Девятнадцать лет спустя...

Гермиона взглянула на Люциуса, чтобы оценить его реакцию, и с трудом сдержалась, чтобы не фыркнуть, увидев выражение его лица.

— Что, во имя всего святого, это должно быть? — с отвращением спросил он.

Не в силах ответить из-за страха, что не сможет сохранить хладнокровие, она вместо этого указала на ледяные скульптуры, которые были выставлены на видном месте вдоль буфетного стола; дюжина кошек в разных позах.

— О боги… — пробормотал он, — организационный комитет возглавляла Амбридж, не так ли? — его возмущенный вопрос был полностью риторическим, что избавило Гермиону от необходимости отвечать.

Войдя, Гермиона и Люциус были настолько поглощены вульгарностью декораций, что не заметили, что большинство разговоров прекратилось, как только они вместе вошли в комнату. Однако к тому времени, когда они осознали это, шепотки вернулись всерьез вместе с тайными и не очень тайными взглядами.

"Ладно, пусть начнется веселье", — подумала Гермиона, вся надежда проскользнуть незамеченной испарилась, когда она увидела потрясенные взгляды на лицах вокруг них.

Она сделала еще один глубокий вдох, нацепила на лицо широкую улыбку, ободряюще сжала руку Люциуса и шагнула глубже в логово льва.

"О чем, черт возьми, я думала?"

Глава 32

Гермиона оглядела переполненный бальный зал, старательно отказываясь встречаться с кем-либо взглядом, пока искала своих друзей. Она чувствовала волнение Люциуса по его напряженной руке, но, к счастью, внешний вид волшебника этого не отражал. Он казался спокойным и собранным; воплощение высшего класса чистокровного общества.

К сожалению, в детстве Гермионе не давали уроков самообладания и приличий, и она изо всех сил старалась сохранить приятное выражение лица. Она думала, что на самом деле у нее все хорошо, пока Люциус не наклонился и не прошептал ей на ухо, что она выглядит так, будто ее мучает сильный запор. Испуганный смех, вызванный его комментарием, позволил ей расслабиться и придать лицу более естественное выражение.

Вскоре Гермиона поняла, что они не найдут друзей, стоя у входа; и им придется отойти от двери. Эти первые шаги показались ей на удивление трудными, поскольку ее потенциальный путь к бегству будто бы исчезал в толпе, смыкающейся за ними.

Сжимая руку Люциуса чуть сильнее, чем было необходимо, они медленно направились к открытому бару, кивая и вежливо улыбаясь парам, мимо которых они проходили, не желая вступать ни в какие разговоры, пока у нее не набралось бы смелости, чтобы поддержать саму себя.

Люциус, очевидно, чувствовал то же самое, когда быстро осушил первую порцию огне-виски и заказал еще одну. Гермиона остановила свой выбор на шампанском; они, конечно, пили только розовое, и как раз потянулась за вторым бокалом, когда услышала, как ее зовут.

Они оба повернулись, и Гермиона внутренне застонала, увидев приближающихся Молли и Артура Уизли. Было ясно, что Молли, как обычно, пребывает в ярости, и что Артур намеренно, и как обычно, безуспешно пытается сдержать свою буйную жену. Гермиона почувствовала поддерживающее тепло руки Люциуса на своей пояснице, и это помогло ей сосредоточиться, когда она посмотрела на своих бывших родственников.

— Молли, Артур, как приятно снова вас видеть, — любезно сказал Люциус, прежде чем Молли успела заговорить. Артур бросил на нее извиняющуюся улыбку, но прежде чем он успел что-то сказать, пронзительный голос Молли прервал его.

— Это… это просто наглость! — сердито прошипела она, полностью проигнорировав Люциуса и повернувшись лицом к Гермионе. — У тебя хватает наглости показываться здесь, девочка, разве недостаточно того, что ты отняла у Рональда моих внуков, а теперь выставляешь напоказ свой статус шлюхи Пожирателя Смерти перед всем волшебным миром?

Во внезапной тишине, воцарившейся между песнями, по всему залу послышались потрясенные вздохи, и все глаза оказались прикованы к зрелищу, созданному Молли. Гермиона почувствовала, как Люциус напрягся от привычного обвинения, но схватила его за руку и крепко сжала. Она уже привыкла к ее вспышкам, но ничего хорошего не получится, если Люциус выйдет из себя и проклянет эту раздражающую его женщину.

Гермиона изобразила на лице широкую улыбку, прежде чем ответить на обвинения Молли.

— Молли, — ласково сказала она, — Как… приятно снова видеть вас. В последние месяцы мне так не хватало вашей заботливой любви и поддержки. О, подождите… о чем я только думала, — добавила Гермиона нараспев, поддразнивая, прежде чем ее глаза проницательно сузились, и она понизила голос в безнадежной попытке сохранить их разговор более приватным.

— Вы совершенно неспособны видеть что-либо за пределами своего собственного крайне предвзятого и узколобого мировоззрения. К счастью, мне не придется больше обращать внимание на вашу злобную чепуху, — прошипела Гермиона, подойдя ближе и приблизив свое лицо к уху Молли, хотя и знала, что большая часть комнаты упорно прислушивалась к ним.

— Видите ли, дело в том, Молли, что с кем бы я ни решила общаться с этого момента, это исключительно мое личное дело, и я бы любезно попросила вас держать свою задницу подальше. Однако, если вы этого не сделаете, как глава Визенгамота, я буду вынуждена отправить вас на некоторое время в камеру Азкабана за клевету, — Гермиона сделала вид, что нежно улыбнулась Артуру, прежде чем повернуться к его разгневанной жене.

— А теперь, пожалуйста, потрудитесь убраться с моего пути, на самом деле здесь есть люди, с которыми мы бы хотели пообщаться. О, и Молли, прежде чем вы начнете разбрасываться такими милыми терминами, как "шлюха", то, возможно, захотите взглянуть на прекрасное поведение своей собственной дочери в последнее время, потому что, могу заверить, что она побеждает меня в этой категории, опуская руки… или должна сказать, спуская свои трусики перед кем попало…

Улыбка Гермионы стала шире, когда она схватила Люциуса за руку и, не обращая внимания на возмущенное удушье Молли, потащила его на танцпол.

— С таким же успехом можно позволить всем полюбоваться, как я прижимаюсь к своему мужчине, — раздраженно пробормотала она, злясь на наглость Молли и на то, что позволила словам той задеть себя.

Она вздохнула, почувствовав поцелуй Люциуса у своего уха, и ощутила, как гнев оставляет ее, когда расслабилась в его объятиях.

— Хорошо сыграно, дорогая, ты уверена, что тебе не следовало быть на Слизерине? — Люциус усмехнулся над ее строгим взглядом, зная, что она совсем не хотела сегодня вечером этой безобразной сцены, и понимая, что ему еще придется потрудиться, чтобы поднять ей настроение, игриво добавил:

— Хорошо, что я не слишком ревнив, — продолжил он, хотя руки, которые крепче обняли ее, опровергали его заявление, — потому что не нужно владеть легилеменцией, чтобы увидеть, что большинство мужчин в этой комнате задаются вопросом, что же на тебе надето под этим платьем.

Гермиона коварно улыбнулась Люциусу.

— Хорошая попытка отвлечь меня, милый, но я бы подумала, что это очевидно: у меня под платьем ничего нет, — она почувствовала его прерывистое дыхание и поняла, что ответ попал в цель.