Девушка без прошлого. История украденного детства

— Итак, вот наш план, — объявляет папа через полчаса, когда мы оказываемся на центральном железнодорожном вокзале Франкфурта. — Садимся на первый поезд до Ганновера, а там снова пересядем. — Судя по всему, пока я была в туалете, они решили поехать в Гамбург. Скорее всего, потому, что там находится один из самых известных плавательных комплексов мира.

— Может, сначала найдем отель и передохнем? — осторожно предлагает мама.

— Нет, надо двигаться.

На вокзал прибывает поезд и с шипением раскрывает пневматические двери.

— Глядите-ка, — папа смотрит на часы, — точно по расписанию. Немецкая эффективность, Бхаджан. Именно так они чуть не выиграли войну.

Мы только-только успеваем распихать свои вещи по купе, а за окнами уже пролетает незнакомый пейзаж. И тут папа слышит объявление о следующей станции и настораживается.

— Еще не пора? Тут все называется одинаково, какой-нибудь БаденВаденБургерДорф.

— Да, нам выходить. — Мама смотрит в билеты.

— Багаж к выходу, — приказывает папа, и я сую ноги в расшнурованные кроссовки.

Мы успеваем собраться примерно на четверть, когда понимаем, что очень плохо рассчитали время. Поезд уже замедляется и въезжает на станцию, а большая часть багажа так и лежит в купе. Мы с Фрэнком и Кьярой одновременно бросаемся вперед и застреваем в дверях, толкая друг друга.

Когда дверь открывается, у папы висит по сумке на каждом плече и одна на шее. Наклонившись над ступенями, он выкидывает все это из поезда. Фрэнк подходит к дверям следом за ним.

— Нет! — кричит папа. — Просто кидай!

Фрэнк выкидывает вещи из дверей. Они пролетают по воздуху и ударяются о платформу на глазах у изумленных пассажиров.

Игнорируя боль в запястьях, я хватаю последнюю сумку и бегу к дверям, когда слышу зловещий щелчок. Двери начинают закрываться. Моя семья смотрит на меня с платформы и тут же срывается вслед за поездом, размахивая руками:

— Прыгай, Бхаджан!

— Бхаджан, сюда!

Я лечу со второй ступеньки, двери поезда смыкаются у меня за спиной. Приземлившись на бок, я машинально сгибаю колени, перекатываюсь в сторону и неуклюже замираю.

Вот почему всех детей нужно отдавать на дзюдо — никогда не знаешь, где придется падать.

Когда мы оказываемся в Гамбурге, все вокруг кажется серым: небо, дома, шумная улица. Я толком не спала больше сорока восьми часов и не представляю, сколько сейчас времени. Знаю только, что стою у «Хауптбанхофа» — местное название вокзала, — дрожу и умираю от голода, а мама бьется в телефонной будке, пытаясь найти место, где мы могли бы остановиться.

— Ac-c-c-chtung!^[2] — орет кто-то, и мимо меня пролетает человек на велосипеде.

Я протираю глаза и смотрю, как он крутит педали с космической скоростью.

— Fahrradweg!^[3] — Тощая женщина чудом объезжает меня.

Если подумать, я никогда в жизни не видела столько великов. Наверное, несколько тысяч прикованы к металлическим перилам у вокзала, а другие со свистом пролетают мимо, надрываются звонками, несут на себе злых людей, которые кричат на меня.

Мои глаза наполняются слезами, но тут меня обнимают и дергают назад. Мама бросила трубку, которая болтается на шнуре, и стоит передо мной. Она расплывается перед глазами.

— Это велосипедная дорожка! Ты стояла прямо на ней!

— И откуда мне было знать?! — Я чувствую в своем голосе нотки истерики.

— Просто последи за чемоданами, мне нужно договорить. Твой отец хочет квартиру с кухней.

Я сомневаюсь, что сейчас подходящее время привередничать, но замолкаю и устраиваюсь на горе чемоданов.

Мне кажется, проходит несколько часов, когда меня наконец сажают в такси, а потом выгружают на другом, тихом тротуаре перед четырехэтажным многоквартирным домом. Морщинистая пожилая женщина стоит на крыльце и неодобрительно смотрит на нас.

— Это вы американские Робертсы?

Мы улыбаемся ей. Рады знакомству!

Она сводит седые брови пугающе медленно:

— Вы опоздали.

— Добро пожаловать в Германию, — вздыхает Фрэнк.

8 утра. Я просыпаюсь и сразу снова засыпаю.

8:10 утра. Опять просыпаюсь. Кьяра уже встала и собралась. Лицо у нее невозмутимое. Я бы хотела понимать ее, любить или не любить, но основная эмоция, которую она вызывает в людях, — это неловкость. Невозможность определить, кто же она такая. Иногда она замечает, что я смотрю на нее. Когда я встаю с кровати, она строго заглядывает мне в глаза. Одно ясно точно: мимо нее ничто не проходит. Мы с сестрой делим гостиную в двухкомнатной меблированной квартирке. Фрэнк живет в спальне, а мама с папой — в смежной студии. Если нельзя быстро найти квартиру с тремя спальнями, воспользуйтесь нашим рецептом.

Я совершила покупку, которая дает мне надежду на то, что в нашей новой жизни будет хоть какое-то постоянство, и теперь, с трудом разлепляя глаза, смотрю на трех своих золотых рыбок. Мой любимчик, Львиное сердце, подплывает ко мне и замирает на месте. Его легко отличить по экстравагантным оранжевым плавникам.

8:30 утра. Фрэнк плюхается на соседний стул и начинает набивать рот мюсли. Или надо называть его Роем? Наутро после приезда в Германию нам велели выбрать новые имена. На этот раз мы меняем не только фамилии. Поэтому Кьяра стала Сарой, Фрэнк — Роем, а я — Кристал. Пару раз я запнулась, назвав Кьяру или Фрэнка старым именем, но, в общем, мы приспособились. Я осторожно выбираю изюм из своей тарелки и протягиваю мерзкие ягоды Фрэнку, который как раз любит скукоженный виноград.

9:00 утра. Сажусь за стол и смотрю на страницу с примерами, написанными мамой. Если в постоянных переездах и есть что-то хорошее, так это то, что из-за них можно не ходить в школу.

11 утра. В моей жизни никогда не было такой зимы. По Гамбургу носится ледяной, как в Сибири, ветер, от которого склеиваются мокрые ресницы. Я пытаюсь закутаться в куртку, пока мы бредем по снегу к метро. Кьяра и Фрэнк идут на урок немецкого перед тренировкой по плаванию (Фрэнк уже достиг олимпийского уровня), а мы с мамой собираемся на гимнастику. Шесть раз в неделю мы едем на метро в серое бетонное здание, похожее на старый цех. Там я тренируюсь по три с половиной часа и начинаю понимать, что сделала огромную ошибку.

После приезда в Германию мне велели не только придумать новое имя, но и выбрать между плаванием и гимнастикой. Чтобы впечатлить родителей, я выбрала гимнастику. Она сложнее, опаснее и хуже мне дается. И вот теперь я вынуждена этим заниматься, потому что они пошли еще дальше и наняли мне частного тренера.

— Неу, wie gehts?^[4] — Я вхожу в тихий пустой зал.

На мне трико, а волосы забраны десятью резинками.

— Nicht schlecht^[5], — говорит Анатолий, дергая одним плечом по типично русской привычке.