Девяностые. Том первый

Блин, я тут живу уже три года, а так ни разу на вулкане и не был. Даже на Авачинском, на который подняться и в моём возрасте не проблема. Уууу! Чувствую себя идиотом. Ну ничего, до начала занятий ещё две недели, надо только подговорить Дмитрича, да раскопать родительскую связку, чтобы в переговорах был весомый аргумент. Наставник, конечно, и так верит в мою сознательность, но если я буду к нему привязан, однозначно будет чувствовать себя спокойней. Решено, как будет хорошая погода, идём на вулкан!

Только надо сначала в школу заскочить, узнать у Татьяны Ивановны, что они там напридумывали на первое сентября в этом году, и когда репетиции. Ну и к Викторию Николаевну заглянуть проведать, а то некрасиво получится – к руководителю театрального кружка примчался, а к классной даже не заглянул…

– А где Виктория Николаевна? – Я удивлённо взирал на незнакомую женщину, занимающую стол нашей учительницы и смотрящую на мир с выражением лица, словно ей все должны. И вообще она тут королева. Из прошлой жизни я её вроде как помнил, но имени в памяти не сохранилось. В отличие от образа, весьма меня не радующего. Неприятный человек. Одна из завучей младшей школы. Непонятно почему, но она забрала наш класс от Виктории Николаевны. Большая часть нашего класса тогда её боялась и тихо ненавидела.

– Некоторое время она не сможет преподавать. Теперь уроки у вас буду вести я. – Безучастным голосом ответила завуч, скользнув по мне взглядом и вернувшись к бумагам на столе.

– В чём причина такой перестановки? – Я едва удержался в рамках приличий. После Виктории Николаевны, старавшейся к каждому ученику найти подход, эта напыщенная дама в розовом, делающая вид, что меня здесь нет, откровенно задевала.

– Это тебя не касается. – Наконец она оторвалась от бумаг, и посмотрела на меня взглядом, словно я отрывал её от Самого-Важного-Дела-в-Жизни. – И вообще, мальчик, до сентября ещё неделя, иди и не мешай мне работать.

– Во-первых, коль скоро вы сами назвались нашим учителем, то основная ваша работа - ваши ученики. – Вы когда-нибудь слышали ледяной тон в исполнении маленького мальчика? Вот и я не слышал. Жаль, со стороны на себя нельзя посмотреть, наверняка это выглядит крайне потешно. – Однако, судя по вашим же словам и действиям, за людей вы нас не держите. Настолько погрязли в административной работе, что люди для вас превратились в голые цифры ведомостей, и даже на простое уважительное обращение к тому, кто не способен дать в лицо, ни сил, ни желания не осталось?

– Гадёныш мелкий, да как ты… – Вспылила, к моему глубокому удовлетворению, завуч. Хмм, когда это я начал получать удовольствие от доведения взрослых до белого каления?

– С какой стати вы решили, что тот, кого вы оскорбляете, не станет вам отвечать? – Равнодушно смотря в глаза взбешённой пародии на Долорес Амбридж, флегматично дёрнул бровью.

Тут женщина окончательно разозлилась. Она выскочила из-за стола, в два шага подлетела ко мне и схватила за ухо. Дмитрич не зря гонял меня на тренировках, какие-то рефлексы всё-таки вбил, и я рухнул на корточки в попытке освободиться. Однако завуч, вместо того чтобы меня отпустить, просто сделала ещё один шаг вперёд и потянула ко мне вторую руку. Оставаться и дальше в рамках приличия и исключительно словесной пикировки не имело смысла. Пора было переходить к активным действиям по защите своей ценной части тела.

Резко распрямляясь, я ввинтился женщине под руку и вложил максимум своих невеликих сил в удар в подмышку. Страйк, как говорится… Или страйк это про другое? В любом случае, своего добился. Рука, удерживавшая меня, расслабилась и безжизненно повисла, а завуч с подвыванием отскочила и схватилась за плечо.

– Ты… Ууу… К директору! Сейчас же! – Проорала она, но подходить теперь опасалась.

– Статья сто пятнадцатая Уголовного Кодекса, умышленное причинение лёгкого вреда здоровью, пункт Бэ - «по мотивам ненависти или вражды по отношению к какой-либо социальной группе». И пункт Гэ - «в отношении лица в связи с выполнением данным лицом общественного долга». Наказывается лишением свободы до двух лет, с лишением права заниматься определённой деятельностью и занимать определённые должности. Статья двести восемьдесят вторая того же кодекса, унижение человеческого достоинства. Часть вторая, пункт А - «с применением насилия или угрозой его применения. Пункт Бэ - «с использованием своего служебного положения». Это уже до шести лет, с теми же лишениями. – Сухо прокомментировал её действия. – Мне плевать, кто вы и как пролезли на это место, но к завтрашнему дню чтобы ноги вашей в школе не было. Иначе дело пойдёт в разработку. И благодарите небеса, что охрана не вмешалась, и вы отделались выбитым плечом, а не парой переломов, несовместимых с дальнейшей активной деятельностью. – Я кивнул головой на стоящего в дверях наставника, и, развернувшись на пятках, покинул класс.

– Дмитрич, поехали к классной домой. – Выйдя из кабинета, кивнул наставнику, наблюдавшему за происходящим с выражением вселенского спокойствия на лице. Тот молча кивнул в ответ, и мы направились прочь из школы. Ммм-да, вот и поговорили на счёт первосентябрьского мероприятия. – Только давай сначала в кондитерскую, какую получше, заскочим. Настроение ниже плинтуса. А ведь ещё с организацией мероприятия надо что-то решать… Вот же свинство! Блин, надо теперь Татьяну Ивановну предупредить…

В театральном кружке взял программу мероприятия и, сославшись на обстоятельства, срулил обещавшись появиться на следующей репетиции. Потом ещё пришлось заскочить в учительскую – узнать адрес нашей бывшей учительницы. Ну а потом поездка в кондитерскую, что была почти в центре города, и обратно в район школы – нужный нам адрес был недалеко от неё.

– Здравствуйте, Виктория Николаевнааа… – Бодрое моё приветствие закончилось весьма протяжно. Ну, теперь понятно, почему она не сможет преподавать ещё год-другой. Месяц седьмой примерно, если судить по размерам живота. – А мы вам тортик привезли…

Блин, какой тортик, тут фрукты свежие нужны. И овощи. И мясо. И…

– Тортик - это хорошо. – Слегка смущённо улыбнулась женщина и окинула Дмитрича настороженным взглядом.

– Мой наставник, Валерий Дмитриевич. Не хотят меня одного отпускать. Да и за руль пускать отказываются почему-то. – С извиняющимся выражением лица я развёл руками.

– Проходите уж, раз пришли. – Впустила нас в квартиру женщина и пошла на кухню, готовить чай.

Аккуратная двушка со следами недавнего ремонта. Небогато, но и не совсем бедно. Ну да, учителям платят сущие копейки. Муж её, вроде, в море ходит, рыбу на судне добывает. Так что на жизнь хватает, но по полгода он дома отсутствует.

Раздевшись и помыв руки, мы присоединились к учительнице на кухне. Та как раз разливала чай, а на столе стоял уже порезанный торт.

– Вопрос к вам есть, Виктория Николаевна. – Когда первые кусочки торта были съедены, а все приличествующие случаю разговоры о погоде завершились, я перешёл к беспокоящему меня делу. – Посоветуйте учителя вам на замену.

– Вам же поставили Антонину Сергеевну.

– К сожалению, мы с ней не сошлись во мнении относительно вопроса взаимодействия взрослых с детьми. Она не будет у нас преподавать. Но назначат ли ей на замену кого-то более адекватного - тот ещё вопрос. Мне же, как человеку непосредственно заинтересованному, хотелось бы кого-то, кто любит детей и умеет с ними работать. Если нужно - мы поможем с жильём и переездом.

– Совсем серьёзным ты стал, Ваня. – Тепло улыбнулась женщина. – Говоришь, как взрослый. Но кто ж тебе позволит менять учителя по своему хотению?

– Пусть это вас не беспокоит, Виктория Николаевна. У меня в наличии все необходимые ресурсы для этого. Более того, приоткрою вам завесу тайны - у меня в планах кардинальное преобразование школы. И, похоже, начинать работу в этом направлении придётся несколько раньше, чем было запланировано.

– Тебе же всего семь лет, какие планы? – Умилилась моей серьёзностью женщина.

– Секретные. – Подмигнул ей. – Скажу лишь, что глава обкома по образованию дал добро, и обещал всецело поддерживать мои действия. Ресурсы для этого уже в процессе подготовки. Я, конечно, рассчитывал начать после перехода в среднюю школу, но обстоятельства, как обычно, вносят свои коррективы. Так что придётся начинать сейчас, хоть и не с таким размахом, как задумывалось.