Династия Одуванчика. Книга 3. Пустующий трон

– Ступай с нашего благословения, брат. Пусть тебе повезет найти то, что ты ищешь, сам того не зная. Чтобы прозреть, мне пришлось сначала ослепнуть. Быть может, и тебе нужно пройти сквозь забвение, дабы обрести новую мудрость.

Песнь памяти превратилась в какофонию, в которой невозможно было различить ни единого внятного такта. Свет и тени путались в ее мыслях, не складываясь в фигуры или предметы. Она была безмолвным существом, ведомым ощущениями и инстинктами.

Она находилась в сумрачном месте, которое, как ей еще не было известно, называлось корабельным трюмом. Ее ноги бултыхались в чем-то мокром и холодном, что, как ей опять же еще не было известно, называлось морской водой. Она испытывала незнакомые чувства, не зная пока, что одно из них именуется голодом, а другое – жаждой. В ее голове не было ни тени воспоминаний об этих чувствах, ибо в прежней жизни она ничего подобного не ощущала.

У нее над головой открылась дверь. Свет хлынул во тьму, явив глазам углы, грани и плоскости. Раздались шаги. Она не шевелилась. Шаги стихли. Дверь закрылась. Свет погас, и вселенная опять погрузилась во тьму.

Движение. Снова свет и тени. Что-то мельтешило за границей видимости.

К ней подступили какие-то существа с длинными хвостами и красноватыми глазами, но она не почувствовала ни отвращения, ни страха, ибо еще не знала, что они зовутся крысами.

Существа глядели на нее с любопытством; затем повернулись и выронили предметы, которые держали в зубах, прямо на скамеечку, где она сидела. Она подняла эти предметы, сунула их в рот, пожевала. Они были вязкими и солеными. Она проглотила их и почувствовала, как пустота в животе заполняется.

Она попробовала опустить губы в прохладную жидкость у ног, думая, что эта мягкая, податливая субстанция поможет отлепить опухший язык от нёба. Но горькая жидкость сделала только хуже. Ей пришлось научиться слизывать капли с потолка этого темного помещения, поскольку они не обладали той пресловутой тошнотворной горечью.

Существа приносили ей все новые предметы. На этот раз – нечто круглое и мясистое. Она впилась в это зубами и впервые ощутила на языке сладость. Пламя у нее в горле угасло.

Она пробовала понять окружающий мир при помощи чувств, сама не зная почему. Ей смутно вспоминались какие-то разрозненные мысли об оценке и взвешивании, об измерении той холодной ускользающей истины, что мелькала во тьме подобно чешуйчатым существам, время от времени задевавшим ее ноги.

Она изучала поверхности предметов, гладила грубые доски, пока не сдирала в кровь ладони. А потом зачарованно разглядывала раны на коже. Ощущение боли было для нее в новинку. Сперва оно даже понравилось ей, но, чем дольше не проходило, тем менее приятным становилось. Терпеть его бесконечно было невозможно, и она решила в будущем избегать боли.

Ей стало понятно, что внутрь вещей заглянуть невозможно, и она начала группировать предметы по различным признакам: текстуре и массе, теплу и холоду.

Во сне ей являлись черные и белые вороны, акулы и черепахи, голуби и рыбы, птицы, стремительно снующие в небе. Она не знала, как их зовут, и не понимала, почему они ей снятся.

Красноглазые длиннохвостые существа вернулись и принесли ей нечто большое и мягкое. Она попробовала это съесть, но вкус не понравился. Тогда она обернула это вокруг себя. Стало тепло, дрожь унялась. «Какое приятное ощущение!» – подумала она про себя. Надо же, она и не знала, что ей было холодно, пока ей не перестало быть холодно. Знание приходило с переменами.

Она впитывала в себя любые запахи и вкусы: соленый аромат моря, кислоту заплесневевшего хлеба, таинственное благоухание, что проникало в трюм неизвестно откуда. Она задумывалась о том, возможно ли понять суть предмета, не видя и не ощущая его.

Но больше всего ее потрясал слух. Звуки отличались от того, что можно было увидеть или потрогать. Они исходили не только от поверхностей. Звуки шли изнутри предметов, из-под кожи окружающего мира.

Щебет, стоны, жалобные крики. Она не знала, что это зовется музыкой или песней, но чувствовала, что тело ее движется в такт, дыхание и сердцебиение сливаются в едином ритме. Песня не была воспоминанием, но воодушевляла. Ей впервые захотелось спеть самой; она открыла рот и научилась дышать по-новому, управлять гортанью, языком и связками, имитируя услышанную музыку. Она открыла в себе голос.

Стук, удары, громкий треск. Бульканье и плеск воды. Крики. Испуганный лепет. Она пыталась вообразить источники новых звуков, но не могла.

Вода прибывала в трюм. Длиннохвостые существа падали в воду и плыли к стенам, карабкались по скользким доскам. Мир пошатнулся, накренился, и огромная волна смыла со стены всех существ, столкнула ее саму со скамьи и придавила к полу.

Она не боялась, потому что не знала, чего нужно бояться.

Вода заполняла ей рот и ноздри. Она закашлялась. Вода обжигала глотку и легкие. Она поняла, что не может дышать.

Ее охватило чувство, которое, как ей еще не было известно, называлось паникой. Она барахталась, размахивала руками, изо всех сил стремясь вытолкнуть себя из воды. Но податливая холодная субстанция не слушалась; всплыть не получалось. У нее закружилась голова, мысли как будто замедлились. Ее сущность угасала, как свет, время от времени создававший из тьмы вселенную.

Ее рука что-то нащупала. Одно из хвостатых существ. Она крепче сжала пальцы. Эти существа помогали ей, приносили подарки. Наверняка и сейчас они снова придут на помощь? Существо в ее руке яростно извивалось; она почувствовала острую боль, когда крошечные зубки вонзились ей в палец. Открыв рот, чтобы закричать, она проглотила еще больше горькой холодной воды, но не выпустила существо. Ей почему-то казалось, что, лишь удерживая его, она сможет спастись. Она все сжимала и сжимала руку, пока не почувствовала, как хрустнули тонкие нежные косточки. Существо перестало сопротивляться.

Мир снова покачнулся и накренился, но теперь уже в противоположную сторону.

Волна отступила так же стремительно, как и нахлынула.

Она снова очутилась на скамье; вода стекала с нее ручьями. Она кашляла, давилась, задыхалась, цепляясь за скамью всеми клеточками своего тела.

Затем она выпрямилась и разжала пальцы. Посмотрела на существо на ладони. То не шевелилось. Она наклонила ладонь, и существо мягко упало на скамью. Она нагнулась и прижалась щекой к крошечному носику. Дыхания не было. Она подняла существо и бросила его в убывающую воду, надеясь, что оно оживет. Оно ведь до этого плавало!

Но вода унесла существо вместе с мусором. Теперь оно ничем не отличалось от щепок и пробок из корки, от черпака из кокосовой скорлупы. Оно было безжизненно. Она с ужасом осознала, что это значит. Оно умерло. Ему больше не вкусить сладость и горечь, не испытать жажды и голода, не сплясать на грубых досках своими цепкими лапками, не почувствовать сквозь одышку ароматы и вкусы окружающего мира, не погрузиться во вселенную приятных, жутких и таинственных ощущений.