Дикая

— Мне пора домой, — испуганно воскликнула я.

Часы показывали почти шесть, и я чуть не застонала от досады. Совершенно потеряла счет времени.

— Я отвезу.

— Нет, лучше сделай мой велосипед, — попросила я.

Нужно бежать от него без оглядки. Этот парень оказывает на меня какое-то совершенно ненормальное, гипнотизирующее действие. Я так могу еще на несколько суток застрять в этом доме, если он снова ко мне прикоснется.

— Он уже готов. Я его сделал.

— Эмм, спасибо, — поблагодарила я.

Быстро оделась, стараясь не обращать внимания, что меня откровенно разглядывают.

— Ну я тогда пойду, — я поспешила на выход.

Меня никто не остановил, и я даже почувствовала толику разочарования. Хотя, с другой стороны, я же сама так стремилась быстрее его покинуть. И отчего мне теперь так тоскливо на душе?

Только без привязанностей, Стеша. Хватит, что уже из-за Ника столько страдала. Кирилл для меня — это чистейшая физиология. Ничего больше.

Колесо было как новенькое, и я без труда крутила педали. Дождь закончился, в чужих дворах появились люди.

Не знаю, что мною двигало, банальное любопытство или же нездоровый интерес, но я повернула к дому Колчина. Только в этот раз я не разглядывала его передний двор, нет. Бросив велик в траве через проселочную дорогу, я бесшумно прокралась к глухому забору, услышав какой-то странный звук.

Даже за двором территория у Колчина была ухоженная вплоть до дороги. Спрятаться в траве не представлялось возможным, он регулярно ее косил. Но у высокого штакетника рос колючий боярышник, в который я, царапая лицо и пальцы, умудрилась залезть.

Стараясь не шуметь, я прислушалась к звукам.

Тяжелое дыхание, злое едва различимое бормотание. Какой-то странный хлесткий звук, точно от кнута. Проклиная свою натуру, я присела и взглянула в щель, чувствуя, как испуганно заколотилось сердце. Словно в предчувствии чего-то ужасного.

От увиденного отшатнулась, даже не чувствуя, как боярышник раздирает ладони, а растрепанные волосы цепляются за ветки.

Такого я не могла представить.

Глава 21

Моему взору открылась поистине чудовищная картина — на земле, под ногами взмокшего от пота мужчины лежало насмерть забитое животное. Я даже не сразу поняла, что это была бедная овца, так сильно ее шерсть покрылась кровью. В руках у Колчина был кнут, и им он застегал несчастное животное до смерти. Овца уже не шевелилась.

Не убил быстро, как это обычно делали деревенские, чтобы не мучить скотину. А именно забил кнутом. На его руках и лице были брызги крови, как и на рубашке.

К моему горлу подкатила тошнота, я зажмурила глаза от увиденного.

Да разве человек он вообще? Как так можно… Настоящее чудовище.

И не успела я даже собрать мысли в кучу и уйти от забора, как услышала кое-что, что заставило меня замереть на месте:

— Скоро и до тебя, рыжая сучка, доберусь.

Отшвырнув кнут, он выпрямился и вытер пот со лба тыльной стороной ладони. Размазал брызги еще больше.

Сердце мое стучало бешеным набатом, сигнализируя, что пора отсюда бежать. Если он меня увидит… Он же обо мне говорил! И истязая бедное животное, он тоже думал обо мне! Какой кошмар…

На негнущихся ногах я бросилась прочь. Перебежала дорогу, молясь, чтобы он меня не увидел. Так страшно мне даже перед медведем не было. Ведь медведь — это животное. У него все на инстинктах. А тут… Я не могла назвать этого… человеком. Он им не был.

Не выдержав, упала в траву около велосипеда, и меня вырвало. Мне было плохо, жутко мутило, но, стараясь не задерживаться, я поднялась и в трясущихся руках покатила велосипед вперед. Прочь отсюда. Прочь от этого кошмара.

Услышал он меня или нет. Увидел или нет. Я не знала.

Я даже не оборачивалась. Настолько мне было даже противно думать об этом.

И это за него я должна выйти замуж? Ему доверить свою жизнь и будущее? Да он же меня до смерти заколотит буквально сразу после свадьбы.

Теперь уже слухи про его прозвище «Синяя борода» мне не казались смешными и глупыми. Возможно все и началось из-за того, что кто-то стал свидетелем его жестокости, как и я.

Возможно, он таким образом вымещал свою злость из-за своих проблем. Но это ненормально и просто отвратительно.

Когда я добралась до дома уже стемнело. Тусклый фонарь во дворе скупо освещал двор. Землю развезло, превратив все пространство перед домом в жижу. В полумраке тихо покрякивали утки, укладываясь спать.

Рефлекторно я огляделась во дворе, отмечая про себя то, что раньше перестала замечать. Что двор не такой огромный, как казалось в детстве. И несмотря на то, что чистый, смотрится уныло и даже угрюмо. Все серое, размытое дождем. Никаких ярких красок.

Дома внутри у нас была такая же обстановка. Аскетичная, пустая. Все выскоблено до блеска, и нет никаких расставленных по дому милых мелочей.

С тяжестью на сердце я вдруг поняла, что возможно никогда не буду скучать по родному дому. По Сеньке да. По близнецам, и по Анфисе. И по родителям, и даже по своим грубоватым братьям. А по месту, где я прожила восемнадцать лет — нет.

Вот натянутые веревки, на которые я тысячное количество раз вешала белье. Когда была маленькая, то пряталась от Дуняши в огромных влажных простынях. А она, припугивая, искала меня. Я хохотала и визжала от восторга.

Нет, к сожалению, это не настоящее воспоминание. А мною выдуманное. Нам было некогда бегать и хохотать, мы всегда были заняты делом.

Вот деревянный стол, за которым было бы так здорово собираться всей семьей и чаевничать в хорошую погоду. Жаль, что мы никогда этого не делали.

В нашем доме не было детства. И мне не жаль отсюда уезжать.

Оставив велосипед у крыльца, я поднялась в дом. Меня никто не встречал, и не ругал. Это даже насторожило. Нервно озираясь, я прошла на кухню.

— Стеша! — ко мне тут же подбежал Сенька, уткнувшись вихрастой головой в подол.

Все собрались за ужином. Закусив губу, я ожидала скандала, криков или как минимум наказания, но все молчали.