Девушка без Бонда

И однажды он решился. Не ставя семью в известность, бросил университет. И отправился в Германию. Дроп-зона Шлирштадт. Уютное местечко. И прыжки с четырех тысяч метров – всего по двадцать пять евро. А главное – никаких проблем с деньгами, чтобы оплачивать свое увлечение. Жан-Пьер легко нашел способ заработать. На аэродром приезжало множество богатых и занятых людей. Богатых и занятых настолько, что они предпочитали заплатить (несчастную десятку!) симпатичному и ответственному парню, готовому уложить их парашют. А они покуда выпьют кофейку и поделятся впечатлениями от предыдущего прыжка. Впрочем, встречались, конечно, и среди явных миллионеров те, что предпочитали сворачивать купол сами: то ли из крохоборства, то ли из суеверия, то ли из перфекционизма…

…Жан-Пьер никому в Париже не сказал, куда отправляется, но папаша его нашел. И, конечно, кричал, что Жан-Пьер – осел, он губит свою будущую карьеру, причиняет страдания матери, и нужно немедленно возвращаться домой – в постылую жизнь, к скучнейшим точным наукам. Сын, разумеется, не послушался.

А скоро случилось кое-что еще. В Шлирштадт приехала красивая пара – то были Жиль и Мадлен. Прибыли они на новеньком спортивном «БМВ», сняли самый дорогой люкс и вели себя как крутые, без проблем заказали курс AFF [14] : по 1500 евро на лицо за десять прыжков, да плюс дополнительно оплачивали воздушного оператора, снимавшего на видео их полеты. Но, в отличие от богатеньких бездельников, Жиль и Мадлен занимались старательно, с увлечением, с полной концентрацией. И парашюты быстро научились укладывать сами, к Жан-Пьеру за помощью не обращались. Он посматривал на них и немного завидовал – их азарту, их единению. Лично ему еще ни разу не встречались такие девушки – чтобы любили парашюты и одновременно были столь эффектными, как Мадлен.

14

Самый современный (и одновременно самый дорогостоящий) метод обучения прыжкам в свободном падении. Ученик выпрыгивает из самолета вместе с двумя инструкторами, которые помогают занять ему правильное положение в воздухе и полностью контролируют прыжок.

– Жаль, конечно, что я не знал тогда тебя, моя милая, – галантный француз прервался, чтобы отвесить комплимент Татьяне. – Ты, кажется, и прыгаешь великолепно. Да и красотка ты хоть куда, моя дорогая Ассоль.

– Меня зовут Таня, – машинально поправила она.

– Ну да, Таня, – вздохнул Жан-Пьер. – Я же говорю: ты совсем не та, за кого себя выдаешь, даже имя оказалось другое. А мне Ассоль, если честно, больше нравилось. Кстати, я хоть имя свое, в отличие от тебя, не скрываю. Можешь заглянуть в паспорт.

– Паспорта тоже подделывают, – усмехнулась Садовникова.

– Хорошо, можешь навести обо мне справки – и в Сорбонне, и в Шлирштадте. Тебе любой расскажет о Жан-Пьере Дюбуа…

Не прерывая разговора, француз покрутил джойстик локатора, увеличивая масштаб. Как бы между прочим кивнул на экран, где высилась темно-зеленая стена с неровным верхним краем:

– Остров Милос. Да он и невооруженным глазом виден…

И впрямь: слева на горизонте над черной, слегка фосфоресцирующей поверхностью моря угадывалась высокая, занимавшая треть неба тень: вздымающиеся ввысь скалы острова. А сверху, по гребню скалы, лепились крохотные белые домики.

Сердце у Тани сжалось. Неужели ее «друзья» выполнят свою угрозу? И она снова окажется на очередном острове – и опять без денег, без документов, только на этот раз ее еще вдобавок будет разыскивать полиция за соучастие в убийстве Чехова-Костенко? Но она не стала снова просить Жан-Пьера оставить ее на катере: пусть сначала выговорится, а там посмотрим. Вместо того чтоб умолять, она спросила:

– Значит, Мадлен и Жиль – все-таки парочка?

– Ну, тогда, в Шлирштадте, они были парочкой… Сейчас, по-моему, уже нет… Но самое главное: я-то свободен!

Жан-Пьер полуобернулся и окинул Татьяну хищным, раздевающим взглядом, а потом вдруг схватил за талию и привлек ее к себе. Он, кажется, весь горел от страсти. Попытался поцеловать ее в губы… Но она рывком высвободилась и отскочила от него. И тут произнесла – почему-то, из странной удали и озорства, по-французски (а ведь знание их языка, о котором не ведали ее спутники, давало ей хоть крохотное, но преимущество над ними):

– Если ты одной рукой держишь руль, а другой – обнимаешь девушку, то оба этих дела ты делаешь одинаково плохо!

– О, ты изъясняешься по-французски! – воскликнул парень. – Я же говорил, что ты совсем не та, за кого себя выдаешь, дорогая Ассоль (или Таня?).

– О, нет! Давай перейдем на английский! – взмолилась она. – На вашем языке я заучила всего несколько фраз… Эта, по-моему, была слоганом в рекламной кампании за безопасность движения… Разговорную речь я совсем не понимаю…

Парень что-то быстро проговорил по-французски – Таня и впрямь не разобрала ни слова. Покачала головой:

– Не понимаю…

– Кажется, действительно не понимаешь, – перешел на язык Шекспира француз. – Я говорил о том, что ты прекрасна. Неподражаема. Совершенна…

– Мы остановились на том, как ты познакомился с Мадлен и Жилем, – не приняла его игры Таня. – Что было дальше?

И Жан-Пьер вроде бы сосредоточился на штурвале, локаторе и навигационной системе, но одновременно продолжал болтать.

…Очевидное богатство новичков (столь же молодых, как он сам) тоже, конечно, его слегка расстраивало. А еще просто хотелось с ними подружиться. И однажды ночью, когда Жан-Пьер вышел покурить, он случайно заметил, как из гостевого коттеджа (номер люкс, с джакузи и выделенным Интернетом) выскользнули Жиль и Мадлен. И, взявшись за руки, направились за территорию клуба, к роще…

Жан-Пьер вовсе не был извращенцем-вуайеристом, но тут не удержался. Украдкой последовал за ними – и с удивлением обнаружил, что парочка выбралась из домика отнюдь не для того, чтобы предаться романтическому сексу на лоне природы. Эти двое на опушке, в ярком свете луны, тренировались. Они устроили спарринг – то ли по карате, то ли по тайскому боксу, Жан-Пьер тогда не разбирался. А в другой раз он застал их на ярмарке в ближайшем городке в местном тире, причем стреляла парочка так, что вокруг них собралась целая толпа болельщиков.

Молодой человек был заинтригован. И однажды ночью, когда богатые соотечественники отправились в лес тренироваться, словно бы случайно попался им на глаза. Мадлен взглянула на него с интересом, однако Жиль был разгневан, и разговор едва не скатился к оскорблениям. Но Жан-Пьеру все же удалось заставить их себя выслушать. Он ни о чем не просил – просто рассказал о своей несостоявшейся карьере математика и о том, что ветер свободы ему куда милей. И закончил так:

– Мне нравится жить здесь, в Шлирштадте. Но вы, по-моему, живете еще интересней.

Жиль в ответ на его проникновенную речь лишь усмехнулся:

– Каждому свое. Мы тебе ничем помочь не можем.

А Мадлен мимолетно улыбнулась:

– Мечтай обо мне, Жан-Пьер. Мечтай. Я люблю красивых мужчин. И, может быть, когда-нибудь твое рвение будет вознаграждено.

И, к его радости, однажды она действительно ему позвонила.

…С тех пор прошло четыре года. За это время они объездили весь мир. Летом – восхождения в горы. Весной и осенью – испанская Тарифа (серф, яхтинг). Зимой – в Китай, там до сих пор остались достойные школы восточных единоборств. А еще, мимоходом, – дроп-зоны, тиры, экспедиции на выживание…