внушительной скорости к нам приближался автомобиль. Резкий визг тормозов оглушает.

В следующий миг я вижу, как разъяренная фигура быстро сокращает дистанцию.

Это был Анархист.

Я расстегиваю пуговицы шелковой пижамы. Прямо в ней вытащили из дома, а сверху куртку кинули.

Пижама бордовая. Эмин любил бордовый цвет. И меня заставил полюбить.

– Что ты делаешь?! – шипит Анархист.

Его свирепые глаза уставились на мою шею. Я оголяю ее почти до ключиц. Он хотел товар, он его получил.

Только товар принадлежит другому, так и знай.

– Эмину принадлежу. Головы вам не снести, если замуж за другого выдадите.

Задираю голову, вцепившись в потемневшие глаза Анархиста.

Валера отворачивается. Отводит взгляд от груди полуприкрытой. Холод пробирает до костей.

Как и пощечина. Не кулак, а также больно. Тыльной стороной бьет, перстень его в губу впивается. Я глухо вскрикиваю и отлетаю к холодному металлу машины. Спиной бьюсь.

Валера дергается, да только против не может пойти. Награждает жалким взглядом мое избитое лицо.

– Ты!

Анархист приблизился почти вплотную. От него пахло деньгами и властью. Трупами и насилием.

– Ты, сопля зеленая… За Эмина не отвечай. Он мне верен. Предан как собака. Твоя проблема в том, что отдалась ему. Разницы особой нет, будешь ты за Басмановым замужем или за Эмином. В любом случае жизнь сказкой не покажется. Обещаю, Диана, – цедит он.

Валера усаживает меня в машину. Меня трясет, он едва справляется.

– Госпожа Шах, это вы зря.

Валера замолкает. Рядом орет Анархист. Пугающе кричит. Бьет кулаком в багажник.

Эта ночь грозилась стать страшной.

Глава 17

– Мама!

Не узнаю свой крик. Хриплый, безжизненный и в то же время горящий надеждой.

Женщина с красивыми рыжими волосами стояла у окна, когда дверь открылась. Меня мягко втолкнули в комнату и снова заперли. В этом доме я провела ночь и день, но Эмина все не было.

На мой крик она обернулась, и впервые за долгое время я увидела родные голубые глаза.

Мама словно призрак увидела. Ту, которую похоронила давно. Я сама подошла, а она продолжала стоять, как вкопанная. И океан скопился в ее глазах.

Подонок увозил меня в Москву, но еще не сказал маме, что я жива. Она давно похоронила меня.

– Я уже не мечтала… услышать твой голос. Диана! Детка…

Она заплакала. Нет, зарыдала. И сильно прижала меня к себе, едва я ее обняла. Мама запоздало кинулась ко мне. Не сразу поняла, что я уже рядом.

Казалось, что за окном уже стемнело. Эмина не было всего меньше суток, а столько всего произошло…

Мы стояли с мамой, пока голос за спиной не нарушил идиллию.

– Анна.

Тело мамы буквально окаменело в моих руках.

Она оторвалась от меня. Ее заплаканные глаза устремились на Анархиста.

– Приведи дочь в порядок. Через несколько дней возвращается Эмин.

– Хорошо… – пролепетала мама.

– Видишь, она жива. Я планировал удачно выдать ее замуж, но она сама решила свою судьбу. Возможно, это к лучшему. Останется в Волгограде. Рядом.

Анархист чего-то ждал. Я застыла, уткнувшись маме в шею. Ее тело было напряжено до предела.

– Спасибо, Булат. Ты очень добр с нами.

Что, мама?

– Надеюсь, я заслужил твоей любви, Анна.

Дверь шумно запирается на ключ. Ушел.

Я дышу коротко и тяжело. Эта речь – бред сумасшедшего. Так страшно мне не было даже рядом с Эмином.

– Я наберу тебе ванную, детка, – мама вытерла нескончаемые слезы, – горячую, с пеной. Как ты любишь.

– Я замерзла.

Обхватываю себя руками. Мамина покорность говорит о ее сломленности. Что он делал с ней?

Ее комната была похожа на царскую. Точно золотая клетка. И ванная большая… лишь придавала горечи. Я приглушила свет и только после этого начала стягивать с себя пижаму.

Но она все равно увидела.

Мама охнула. Наравне с шумом воды прозвучал ее вскрик.

Мама ничего не знала. Не знала про нас с Эмином. Для нее это был удар.

Я опустила взгляд и скорее забралась в воду. Горячая, с пеной…

Под водой скрываются бедра, живот, грудь. И следы вместе с этим. Эмин не умел быть нежным. Только засосы на шее под водой не скрыть.