Девочка-лед
Шрифт:
Меня понесло в ту же секунду.
Я бил его долго. Едва инвалидом не оставил. Потому что для меня его поступок был чудовищен.
Бабушка переехала в Тверь. А деда я с того дня забыл. Так и не отыскав оправдания случившемуся…
*********
На следующий день в школу Лисицына не приходит. Зато ясным солнцем на горизонте показывается Пилюгин, который чуть в штаны не накладывает, когда я выныриваю из-за угла. С целью прояснить ситуацию.
Мы за школой у пожарного выхода. Рядом ни души.
Боковой
— Подробности, — сажусь на корточки рядом с ним, корчащимся от боли.
— Ян… сказал… надо привезти… фф девчонку, — тяжело дыша, начинает он.
— Ну, — требую нетерпеливо, пока тот никак не может оправиться после удара.
— Цыбин… выманил ее… Ян схватил… Платком нос. Вырубилась, — сумбурно поясняет он, но и этого достаточно, чтобы понять цепочку событий.
Цыбин? Я не ослышался? Будущее биологических наук? Прыщавый додик в окулярах, всю дорогу тусующийся за первой партой? Теперь ясно за какие заслуги они притащили его ко мне на вечеринку.
Конец тебе, червь книжный. Урою. Закопаю вместе с энциклопедиями.
— Дальше, — требую я и сжимаю шею Пилюгина, надавливая на болевые точки.
— А-а-аа… не надо… Мешок на голову и… фф… повезли.
Мешок на голову и повезли. Сука… У меня слов нет цензурных.
— В подвал… отвели, отпусти… Беркут отпусти, ппппожа луйста, — ноет эта тварь. — А потом… игра началась. Все… от отпусти, а…
— Кто пистолетом в нее целился?? Кто, мразь?
Одно движение. Захват. Выворачиваю ему руку.
— А-а-аа, не наа-а-адо! — воет, моля о пощаде.
— Кто? — сквозь зубы.
— Ян… Ян, она… раз де ваться… не хотела.
Как не грохнуть его, а? Где взять выдержку. Где?
— А ты? — выкручиваю сильнее, вспоминая, что сам Абрамов заявил о том, что Лиса разбила Пилюгину голову.
— А-а-а-а… Беркут… боооольно!
Вывих плеча ему обеспечен. Но мне как-то параллельно.
— За что она тебя ударила?
Сжимаю челюсти до хруста. Теперь пазл того вечера собран. И мне остается только восхищаться стойкостью и смелостью девчонки. Девчонки, которая вообще оказалась там случайно.
— Поймал… е е… чтоб не сбежа…аа…ла.
— Конченые, — встаю, брезгливо вытирая руки. — Трогали ее?
— Нет, — пыхтит он в ответ.
— А бил кто? — поддеваю морду носком ботинка.
— Никто, — машет головой, — никто точно… точно Беркут… никто.
Значит, я прав. Что-то произошло с ней после. На лице в ту ночь ничего не было стопроцентно. И опухших полос на бледной коже тоже. Слишком жадно я ее разглядывал.
— Рядом с ней увижу — сядешь в инвалидное кресло. Усек? — предупреждаю, ощутимо надавливая подошвой на щеку.
— Ддда, ппппрости, я… не хотел.
Сплевываю рядом и ухожу. Врет мразь.
Звенит долбаный звонок. По расписанию геометрия. Минус Пилюгин. Полагаю, он благоразумно отправился в травмпункт с отрегулированным до нужного мне положения плечом.
Циркуль распинается у доски, разжевывая отупевшим выпускникам понятие центральной и осевой симметрии. Грановская пытается отвлечь меня своей задранной «по самое не хочу» юбкой. Кладет руку мне на колено. Гладит,
направляясь выше, но я раздраженно сбрасываю ее когтистую лапу. Не тот настрой совершенно. Перед глазами все еще стоит смущенный и растерянный взгляд Лисицыной. Опущенные ресницы, искусанная до крови на нервной почве губа. Пылающие щеки под моими пальцами. Она не собиралась что-либо рассказывать. Сам выясню, раз такая упертая.Собственно так я и поступаю. Нарочно жду, когда все ушуршат на перемену. Откидываюсь на спинку стула. Сверлю взглядом классного руководителя. Она щелкает мышью и невозмутимо пялится в экран, периодически поправляя очки в толстой оправе.
— Элеонора Андреевна, а где Лисицына? — спрашиваю, пытаясь игнорировать бесящие щелчки компьютерного грызуна.
— Что? Донимать некого, Беркутов? — отвечает вопросом на вопрос.
— Пфф, переживаю за наш математический тандем. Мне отчитываться перед Невзоровым. Время идет, занятия по подготовке к ЕГЭ она не посещает. А там же в голове опилки, — многозначительно вздыхаю.
— Заболела Лисицына. Выйдет — начнете заниматься, — не отрывая взгляда от монитора, произносит она.
— Заболела… — повторяю вслед за ней.
Думаю. Почесываю бровь.
— А по поводу лица что скажете? Или сделаете вид будто не заметили? — интересуюсь открыто.
Циркуль тут же заметно напрягается. Поджимает тонкие губы и недовольно косится в мою сторону.
— Сказала, что ударилась о шкаф, — выдает гениальное в ответ.
— Это просто смешно ей богу, — фыркаю я.
— Так Роман! — противным менторским тоном. — Отправляйся на химию.
— Усопший в тысяча девятьсот седьмом Менделеев точно подождет.
— А Маргарита Семеновна вряд ли! — ворчит Циркуль в ответ.
— Что у Лисицыной за семья? — игнорирую ее угрозы.
— Личности родительской общественности, а также семьи воспитанников Гимназии не подлежат обсуждению с учащимися, Роман, — чеканит сурово.
— Ну ясно, — возвожу глаза к потолку и встаю.
А на что я, собственно, рассчитывал? Это же циркуль.
— Роман, — обращается ко мне она, когда я уже почти у двери.
Оборачиваюсь. Вскидываю бровь в вопросительном жесте.
— Оставь эту девочку в покое. Ей итак по жизни тяжко, — сообщает она нехотя.
И что бы это значило…
*********
Все-таки друзья у Лисицыной — дегенераты. Слушаю их кряканье в столовой. Перетирают в пятницу за обедом тему исчезновения Лисицыной. Я весь обращаюсь в слух, но ничего полезного эти слюнтяи не изрекают.
— Она не берет трубку…
— Да, со мной тоже на связь не выходит, — соглашается Паша.
— Может, занята? — предполагает Князев.
Имбицил тупоголовый…
— Трое суток занята что ли?
А это уже проблеск здравого смысла в голове Аверина.
— Мало ли…
— Подождем, может объявится?
Одноклеточные. С такими друзьями-тормозами и врагов не надо. Я-то думал, что у них хватило ума навестить девчонку.
Что касается меня, то я еду домой к Лисицыной только в понедельник после обеда. В субботу — гребаный пафосный прием в честь моего дня рождения (даже вспоминать не хочу этот цирк), а в воскресенье — у меня две тренировки.