Девственница

– Mon roi, - сказала она в изнеможении, обмякнув на потных простынях. Мой король.
– Я хочу тебе кое-что сказать.

– Не говори.

Он скорее почувствовал, чем услышал ее смех.

– Ты не знаешь, что это, - ответила она.

– Знаю.

– Ты знаешь, что я влюблена в тебя?
– спросила она.

– Oui. Но не говори этого.

– Почему?

– Потому что я не могу заполучить тебя. Не могу удержать. Ты не моя.

– Тогда я не люблю тебя, - сказала она, проводя кончиками пальцев по старому и выцветшему шраму на его груди.
– Я не люблю тебя всем сердцем и каждым дюймом своего тела. Я не люблю тебя сейчас и всегда.

– Я тоже никогда не полюблю тебя, - ответил Кингсли, закрывая глаза.

– Не знаю, как твой священник, но мой священник говорит, что лгать грешно, - сказала Джульетта, глядя на него сверху вниз. Он положил руку ей на щеку. – Дьявол-убийца и Отец Лжи. Когда мы лжем, мы подобны дьяволу, убивающему правду.

– Господь отпустит нам грехи, - ответил Кингсли.
– Он знает, что наша ложь - не убийство.

– Тогда что?

– Самозащита.

Глава 24

Север штата Нью-Йорк

Они долго целовались, Элли и Кайри. Просто поцелуи, нежные и сонные. Элли забыла, каким приятным, чувственным может быть простой поцелуй. Она не была создана для целомудрия. Она нуждалась в еще одном теле в ее постели. Она нуждалась в прикосновениях и в том, чтобы прикасались к ней. И она нуждалась в этой девочке, в этой прекрасной хрупкой маленькой девочке в своих руках, как нуждалась в воздухе, воде и пище.

– Хочешь, чтобы я прикоснулась к тебе?
– спросила Кайри между поцелуями.
– Я имею в виду, как ты прикасалась ко мне?

Элли покачала головой. Она не могла смириться с мыслью о том, что кто-то, кроме нее самой, будет касаться ее так интимно.
– Нет, ты не обязана. Сегодня я уже испытала оргазм.

– Ты мастурбировала?
– задала Кайри откровенный вопрос.

– Во сне, - ответила Элли.
– Я проснулась от оргазма.

– Ты сказала, что видела сон о той ночи, когда забеременела. Ты точно знаешь, когда это произошло?

– Да, - ответила она без колебаний.
– Я помню тот день, когда Сорен уехал в Рим. Я помню тот день, когда пошла к врачу из-за почечной инфекции. Две недели я сидела на антибиотиках. Когда мне стало лучше, мы с Кингсли занялись сексом. На следующую ночь у нас был только анальный секс. От анального не забеременеешь. На следующее утро он уехал на несколько дней. Я помню...
– Она остановилась, закрыла глаза... Она снова чувствовала Кингсли внутри себя, видела его под собой. И она скучала по этому. По нему. Она скучала по нему.

– Мне очень жаль. Мы не обязаны говорить об этом, если не хочешь.

– Мы можем говорить об этом. Но ты - монахиня, а я - нераскаявшаяся шлюха. Вероятно, тебе будет гораздо труднее услышать об этом, чем мне - говорить.

– Нет...
– Кайри замолчала.
– Скажем так, я не сформировала свое мнение насчет абортов, как это сделала Католическая церковь. Не могу представить, что этот выбор когда-либо будет легким. Но могу представить, что иногда это единственный выбор, который у тебя есть.

– Это был правильный выбор, - ответила Элли.
– Но нет, я бы не назвала это легким.

– Почему ты сделала его?

– Когда мне было семнадцать, у меня с Богом был долгий разговор. Я сказала ему, что никогда не попрошу Сорена оставить священство, если Бог позволит нам с Ним быть вместе. Что-то случилось той ночью, и какие бы детские мечты я ни видела о том, чтобы выйти за него замуж и нарожать ему детей, они сгорели дотла. Теперь у меня новые мечты. Детей в них нет. Это эгоистично?

– Детей нет и в моих мечтах. Как я могу судить тебя, не осуждая себя?

– Даже если бы я хотела иметь детей, не думаю, что моя жизнь... была такой, в которую следует приводить ребенка.
– Она потерла лоб и усмехнулась.
– Ты знаешь, что такое вечер пятницы в доме Кингсли?

– Не знаю? Ночь игр?

– Ночь оргий, - ответила она.
– Он устраивает безумные вечеринки по пятницам, и все богатые красивые люди Манхэттена съезжаются и кончают. Там повсюду обнаженные женщины трахаются с мужчинами, на каждом предмете мебели. Кроме рояля. Рояль под запретом.

– Почему не рояль? Кингсли большой любитель музыки?

– Рояль подарок Сорену от Кингсли.
– Кингсли купил рояль еще до того, как они с Сореном воссоединились. Подарок? Больше похоже на алтарь.

– Что насчет Кингсли?

Элли тяжело вздохнула и закрыла глаза.

– Кингсли... единственный узел, который я не могу развязать. Кингсли хочет детей. Всегда хотел. Я отобрала у него этот шанс.

– У него будут другие шансы.

– Именно это я себе и говорю. Надеюсь, я права.

– Это не твоя работа - рожать ребенка каждому мужчине, который его хочет, - сказала Кайри.
– Если бы Бог хотел, чтобы женщины только и делали, что рожали детей, Он бы не призывал так много людей в религиозные ордена.

– Кингсли особенный, - ответила Элли.
– И он никогда бы не захотел, чтобы у меня был ребенок против моей воли. Но я также знаю, что он жалел, что я этого не хотела. Это то, что все еще причиняет боль, зная, что он страдает.

– Когда ты поняла, что беременна?

– За несколько дней до возвращения Сорена из Рима. Он защищал диссертацию в Иезуитском университете. Докторская номер два.

– Две докторские? Безумие. Должно быть, он очень умный.

– Он самый умный человек из всех, кого я знаю. И такой зануда, - ответила с улыбкой Элли.
– Но он же иезуит. Докторские для иезуитов - все равно что кошачья мята. У них стояк на академические степени, как у мальчика-подростка с первым Плейбоем.

– Боже, мой двоюродный дедушка - иезуит.

– Прости, - сказала Элли и поморщилась.
– Сколько у него докторских?

– Три. Это, вероятно, то же самое количество стояков, которое у него было с тех пор, как он стал иезуитом.

Элли рассмеялась.

– Значит, не сексуальный, соблюдающий клятву иезуит?

– Сухой, как пыль, и почти такой же сексуальный, - ответила Кайри.

– Сорен сексуален, - сказала Элли.
– Ты никогда в жизни не видела более красивого мужчины. Светлые волосы. Темнее, чем у тебя, но все равно очень светлые. Красивый. Сильный нос и волевой подбородок. Серые глаза цвета пасмурного утра. И он высокий - шесть футов и четыре дюйма. Высокий и сильный. Я обычно сидела у него на спине, пока он отжимался по утрам. Пятьсот раз без меня. Или сто со мной.