Династия Одуванчика. Книга 3. Пустующий трон

За это Торьо любила ее еще сильнее.

Флотилия шла по океаническому течению тем же путем, которым десятилетия назад к берегам Укьу и Гондэ направлялся Луан Цзиа.

Ученые ежедневно изучали положение звезд, проводили измерения и отмечали в дневниках все чудеса, что видели вокруг. Сами забиралась в «воронье гнездо» на мачте, чтобы зарисовать пускающих фонтаны китов. В сети матросов то и дело попадались невиданные доселе рыбы, креветки, медузы, морские звезды, а изредка даже мелкие киты и акулы, которые не водились ни в Дара, ни в Укьу-Гондэ. Художники, гончары, мастера, работающие с керамикой, и резчики искали, куда приложить руки, и в конце концов тоже занялись зарисовками и сооружением анатомических моделей. Радзутана придумывал новым видам вычурные имена, записывая их классическими логограммами. Онэ ги офэго гинпен захугара («развевающийся гинпенский кушак» – медуза с очень длинными щупальцами), крупа ковин («тусклый глаз» – весьма устрашающего вида рыба с непропорционально большими глазами), джиджимору ви туто рэ визэта («скрипучая прялка увядшего бога» – вероятно, неизвестная прежде разновидность водорослей, поставившая ученых в тупик) и так далее.

Большинство моряков, впрочем, предпочитали оценивать эти новые дары моря с гастрономической точки зрения. В этом деле тон задавали капитан Нмэджи Гон и командор Типо То. Они испробовали все доступные способы приготовления этих незнакомых существ и называли их по вкусу: «рыба-вонючка», «щипучее желе», «морской чернослив» и тому подобное.

Как правило, чревоугоднические названия оказывались популярнее, из-за чего Радзутана Пон постоянно страдал и проклинал недостаточную утонченность своих товарищей.

Учеба Торьо шла бойко, и она уже могла легко объясниться с любым членом команды, будь то льуку, дара или агон. Некоторые моряки тоже делали успехи, но никто не мог тягаться с девочкой в овладении языками, и особенно в умении безошибочно воспроизводить любой акцент.

Торьо удивляла моряков рассказами о том, как она выживала в трюме, питалась едой, принесенной крысами, и редкими рыбешками, пойманными в набравшейся туда воде. В историю о том, что шубу ей тоже принесли мохнатые грызуны, верили далеко не все, но никто не упрекал девочку во лжи: все были привычны к рыбацким байкам, в которых не обходилось без преувеличений. Однако Торьо так и не могла вспомнить, как попала на корабль. Не помнила она ни своих родителей, ни откуда была родом – вообще ничего, что происходило с ней до тех пор, пока она не очутилась в трюме. Она как будто появилась из ниоткуда.

– Знаете, что бы я сейчас с удовольствием съел? – произнес как-то Тооф, когда группа доморощенных лингвистов расположилась на баке после очередного урока. Солнце стояло высоко, на небе не было ни облачка, паруса слабо колыхались на прохладном ветру.

– И что же? – спросил капитан Гон, приглядывавший за тем, как моряки устанавливали на баке жаровню, чтобы приготовить новый улов.

– Муфлонью губку, – ответил Тооф.

– О, и я тоже, – согласилась Радия.

Даже Таквал кивнул и облизнул губы.

– А как вы ее готовите? – заинтересовался капитан Гон.

Находясь рядом с Торьо, они общались на смеси разных языков, при этом льуку и агоны старались как можно больше говорить на дара, а наставники-дара – на языке степей.

– Горячей, – ответил Тооф, – прямо в жбане, не извлекая.

– Холодной, – ответила Радия. – Тонко нарезанной, в собственном соку.

– Сушеной, – ответил Таквал. – Лучше соленой, хотя и сладкая тоже ничего.

– Только агону может прийти в голову засушить муфлонью губку. – Тооф усмехнулся.

– Только льуку может прийти в голову сожрать все самому, не поделившись с соплеменниками, не ходившими на охоту, – парировал Таквал.

– Э-э-э… А где вообще берут эту муфлонью губку? – Капитан Гон озвучил вопрос, волновавший всех дара.

Тооф и Радия, еще достаточно плохо владевшие языком дара, порой совершали вопиющие ошибки. Гон не был уверен, что Тооф произнес правильные слова.

Трое любителей муфлоньих губок разом повернулись к капитану.

– Вы что, звериные губки не едите? – удивилась Радия. – Это же самое вкусное!

– Может, и едим, – раздраженно бросил капитан Гон. – Знать бы еще, что вы имеете в виду!

– Самые вкусные губки, будь то муфлоньи, оленьи или коровьи, получаются, если не извлекать губку наружу, а готовить прямо в черепушке, как в котелке, на углях, – ответил Тооф и жадно сглотнул, вспоминая свой любимый деликатес. – Потом нужно немножко ее посолить, плеснуть пару плошек кактусового сока и есть роговой ложкой.

– То есть «губкой» вы именуете… муфлоньи мозги? – Командор То аж побелела.

– Ну да! – подтвердила Радия. – Но за едой их никто мозгами не называет. Это самая питательная часть животного. Тооф совершенно напрасно считает, что губку нужно есть горячей. Надо вынуть ее и тонко нарезать острым каменным ножом. Есть лучше всего сырой, чтобы не перебить вкус приправами. Разве что в кровь можно макнуть. Губка, разумеется, должна быть очень свежей. В идеале ее надо достать, пока у муфлона сердце еще бьется.

– Какое варварство! – воскликнула командор То.

– Что в этом варварского? – не понял Таквал.

– Есть мозги муфлона, пока его сердце еще бьется… – Командора То едва не стошнило от одной лишь мысли об этом.

– Вы что, не забиваете животных на мясо? – удивилась Радия.

– Забиваем, – кривясь от отвращения, ответил капитан Гон, – но нам это не доставляет удовольствия.

– Ученые и добродетельные мужи, особенно возделыватели, даже близко не подходят к кухне, – добавил Радзутана. – Моралист Поти Маджи говорил, что истинной добродетели можно достичь, только держась подальше от тесака и разделочной доски, от кровавой скотобойни и дымящейся сковороды. Лицезрея смерть таким образом, чувствительная душа, стремящаяся к росту и развитию, оказывается запятнана.

– Выходит, ученые и добродетельные мужи должны голодать? – уточнил Таквал.

– Отнюдь! Но пища перед употреблением должна быть приготовлена слугами цивилизованным образом. Рыбу следует выпотрошить и очистить от костей, мясо нарезать на удобные для пережевывания кусочки, а птицу нельзя подавать с головой и лапами.

– Если ты, конечно, можешь себе это позволить, – пробурчала Типо То. – Большинство из нас с удовольствием ест и рыбьи головы, и куриные лапы.

– Я говорю об идеале, к которому нужно стремиться, – изрек Радзутана.

– То есть еду надо подавать так, чтобы она не была похожа на еду, – пренебрежительно заметил Таквал.

– Я такого не говорил…

– Но именно это и вытекает из ваших рассуждений, – перебил его Таквал. В этом споре льуку и агоны объединили усилия против дара. – Звучит так, будто ваши моралисты и приверженцы школы самосовершенствования – лицемеры, закрывающие глаза на то, что живут благодаря убийству животных. По мне, куда более цивилизованно принимать пищу такой, какая она есть: чувствовать горячую кровь, погружая зубы в умирающую плоть, и благодарить слабых за их дар сильным, поглощая все питательные части тела до единой.