Девочка-лед
Шрифт:
— Ясно, — выплевывает, поджимая губы. — Как бы разочароваться не пришлось.
— Даже если так. Ты сам всегда говорил, что лучше жалеть о содеянном. Верно?
— Алена, Алена, — качает головой. Похоже, разочарование испытывает как раз-таки он.
— Илья, — подхожу ближе.
— Мне всегда казалось, что ты — особенная. Добрая, искренняя, не такая, как все. И нет, повелась тоже… Новая куртка, кстати? — цепляет края теплого, белоснежного пуховика. — А от меня шубу не взяла, — усмешка трогает его губы.
— Я…
— Это же на бабки его предков куплено, верно? Кто они, Ляль? Олигархи
— Причем тут пуховик…
— Да потому что понятно все с тобой. Клянусь, никогда не думал, что ты такое выдашь. Ладно бы просто какой-то парень! Но не такой, как он! Не из этих… Маменькин сынок, с детства купающийся в роскоши.
— Ты его совсем не знаешь! — спорю упрямо.
— Да оно мне и не надо, — отмахивается раздраженно. — Рыдать горько потом тебе. А это непременно произойдет. Жаль, что я ошибся…
— Думай, как тебе угодно, Паровозов.
Но все же меня задели его слова.
Запрокидывает голову и всматривается в черное графитовое небо. Скулы напряжены. Желваки туда-сюда ходят.
— Все с тобой понятно…
Ужасная фраза. И столько в ней оттенков того, что он чувствует. Растерянность. Разочарование. Обида. И даже презрение.
— Ты меня не любил, Илья. Тебе просто так всегда казалось, — зачем-то считаю важным это произнести.
— Со временем ты поймешь… На одной любви или страсти далеко не уедешь. Это проходящее. Исчезает так же быстро, как и появляется.
— АЛЕНА! — двери хлопают и к нам спешит раскрасневшаяся Сашка. Раздетая. В джинсах и свитере. Она часто дышит. Похоже, торопилась. — ТАМ, РОМА! И баба Маша! В общем, лучше сами посмотрите…
Этот ее преисполненный волнения взгляд крайне меня настораживает…
Глава 83
АЛЕНА
Я ожидала увидеть все, что угодно, но только не это.
— Ба, — резко тормознув в проеме, прижимаю ладонь ко рту. Тело немеет от ужаса.
На деревянном полу, посреди осколков, лежит Ромка. И он абсолютно точно не шевелится.
— Вот это поворот, — комментирует увиденное Паровозов.
— Ба, что ты сделала? — у меня начинают дрожать руки.
Илья переводит изумленный взгляд на бабу Машу, сжимающую в руках чайник. Хороший такой. Добротный. Из чугуна.
— Боже, — я бросаюсь к Роману. Падаю на колени и в шоке осматриваю бездыханное тело.
— Ляль, Лялечка, — тревожится бабушка, — это кто же?
— Ромка мой, кто, — громко тяну воздух носом. — Привез в деревню называется! Один чуть не пристрелил, а вторая…
Все, прорвало. Плачу, захлебываясь горячими слезами.
— Ба, ты убила его… убила! — склоняюсь над ним. Паника стремительно разливается по венам. — Это я виновата! Это из-за меня он здесь…
— Да не реви ты! — зло бросает мне Паровозов. Приседает на корточки, дотрагивается указательным и средним пальцем до сонной артерии Романа. — Пульс есть. Оклемается твой сахарный.
Харитонова громко выдыхает.
— Ну ты, баб Маш, дала жару, — ни к месту хохочет Илья. — Устранила соперника,
так сказать.— У тебя, Паровозов… такое тонкое чувство юмора, — с сарказмом в голосе замечает Сашка. — Переведу для одаренных: иногда лучше смолчать.
Он в ответ посылает ей убийственный взгляд.
— Ой, ежечки, Ляль, Лялечка! — принимается причитать бабушка и параллельно с этим креститься, — Прости меня, дуру старую, я ж подумала, что это бандюган, пришедший за обстрелянным Паровозовым. Захожу в хату, а он тут отмывается от кровищи. Пистолет у кармане. Кругом все перевернуто, ой ну вот и…
— Баб Маш, ну ты Терминатор, ей богу. Огрела так огрела, — веселится Паровозов.
Женщина всплескивает руками, ставит инструмент возмездия на плиту и начинает стягивать с себя тяжелое пальто.
— Ром, Рооомка, очнись, пожалуйста. Прошу тебя! — осторожно касаюсь ушибленной скулы.
Бабушка уже топчется рядом. Тоже присаживается на пол и принимается его осматривать.
— Милок, ой родимый, прости. Бес попутал. Ляль, ой че делать-то! Ой горе-то!
— Вы что, Ромашку убили? — слышим мы голос перепуганной насмерть Ульянки.
Девочка стоит в проеме, широко распахнув глаза, а через секунду заходится страшным воем. Сашка спешит к ней, чтобы успокоить и увести. И только Паровозов по-прежнему, продолжает забавляться.
— Ром, Ромка… слышишь меня? Очнись, ну пожалуйста, очнись! — молю отчаянно.
— Ну-ка отойди. Эй ты, — он начинает лупить Романа ладонями по лицу.
— Ты что делаешь, идиот! — ругаю я его. — Спятил?
— Ммм, — Рома стонет.
— Очухался, Пернатый? — хмыкает Илья, когда тот силится открыть глаза. — А че за запах от него? — принюхивается. — Бухал, что ли?
— Рома не пьет, — отвечаю я ему раздраженно.
— Лисааа, — подает голос Ромка.
— Слава богу! — трогаю дрожащими пальцами его лицо: щеки, лоб. — В себя пришел.
— Ох, миленькай, прости бабку грешную. Каюсь, не разобравши стукнула.
— Лисааа, — глаза несчастного фокусируются на мне. Какое-то время он просто смотрит на меня, а потом, нахмурившись, выдает то, что я никак от него не ожидаю услышать. — Давай… поженимся, а?
— Ба, он, кажется, бредит, — поглаживаю его по многострадальной голове. — Где болит, Ром? Скажи, где?
— Выжрал бутылку самогона в одно рыло, — сообщает Паровозов, демонстрируя нам пустую стеклянную тару.
— Но я уверена, что он не пьет! Никогда! — изумленно таращусь на Ромку.
— Хреново значит знаешь дружка своего, — замечает Илья язвительно.
— Лисаа, выходии… за меня. Люблю не могу, — лепечет Ромка и пытается протянуть ко мне руку.
— Пусть заткнется.
— Он не в себе, — краснея до корней волос, объясняю я присутствующим.
— Алеен, поцелуй, а…
— Только очнулся, и сразу поцелуи подавай ему, — Баба Маша хихикает. — Потешный!
— Он так и будет ковром тут валяться? — распсиховавшись, недовольно интересуется Паровозов.
— Ой, Илья, ну так не стой столбом-то! Помоги уж поднять гостя! — приказным тоном требует бабушка. — Встретили так встретили парня! С «хлебом и солью», что называется. Век не забудет! Давай-давай, порезвее, в дальнюю комнату его тащи. Отдохнуть ему надобно после такого.