Девятнадцать лет спустя...

Гермиона чувствовала, как его член становится тверже, толчки глубже, а темп все ускоряется и ускоряется. Он наполнял ее так, что она даже переставала понимать происходящее, и, казалось, что никогда не сможет насытиться им. Он громко простонал ее имя, потянувшись, чтобы потереть клитор, увлекая за собой, когда, наконец, взорвался и сам.

Ощущение его подергивающегося члена, когда он выпустил свое горячее семя в ее лоно, в сочетании со стимуляцией клитора было всем, что потребовалось, чтобы отправить Гермиону в судороги удовольствия, а ее дрожащие стенки будто выдаивали все до последней капли из пульсирующего члена, когда она выкрикивала его имя. О, Цирцея, каки же она любила этого мужчину.

Гермиона почувствовала, как Люциус рухнул ей на спину, и изо всех сил попыталась восстановить дыхание, чтобы встать. К сожалению, ноги подкашивались до пор, поэтому она была вынуждена оставаться на месте.

Потом она почувствовала, как слегка ослабевший пенис Малфоя выскользнул из нее, и Люциус поднимает ее на руки, осторожно неся вверх по лестнице. Он уложил ее на кровать и пошел наполнить ванну, прежде чем вернуться и раздеть, по-прежнему не произнося ни слова. Он снял с нее всю одежду, но оставил на теле ожерелье и серьги, чувствуя себя собственником при виде Гермионы, одетой только в его подарки. Затем залез в ванну и потянул ее за собой.

Гермиона прислонилась спиной к его широкой груди, потягивая шампанское, которое он попросил у Поппи, чувствуя себя невероятно расслабленной приверженицей декаданса, когда он сунул ей в рот кусочек шоколада и поцеловал. Сочетание дорогого шампанского, изысканного шоколада и еще более изысканного Люциуса буквально опьяняло, и Гермиона почувствовала, как ее кровь снова закипает.

Люциус оторвался от поцелуя и подвинулся так, чтобы оказаться к ней лицом, и, взяв губку, начал нежно, но тщательно ее мыть. Когда он добрался до рук, он взял ее пальцы в рот, лизнул и нежно пососал каждый, посылая желание в каждую клеточку ее существа.

Закончив с безымянным пальцем на ее левой руке, он отстранился, и Гермиона подняла глаза, чтобы понять, почему; а потом замерла, увидев свою руку. На ее пальце было самое красивое кольцо, которое она когда-либо видела. Это был сапфир квадратной огранки в шесть карат в платиновой оправе, обрамленный бриллиантовыми багетами. Гермиона почувствовала, как у нее перехватило дыхание, когда реальность ситуации затопила ее существо.

— Выходи за меня замуж, Гермиона, — Люциус серьезно посмотрел на нее, в его глазах светилась искренность.

— Я люблю тебя всем, что я есть, каждой клеточкой своего существа, и я больше никогда не хочу просыпаться без тебя рядом, — он поколебался, чтобы оценить ее реакцию на эту просьбу, и был удивлен, когда она начала плакать.

Гермиону переполняли эмоции. Она так сильно любила этого мужчину и не могла представить себя с кем-то другим, но ей все еще нужно было решить проблемы с Роуз и Хьюго. Она не могла бы выйти за него замуж, если бы они не одобрили… Так ведь?

— Люциус… — начала Гермиона, и ее глаза наряду с другими противоречивыми эмоциями выражали любовь.

— Я бы с удовольствием вышла за тебя замуж… но я не могу, пока нет. Мне нужно время, чтобы убедить своих детей и заставить их привыкнуть к этой идее. Мне нужно время… ладно? — ее глаза молили о понимании, и она вздохнула с облегчением, когда он кивнул и улыбнулся.

— Но это же означает "да", верно? — снова спросил он, не в силах подавить свою неуверенность от ее уклончивого ответа.

— Да, Люциус… Это было "да"! — она обхватила его лицо ладонями и поцеловала.

Глава 33

— Роуз, не могла бы ты просто присесть на минутку и послушать меня? — в усталом раздражении спросила Гермиона, она очень любила свою дочь, но сейчас была почти готова задушить ее.

Роуз посмотрела на лицо матери и смягчилась:

— Хорошо, но это не значит, что я соглашусь с тобой, — добавила она, надув губки, что было довольно непривычно для обычно молчаливой девушки.

Гермиона вздохнула, посмотрев на свою дочь. Их беседа шла не так хорошо, как она надеялась. Она надеялась, что, как только объяснит свои чувства к Люциусу, Роуз не будет возражать против того, чтобы они начали встречаться; она же еще даже не упоминала о браке, потому что Роуз была очень упрямой.

"Наверное, она унаследовала это от Рона", — раздраженно подумала Гермиона.

— Милая, я знаю, что мы никогда по-настоящему не говорили об этом с вами, своими детьми… но, на самом деле, все было далеко не так… Я имею в виду, мы с твоим отцом… ну… просто какое-то время между нами не происходило ничего хорошего.

Гермиона заговорила неуверенно, не зная, как дочь воспримет эту дополнительную новость. Разлука с Роном была достаточно тяжелой для них, не добавляя к этому плохих чувств; Гермиона же пыталась быть честной, просто не слишком.

— Боги, мама, неужели ты думала, что мы были слепы так же, как и глухи, — ее дочь посмотрела на нее так, будто она только что предложила им отправиться в экспедицию на поиски рыдающих колибри или какого-то другого столь же вымышленного существа.

"Неужели она действительно думала, что мы не слышим их постоянных споров?" — недоверчиво думала Роуз.

— Мы слышим разные вещи… мы видим это… и мы не глупы; нетрудно сложить два плюс два. Хьюго и я, мы оба знали, что между вами, ребята, больше не все в порядке, — она посмотрела на маму с грустным выражением в умных глазах. — Мы просто надеялись, что вы сможете как-то решить эту проблему. Но теперь знаем, а знание не всегда легко принять. Кроме того… ну, до того, как все это случилось, я имею в виду, до того, как вы расстались… Ко мне обратилась одна из моих подруг с Хаффлпафа, Сара Престон, — Роуз виновато посмотрела на мать.

Гермиона понятия не имела, кто такая Сара Престон, и Роуз никогда раньше о ней не упоминала. Роуз, должно быть, увидела в глазах матери вопрос, потому что продолжила объяснение.

— Она сказала мне, что видела свою маму с нашим папой… и что они… целовались, — Роуз закончила последнее предложение шепотом, как будто не была уверена, как мать воспримет эту новость. Она не собиралась говорить своей матери, что именно по этой причине прокляла того придурка из Слизерина. Роуз так злилась на своего отца за то, что он это сделал, и иррационально злилась на маму за то, что та этого не видела и не помешала этому…

— Роуз, а мать Сары, случайно, не зовут Мэнди? — спросила Гермиона, прерывая ход мыслей дочери. Она старалась, чтобы ее голос не выдал злости на Рона за то, что он заставил их дочь смириться со своей неверностью.

— Да, действительно Мэнди… И папа сказал, что действительно встречается с матерью Сары… Я уже давно хотела тебе это сказать, но… в любом случае, сейчас это не имеет значения, — Роуз выглядела несколько успокоенной тем, что ее совесть наконец-то была в ладу с собой. Она ненавидела секреты…