Действительно ли была та гора?

2

Главный оптовый РХ магазин при Восьмой американской армии перед освобождением Кореи находился в здании японского универмага «Мицукоси», а после освобождения занимал здание, которое впоследствии стало универмагом «Донхва». В наши дни там располагается универмаг «Синсеге». Для меня, безвылазно жившей в районе, где был только рынок «Намдэмун», изменившийся до неузнаваемости новый район, где еще недавно трудно было встретить людей, казался роскошным до головокружения. После вторжения северян 25 июня 1950 года уцелело лишь здание, где размещался РХ. Все остальные дома были похожи скорее на вековые руины. Среди разрушенных стен и груд цемента то тут, то там виднелась высыхающая трава, выросшая за лето на пустырях. Выгоревшие внутри здания снаружи выглядели целыми, но от них остались лишь стены и дырявые крыши. Несмотря на это люди в том районе, словно сойдя с ума, активно занимались торговлей, обманывались, обманывали друг друга, воровали, попрошайничали и кутили от всей души.

Источником этой кутерьмы был РХ. Казалось, что мы перенеслись в чужую страну, о которой раньше не имели представления, и это приводило в замешательство. Считалось, что роскошью и процветанием район рынка «Намдэмун» обязан работе рынка янки, с центром, находящимся в РХ. Именно из него на рынок «Намдэмун» поставлялись американские товары. Однако и корейцам, держащим на противоположной стороне рынка магазины с традиционными сувенирами, галантерейными товарами, вышивкой и изделиями ручной работы, благодаря американским солдатам удавалось заполучить доллары. Хотя им для этого приходилось размахивать своими товарами, словно сумасшедшей девушке, веющей зерно. Получив отпуск, военные американской армии и армии ООН из Янгу, Пхочона, Чхорвона, Мунсана и других мест, купив в РХ необходимые вещи, слонялись по корейским сувенирным магазинам, обходили их один за другим и тратили оставшиеся доллары.

Я смотрела, как они примеряли и покупали шарфы из искусственного шелка с вышитыми на них эмблемами дивизии или корпуса, в которых служили, как, купив длинную курительную трубку и держа ее в зубах, фотографировались на память, как покупали деревянные куклы с ночными горшками или куклы носильщиков с чжиге за спиной. В чужой стране, сидя на табуретке, выставленной на краю дороги, кто-то писал письма на родину. В такие минуты я чувствовала сердцем близость чужого мира и ощущала свободу. К сожалению, затем я наблюдала, как иностранцы обычно попадали в сети сутенеров.

У каждого товара есть свой покупатель. Валютчики, заставляющие деньги циркулировать по обе стороны рынка, старались не высовываться. Но в новом мире невозможно было сделать и шага по шумной главной улице, особенно молодой девушке, не услышав над самым ухом резкий шепот: «Доллары есть?» Можно было легко парировать такие вопросы, холодно ответив: «Как бы девушка ни нарядилась, как можно позволять себе такие намеки?»

Нищие, сделавшие своей основной базой площадь перед РХ, были не так просты, они делились на два вида. К первому виду относились те, кто ходил, держа пустую банку из-под кофе, ко второму — в основном мелкие воришки, которые притворялись, что что-то продают, настойчиво требовали денег, а сами воровали. Источником дохода для детей-нищих были проститутки и сотрудницы РХ. Они, называя всех молодых девушек, работающих в РХ, просто девушками, отличали их и проституток, но стоило кому-нибудь из продавщиц оступиться хотя бы раз, как попрошайки безжалостно опускали ее в своей иерархии до разряда проститутки. Они носили с собой пустые банки из-под кофе не для того, чтобы попрошайничать, а чтобы внушить страх. Более культурные ходили, положив в нее что-нибудь черное, вроде угля, а оборванцы и сорвиголовы ходили, положив в нее зловонный кал. Когда им надо было выпросить денег, они, схватив дамскую сумочку, висели на руке у несчастной. Если им не давали денег, то они, угрожая тем, что измажут одежду жертвы содержимым банки, прыскали со смеху. Сбиваясь в мелкие шайки, они ходили, специально нарисовав на лице черными чернилами изображение духа ангвани^[79]. Если неудачно попадешься им под руку, быстрее всего можно было избавиться от них, дав денег, хотя бы один пхун. Если главным объектом их вымогательства были в основном проститутки, то для воровства они выбирали GI — американских солдат. Основным товаром, который всучивали нищие американским солдатам, выглядевшим, на их взгляд, простодушными и наивными, были небрежно нарисованные порнографические картинки. Их целью, когда они, заискивающе улыбаясь, совали картинки под нос очередному американцу, была не продажа, они хотели отвлечь простофилю и краем грубой оберточной бумаги, на которую была приклеена картинка, стянуть авторучку «Parker», воткнутую в нагрудный карман. Если авторучку, какой бы она ни была старой, отнести на рынок «Намдэмун» или на рынок янки, она тут же превращалась в приличные деньги. По сравнению с такими нищими чистильщики обуви были «дворянами». Боясь быть изгнанными из этого района и желая закрепить за собой определенное место, они никогда не воровали из карманов и не дрались. Однако, измазав лицо или тыльные части ладоней сапожным кремом, со сверкающими глазами, они внешне ничем не отличались от воров. Причиной того, что такие нищие, состарившись, прилагая все силы, чтобы выглядеть драматично-несчастными, собрались здесь, словно на базаре, был РХ.

Позади РХ располагались в основном ресторанчики с дешевой и вкусной едой, где сотрудники и разнорабочие магазина, обедая вместе с проститутками, старьевщиками, валютчиками и торговцами с рынка янки, в теплой и дружественной обстановке, подсчитывали деньги и заключали новые торговые сделки. Это было некое тайное общество, которое жило только за счет американцев и американских товаров и было прямо или косвенно связано с ними. Они, организуя компании, то тут, то там затевали какие-то сделки, повышая голос, чтобы выиграть хотя бы один пхун. В тот миг, когда обстановка накалялась до предела, они выглядели циничными и корыстными и вызывали тошноту, словно бурно кипящая каша из остатков еды для свиней.

Встреча с Тиной Ким в первый день выхода на работу тоже произошла в дешевом ресторане, находящемся прямо напротив двери РХ, за которой сидели сотрудники магазина. В этом ресторане продавали такие популярные блюда корейской национальной кухни, как соллонтхан, комтхан и кукпаб^[80]. В ресторане, продававшем кукпаб, до обеда почти не было клиентов. На кухне, наполненной густыми клубами пара, слышались звуки стукающейся друг о друга посуды и энергичная ругань. Я, не двигаясь, сидела на месте, указанном директором Хо Сунгу. Он сказал, что придет попозже, но не назвал точное время.

Мне казалось, что по этикету я должна прийти на встречу раньше и ждать, ведь в случае, если приду позже, а он, рассердившись, уйдет, я не знала, как его найти. Перестраховавшись я пришла раньше и стояла, дрожа от холода, за дверью черного хода. Было как раз начало рабочего дня, и по входящим в здание сотрудникам можно было судить, как много людей работает в РХ и живет за его счет. Как я и воображала, в глаза бросались модницы с ярко-красными губами и грубым макияжем, но также было много замужних женщин среднего возраста, одетых в бархатные юбки и турумаги^[81]. Почти все мужчины были в военной форме. В то время обслуживающему персоналу американской армии разрешалось носить военную форму, поэтому, судя лишь по одежде, невозможно было понять, кто они и чем занимаются внутри РХ. Все они сильно различались по возрасту. Когда я узнала РХ изнутри, утешением для меня служило то, что много сотрудников, среди которых были старики и мерзавцы, стыдились своего плохого английского и что они работали здесь, зная всего лишь несколько английских слов.

Директор Хо появлялся на работе как минимум на час позже остальных сотрудников. Надев зимнюю куртку ООН поверх поблескивающего на свету шерстяного костюма, он совершенно не выглядел солидным и благородным. Что касается куртки ООН, то она на рынке даже в сравнении с американской военной формой считалась самой дорогой и теплой зимней одеждой. Возможно, он опоздал, потому что был занят той девушкой и только скинул с себя одеяло из искусственного шелка, так или иначе, на его симпатичном лице не было видно ни капли сожаления, что заставил ждать других, он выглядел спокойным и нагловатым. «Интересно, — подумала я, — насколько высокое положение он занимает в РХ, что может себе позволить так опаздывать?» Меня, плохо знающую обстановку в магазине, это не удивило, а, наоборот, вызвало доверие к нему. Насколько же жалко я выглядела, дрожащая, без демисезонного пальто, накинувшая подержанную куртку поверх штанов, переделанных из перекрашенной американской военной формы? Увидев меня, даже директор, казавшийся таким бесчувственным, тут же затащил меня в ближайший ресторан, продающий кукпаб. Из кухни пустого ресторана показалась женщина и, сильно обрадовавшись, заливаясь смехом, сказала, будто заигрывая:

— Боже мой, что случилось, директор, что пришли в такое время? Женившись, вы перестали появляться здесь, я уж подумала, что мы что-то не так сделали. Прошел слух, что вы кушаете только то, что заворачивает вам молодая жена. Может быть, прошлой ночью вы не понравились молодой супруге, даже позавтракать не смогли и пришли сюда, а? Ха-ха-ха! Ну, а что я говорила? Ведь говорят, что женьшень или даже панты оленя не скроют годы^[82]. Ха-ха-ха!

Увидев, как она позволяла себе так свободно шутить, я решила, что у них дружеские и невинные отношения и что она хорошо знает о том, что творится у него дома.

— Э-э-эй, осторожнее со словами, это не просто обычная девушка, она студентка Сеульского университета, — сказав это, он подмигнул женщине и многозначительно поднял вверх указательный палец правой руки. — В будущем я собираюсь использовать ее для серьезной работы, так что имейте в виду, тетя, и не позволяйте себе таких шуточек. Как только оформят пропуск, я пришлю Тину Ким, а пока оставьте ее на время в покое, пусть хоть отогреется. И не вздумайте перед простодушным человеком распространять сплетни о других, — сказал директор Хо серьезным голосом и, шутливо пригрозив ей указательным пальцем, быстро вышел.

Женщина понимающе кивнула, улыбнулась чему-то, ушла на кухню, отряхивая по пути фартук, и больше не обращала на меня внимания. Я ничего не ела в ресторане, но сидеть там просто так было неудобно, поэтому я постоянно поглядывала в сторону двери, ожидая Тину Ким. Я понятия не имела, как она выглядит или почему у нее такое странное имя. Я беспокоилась лишь о том, что не смогу хорошо говорить по-английски, и предполагала, что человеком, которого директор использует в качестве переводчика, была именно Тина. Пока я ждала, меня начала одолевать тревога, в голове мелькала лишь одна мысль: «Выдадут ли пропуск для входа в РХ?» Незаметно настало время обеда, и хотя людей было меньше, чем утром, много сотрудников вышло через заднюю дверь магазина и почти все они обосновались в ресторане, продававшем кукпаб. В тот момент, когда я стала беспокоиться, что, ничего не купив, я лишь занимала место, я заметила модницу, выделявшуюся среди работниц РХ. У нее было чувство собственного достоинства, которого не хватало остальным девушкам. Она, широко улыбаясь, подошла ко мне и, даже не спрашивая, кто я такая, сказала, что ей очень приятно познакомиться, и протянула мне руку. Это была рука, которую трудно было сравнить с моей, — рука пожилой женщины, шершавая на ощупь. Мне она понравилась, и я успокоилась.