Директория IGRA

любительская, и принцип ромашки: у каждого блока свое хобби - пиво с эмблемой пенной кружки, шахматы с девизом После каждого хода - мат, таков стиль его (лидера блока) игры, а одна фракция в поисках собственного названия настолько увлеклась любовью к стилистике, что сумела протащить аббревиатуру Прогресс и Законность. Демократический Единый Центр (читай газеты).

А этот... узнал в нем Куклу! ну да, из бывшей кукольной думы: то ли чину трет спину Мустафа, то ли его кукле, - прототипы стали походить на созданные про них куклы: манера держаться, речь, походка, даже мимика... не заметил, когда. Чары подражания?

Еще скандальная: с христиан срывали кресты, с исламистов - чалмы и папахи, мужчины таскали дам за волосы, а женщины, защищаясь, знали, куда бить мужиков - промеж!.. у нас, мол, как и у иных цивилизованных.

Нет, этому... со взрывом собственного офиса, который покинул за минуту, тереть спину не станет: сам на себя покушался, обвинив...
– И вы еще смеете!.. Нет, иначе: - Как же вы можете довериться кафцу?!

Но настоящая баня - за дверью, парная: ступенчатый полог из толстых брусьев, словно опухших от пара, стены из дубовых бревен, ровный, доска к доске, потолок, а в углу - большие раскаленные камни, будто исторгнутые из чрева вулканом. Кто-то вылил на них банку пива - камни зашипели, и Мустафу ошпарило дрожжевым духом.

Голос Кости (откуда?): - Эй, лезь сюда!..

Не стал рисковать. Волосы - раскаленные проволоки, и катит пот, съедая зрачки, - выскочил, сунулся под душ и подставил лицо под обжигающе ледяные струи.

Вскоре вышли и Костя с игрантом, от горячих тел воздух накалился.

Нет, еще постоит под душем.

Костя тянул в парную.

Выше первой ступени? Ни за что!

Видны лишь головы, плывущие в пару без тел.

Не могу! Мустафа выскочил, за ним Костя - с ходу бултых в озеро, поплыл к другому берегу.

Выйдут, завернутся в широкие белые простыни, рассядутся вокруг массивного стола и держат, будто римские ораторы, речи, как без них-то? со всякого рода эх'ами и ох'ами.

Выложены из холодильников закуски, расставлены бутылки, но прежде тосты:

в честь бани согласия, - опрокинули по рюмке, запили из фужеров пиво, закусили, задымив куревом;

второй - за здоровье всех, кто пришел;

третий - кто пришел впервые, тоже вроде традиции.

Костя предложил выпить за здоровье банного чародея (бывший босс):

– За вас, Арвид Леонардович! Войдя сюда утомленными от политических баталий, мы уходим полными сил продолжить борьбу.

– Но воюйте, - заметил А.Л., - не как Новый, который внедрил в своих питомцев этику конфронтации!

(- Его коронная речь, - заметил Мустафе игрант, - столкнуть бывших!).

– ... Но именно Ин(ц)ин, - гладко говорит, - хоть и была история с дулом пистолета, который он наставил на грудь Нового, вынудив акт об отречении, не то что заточил [в Петропавловскую крепость?] или осмеял [как это случалось в доИНЦИНские эпохи?], а с почестями вынес в царском кресле, и пусть в утешенье вистует, если везет с прикупом или уверен во взятках, и при двух ловленных записывает десятку в пульку, и учредил титул Непотопляемый, чтоб тот бороздил с малой крейсерской скоростью океанические воды. И что же?

Ждут, когда завершится реплика А.Я., а тот

(- Сауна эта, - шепчет игрант Мустафе, - затея Нового, где и сочинил банный анекдот!),

будто нарочно, тянет [соскучился?]:

– В ответ Новый в каждый свой заморский вояж охаивает покойного... Слезы?!
– Но Бог ему судья!

А.Я. по-разному обыгрывал и Инина и ни разу не обмолвился, будто знать не знает букву ц:

– Не путать, - шутит, - с князем, хотя в чем-то неуловимом похожи: осанкой ли, статью ли волейбольной [волей больной?]. Иллюзия сходства еще из-за того, что у князя при переносе памятника на прежнее место выпала заглавная буковка, к тому же непривычно оказалась повернута шея, и не в ту сторону, которая нужна символистам: надо б на златоглавый собор, а тут, кто-то срифмовал, - на зубчатый забор, к тому же кладбищенский.

Снова в парную, и снова за стол.

– Эх, - с чего-то вдруг Рысс, и сожаление в бесхитростных очах, что недостарались каратели (имеется в виду зеркальный релтиг), сжигая в газовых печах, год-другой бы еще, чтоб... и не было б, которые почти в каждом, норовят раствориться, стать как мы.

Еще одно эх, и оно запрятано, связано потому что с дровяным отоплением: сами на свою погибель дрова заготовят - свалят, распилят бревна, а потом под котел, не задев при этом вечной мерзлоты, не то она оттает, искривив фундамент, и свалится дом-крематорий, - не надо б ворошить и не всплыли б халифы и жуиры (но собственно Жуир - наш, и он согласен как будто с Рысс'ом, пока они здесь, а выйдут - и свяжутся тем особым шнуром, конец которого горит, шипя, словно бенгальский огонь).

– Позвольте мне ответить (никто как-будто ни о чем его не спрашивал), - Рысс обвел всех глазами: - Что я могу знать? На что надеяться?.. Да-с, онтологический акт, не могу иначе, - Мустафу как током ударило: почти из его тезисов!..
– И личностное усилие!

Тут Мустафа не выдержал:

– Это вы о ком?

– Уж кому-кому, а не вам спрашивать!

Узнал его!

– У кого, - поддакнул Рысс'у игрант, - мы учились (но чтоб слышал лишь Мустафа).

– Да, личностное усилие как экстаз! Состоялся здесь и теперь, чтобы состояться там и потом. Сциен...
– барьер, через который не прыгнуть. Сциен...
– снова умолк, глаза карусельными кругами.
– Не могу!

– А вы, - подсказал Мустафа, - разбег возьмите!

Тут же выпалил: - Сциентистская... А что это такое, - хохочет, признаться, забыл!

Мустафа, чтоб туманностью выручить Рысс'а, вызволив из неловкости, речь толкнул, нагромождая заумности, это он любил, про выращивание инновационных ситуаций, и что вовсе не собирается интимизировать идеи, здесь прозвучавшие, а тем более давать им экспертную оценку, диагностировать:

– Одно дело вчера, когда известно, что будет завтра (то же, что и сегодня), другое - сегодня: открылись такие бездны!..
– От собственных слов отшатнулся, но натура игролога взяла верх - стал на краю пропасти: - Дай выход воображению, и разверзнется трещина, образуя бездонный провал, через который, пока еще ноги держат, можно перепрыгнуть, и не в два прыжка, а там - твердь, готовая к излому.

– После такого, - это Костя, - в сауну!..

И снова...

Жуир, отбросив митинговую крикливость, избрал интимную манеру в расчете на равенство оголенных тел, размышлял о стилистике заказных убийств, точнее - знаковой системе мафиози: три пули в живот и контрольная - в голову (незаметная ухмылка Булата, Рысс'а ничем не удивишь, клюнул лишь Ушкуй, да и то беспокойство во взгляде - кажущееся).

Сцепился Мустафа то ли с Костей, то ли с кем еще, не помнит (это был Гусь), что-то про Alter ego, и слова плясали перед глазами:

– Я мыслю, кто-то думает о моих мыслях.

– Не я ли? (Костя?)

– Нет, это все во мне. Еще кто-то о том, что...
– А это определенно я, Булат, - да, спорил с ним!
– коль скоро мы втроем.

– Да нет же, это все во мне!

– Ты что же, поглотил всех нас?
– спросил Гусь.

– Дайте досказать! Да, еще кто-то о том, кто как думает о мыслях кого-то!..

По-третьему разу, после сауны + душевой + бассейна, - окончательно, и ни разу не повторяясь, таков уговор, на посошок: