Девушка индиго

Кромвеля я отыскала в столовой за завтраком. Он сидел за столом с таким напыщенным видом, что мне сразу захотелось запустить в него серебряным канделябром.

Когда я вошла, Кромвель встал:

– Доброе утро.

– Доброе ли? – отозвалась я.

– Возможно, подобреет после нашей беседы. Мы так и не обсудили мое вчерашнее предложение.

Я выбрала себе на завтрак теплый ромашковый чай, кукурузную лепешку и мед.

– Зачем же я стану обсуждать ваши нелепые прихоти? Мне казалось, вы уже достаточно сделали, чтобы мой ответ был ясен.

Я села, и он последовал моему примеру.

– Что ж, понимаю, как это должно выглядеть в ваших глазах, мисс Лукас. Вероятно, для начала мне стоит извиниться за то, при каких обстоятельствах это предложение было сделано. Однако… я думал, что, не добившись успеха в производстве индиго, вы будете более склонны принять мою руку и сердце.

Я воззрилась на него, забыв о своем завтраке. И расхохоталась. А что мне еще было делать? Человек, сидевший передо мной, только что заявил, что он растоптал мою мечту ради того, чтобы на мне жениться. Какой абсурд! Ну разве не смехотворна уверенность мужчин в том, что я буду невероятно благодарна любому, кто согласится избавить меня от бремени одиночества? И в любом случае его предложение не могло быть серьезным – я ему даже не нравилась, и прежде всего не нравились мои амбиции.

Кромвеля мой приступ веселья поверг в замешательство, щеки у него вспыхнули.

– О, – простонала я, отсмеявшись, но сразу, едва я окончательно осознала суть того, в чем он признался, на меня накатил истерический приступ паники, и я снова расхохоталась, уже со слезами на глазах. Меня охватило какое-то безумие, я смеялась и смеялась до тех пор, пока горячие слезы не хлынули по моим щекам. – Вы думали, что… – прохрипела я, – что, потерпев неудачу с индиго, я выйду за вас замуж?

Лицо Кромвеля исказилось от ярости. Это было лицо глубоко оскорбленного мужчины.

– С какой стати, господи боже?! – договорила я.

Почему он решил, что неудача бросит меня в его объятия? Что может привлечь меня в нем? И что может привлечь его во мне? Как только ему в голову пришло, что я соглашусь стать женой человека, который заставил моего лучшего друга погубить дело, имеющее для меня чрезвычайную важность?

Мой смех перешел в порывистые всхлипы, когда я вспомнила слова маменьки о том, что нам надо вернуться на острова.

Наш с ней разговор на обратном пути из Чарльз-Тауна после бала внезапно обрел новый и крайне неприятный смысл. У меня тотчас закружилась голова – даже пришлось опереться на стол.

– Моя мать пообещала отдать меня вам в жены в обмен на саботаж, чтобы мы могли вернуться на острова?

– Вы были бонусом в этой сделке, – сказал Кромвель.

«Значит, это правда? – ужаснулась я. – Ради возможности уехать в Вест-Индию маменька продала меня этому… этому…» У меня лоб покрылся испариной, а по спине пробежал холодок. Предательство матери еще одним камнем упало в мешок с мертвым грузом, болтавшийся у меня на шее и не дававший вздохнуть.

Следующие вдох и выдох воистину дались мне тяжело.

Кромвель же лишь пожал плечами:

– Так, небольшая компенсация за потерянное здесь время – дочь будущего губернатора Антигуа, чем черт не шутит. Однако при ближайшем рассмотрении, учитывая ваше презрение ко мне, я предпочту от этого бонуса отказаться.

«Какое облегчение для нас обоих!» – прокомментировала я про себя.

При мысли о том, что этот жестокий и надменный господин может стать спутником моей жизни до конца дней, что придется терпеть его прикосновения, вынашивать его потомство и покоряться его воле, мне показалось, что я жую не кукурузную лепешку, а пригоршню измельченных устричных раковин.

– Но если я была всего лишь бонусом, каков главный приз?

– Для девицы, так старательно играющей роль хозяйки плантации, вы, по-моему, слишком наивны. Я думал, вы умнее.

Оскорбление и этот снисходительный тон, к которому я уже привыкла, на меня не подействовали. Кромвель всего лишь пытался таким образом врачевать свою раненую гордость, как водится у мужчин.

– Помните, откуда я приехал? – терпеливо спросил он, и вот теперь мне захотелось стереть эту самодовольную улыбочку с его лица.

– С острова Монтсеррат, – с наигранно глуповатым видом ответила я, хотя, разумеется, уже догадалась, к чему он клонит.

– Как вам, должно быть, известно, это французская колония. И почему же, спрашивается, я должен был позволить вам составить конкуренцию французскому индиго? Знаете, сколько платят моему брату за наш краситель? Ну конечно, знаете, иначе меня бы сюда не пригласили.

– Вы правы. – Я притворилась, что с аппетитом ем, и намазала еще меда на хлеб, хотя у меня кусок не лез в горло. – Я была наивна. Но только в том, что считала вас скорее дельцом, чем патриотом. Разумеется, я знала, что вы с братом продаете свое индиго французам. И если вы думаете иначе, то вы не менее наивны, чем я. Стыд вам и позор. Теперь вы не только не получите покровительства будущего губернатора Антигуа, но и лишитесь своей профессиональной репутации как мастер индиго. Я об этом позабочусь.

– И что будет значить слово вздорной девчонки, слишком много о себе возомнившей, против слова родного брата одного из крупнейших производителей индиго с острова Монтсеррат? Кто вам поверит? В городе полно респектабельных джентльменов, с которыми я свел знакомство за игрой в карты. Они не колеблясь примут мою сторону и поверят моему экспертному мнению по части индиго, вместо того чтобы слушать россказни девицы, о которой давно идет дурная слава. Может, я и подмочил свою репутацию склонностью к азартным играм, но и ваша далеко не безупречна. Более того, ваши проступки куда серьезнее моих. Я все еще джентльмен, чье мнение готовы выслушать. Вы же ничто, пустое место.

У меня запылали уши и щеки.

– Что ж, я рада, что все окончательно прояснилось относительно вашего ошибочного стремления жениться на мне.

Только сейчас я призналась себе в истинной причине своего нежелания докладывать отцу о том, что произошло с нашим индиго. Если бы я это сделала, отец тотчас потребовал бы отослать Кромвеля восвояси. А отослав Кромвеля и тем самым уничтожив его профессиональную репутацию, я одновременно вынесла бы приговор Бену. И Бен тоже уехал бы прочь. Прочь от меня.

Если бы только я могла выкупить его из рабства… Но у нас не было и не предвиделось средств, пока не будет продан последний урожай риса из Гарден-Хилл. Да и какова цена раба, обладающего такими знаниями и навыками? Бен бесценен. И мысль о том, что мне придется с ним расстаться, что я могу никогда больше его не увидеть, ранила меня сильнее, чем знание о том, что он стал пособником в деле уничтожения индиго.

Мои угрозы Кромвелю были фарсом.

Бен – главное и единственное преимущество Кромвеля. Сомневаюсь, что я сумела бы убедить Кромвеля отпустить Бена, даже если бы попыталась. Значит, Кромвель должен остаться здесь. Можно было бы попробовать отдать ему должность Старрата в Уаккамо, но какой смысл в замене одного жестокого приказчика другим?