Девочка. Книга третья
Шрифт:
Так как именинница немного не подрассчитала с вином, равно как и ее кавалер Энди, Макс доставил всех домой и помог Джулии подняться в квартиру.
Я попросила Макса подождать у меня в комнате, пока Джулия пыталась стащить с себя лишнюю одежду прямо в гостиной, и как только я уложила подругу спать, зашла в свою комнату.
Макс стоял у моего стола и держал в руке рамку с фотографией моих родителей.
— Ты будешь чай или кофе? — предложила я.
— Нет, — коротко ответил он и констатировал, как в свое время Эльза: — Ты похожа на маму.
— Да, многие так говорят.
Он опустил взгляд сначала на мой письменный
— Что это? — он присмотрелся более внимательно к раме и добавил: — Похоже на картину.
— Это и есть картина.
— Ты рисуешь?
— Нет. Крис написал меня.
Макс бросил внимательный взгляд на меня и произнес:
— Судя по тому, что ты ее спрятала от всех и даже от себя, что-то очень личное.
— Твоя логика, как обычно, совершенна, — грустно улыбнулась я и добавила: — Это мое прошлое, которое осталось в прошлом. Я не хочу и не планирую его ворошить.
Макс на это ничего не ответил и сделал шаг ко мне, а я нервно вздохнула, но не отошла — если я планировала идти вперед, рано или поздно мы должны были хотя бы обняться.
Но Макс остановился и констатировал:
— Ты нервничаешь.
— Да, я нервничаю, — честно призналась я.
Максу не нужно было ничего объяснять, он сразу все понял и, сделав еще один шаг ко мне, спокойно произнес:
— Когда я учил тебе крав-мага, тебе было неприятно, что мы находимся в очень тесном контакте?
— Нет, — честно ответила я. — Но в тот момент ты для меня был учителем.
— Понимаю, — кивнул он, — но ты бы любого учителя в школе или в университете впустила в свое личное пространство?
Вопрос был хороший, вернее, правильный, и я, задумавшись, поняла, что, например, своего учителя по физкультуре или ту же Кэтрин я бы никогда не впустила свое личное пространство — мне хотелось держаться от них подальше.
— Нет, далеко не каждого, — честно призналась я и, осознавая к чему он клонит, грустно улыбнулась: — Твоя логика неоспорима.
— Так и есть, — улыбнулся он и, уверенно протянув руку, спокойно произнес:
— Дай мне руку.
Я положила пальцы в его большую теплую ладонь, а он их крепко сжал и посмотрел на меня.
— Тебе неприятно?
— Нет, — честно призналась я.
Он сильнее сжал мою руку и неожиданно притянул меня к себе, объединив наше личное пространство.
Я нервничала, и мое состояние было сродни натянутой струне, но я не сопротивлялась осознанно — я должна была почувствовать наше с ним взаимодействие. Именно в этой точке был мой нулевой километр — если меня сейчас отвернет от Макса, значит и в Лондон ехать даже на один день не было никакого смысла.
Я уперлась предплечьями в его грудь и закрыла глаза. Макс не давил и ничего не предпринимал, он лишь молча стоял и позволял мне исследовать мои ощущения.
А они были странными — я чувствовала, как меня укутывает теплая энергетика Макса, и в этих ощущениях не было ни отвращения, ни отчужденности. Его объятия были похожи на мой теплый плед, которым я обычно укрывалась, когда мне было очень плохо. Его объятия не сковывали, словно металл, но крепко удерживали. Это совершенно не походило на то, что я испытывала ранее. Как другое направление в музыке — если раньше я слушала только рок с его
многогранными басами, акцентом на сильных долях и выбивкой из ритма в синкопы, то теперь мне дали возможность послушать космическую музыку — атмосферную, обволакивающую, со своей особой синусоидой и эффектами наложения одного звука на другой. Эта музыка была не хуже и не лучше предыдущего направления — она просто была другой.Я бесшумно выдохнула, а Макс отстранился и цепко посмотрел на меня, внимательно изучая мое лицо.
— Я поеду в Лондон к тебе в гости, — приняла я решение.
— Спасибо, — тихо произнес он и, прикоснувшись губами к моей макушке, разомкнул объятия и уверенно вышел из комнаты. Я смотрела на удаляющуюся спину Макса и была ему благодарна за то, что он не давил и не переступал грань, будучи при этом настойчивым. Он точно знал, что мне нужно время привыкнуть к новым ощущениям, к новой энергетике.
Сейчас, уже находясь в Лондоне, я рассматривала тихие непрозрачные воды великой Темзы и чувствовала себя на вершине скалы, совершенно не зная, какая женская участь мне была предназначена, если я сделаю шаг вперед.
Либо я упаду в пропасть, так и оставшись однокрылой, и навсегда похороню себя, как Женщину, буду влачить существование бесполой единицы, так и не осуществив своего главного предназначения — Любовь, Семья, Дети.
Либо взмою ввысь птицей, поддерживаемая надежными руками Макса, обрету новое женское счастье — в любви к мужчине и детям.
Я глубоко вздохнула и грустно улыбнулась — конечно, хотелось вверх, вместе с другом, который дарил мне поддержку, а не вниз, в темноту жалкого одиночного существования без любви. Но даже при всем моем желании от меня мало что зависело — я не могла повлиять на свои чувства и ощущения, равно как и не мог повлиять на них Макс — умный терпеливый стратег, выверяющий каждый ход, как опытный шахматист, ведущий свою партию.
Все зависело не от нас, а от тех Сил, которые награждали нас любовью, и мне хотелось верить, что Они подарят мне еще один шанс, реанимируют меня, чтобы я не утратила своей способности дарить любовь.
От мыслей меня отвлек стук, и я, посмотрев на часы, посадила медведя на белый туалетный столик и пошла открывать дверь.
На пороге стоял Макс, который, бросив на меня цепкий взгляд, произнес:
— Ты опять не спрашиваешь, кто там.
— Ты точен, как швейцарские часы, — улыбнулась я, впуская его в номер.
— Тебе здесь нравится? — спросил он, обводя взглядом гостиную, будто инспектируя.
— Дорого и пафосно, — наморщила я нос, но, направившись через зал к окну, добавила: — Спасибо за этот вид. Он удивителен. Я влюбилась в Лондон.
— На то и был расчет, — усмехнулся он и, подойдя сзади, положил мне руки на плечи и произнес: — Тебе здесь понравится.
— Ты самонадеян, — нацелилась я локтем в его бок.
— Ты даже не представляешь насколько, — блокировал он мою руку, не дав себя ударить.
Я улыбнулась и решила схитрить, как это было ранее на наших тренировках.
— Ай, больно, — выкрикнула я, и он тут же разжал пальцы, освобождая мое предплечье, что мне собственно и было нужно.
Почувствовав свободу, я ударила его локтем в левый бок, памятуя об операции на печень, и уже хотела отскочить, но опоздала. Макс сработал молниеносно — поставил блок и, крепко фиксируя мои талию и руки, оторвал меня от пола.