Директория IGRA

– Закордонную!

– Задунайскую!
– Это Жуир!

– Стремянную! (Рысс некогда в кавалерии служил)

– Отходную!

– Разгонную! (приказ был Булата разогнать оппозицию)

– Заставную!

– Рогожскую!
– ай да игрант: историк!

– Ямскую!
– Это тоже Рысс. И добавил, пояснив: Лошадей перезапрягали!..

Когда оделись - снова другие, незнакомые, и решимость - зарядились на новую борьбу.

Машины спешили покинуть это место, - никаких согласий!..

Только сейчас Мустафа заприметил каменное здание, примыкавшее к старому деревянному дому-развалюхе, из его трубы слабой струйкой выходил и, подхваченный ветерком, срезался серый дым.

– Вот и всё!
– задумчиво произнес Костя. Потом игрант - недаром из учеников Мустафы, мысль поймал (или читает?):

– Как крематорий.

– Да, - согласился Мустафа.
– Неважно, что жгут: дымит одинаково.

– Побаловались, и хватит!
– Обнялись, расцеловались.

– Терпеть не могу, - сморщился Мустафа (целуясь), - когда мужчины, как бабы, целуются.

Голова тяжелая, но Мустафа чувствовал себя легко, и весь - желание. Но кого? Может, восстановить с Норой, обогащенный опытом с Никой? Нет, новое б, но где она, новая?

Не помнит, как добрался до отцовского дома и завалился спать, не раздеваясь, лишь на миг вспыхнул перед глазами эпиграф:

Уж не в тягость ли... а что - не помнит, что-то бедовое.

Во сне заготовлял дрова, Рысс командовал, - с Костей напару пилили, тому хоть бы что, молод, а Мустафе трудно, и очень ему хочется посмотреть, что там, в том доме, где топят.

Потом, засев - сон под утро - за компьютер, воевал с ним: заберет в карман миф, дабы воспроизвести в другом окне, а выдается мафия в сочетании со знаком заказного убийства - бледные точки, как следы пуль, грифель карандаша ломается, но четко видна крупная на лбу родинка, и пуля контрольная в голову, тут только вспомнил, что бедовая - голова у бедняги (?).

6.

Пребывал еще во полусне, а тут - Ника: вошла как к себе домой, у нее запасной ключ, чтобы могла придти в любой момент и застать врасплох.

Ну да, договорились пойти к маме: Ника не очень-то о ней рассказывала, особенно как выболтала мамино, - ревнивая жена; это о его Норе такое!

– Не суди ее строго, я сама многого в маме не понимаю. Но она - сама история!
– Приманка?

Ехать, честно говоря, не хотелось, и

файл VIZIT

пустовал чистым синим экраном, на котором волнуется пугливый курсор: если выпадал им свободный день, старались быть одни и чтоб никто не отвлекал - утолить голод, оба ненасытны.

Разговоры до не хотелось начинать, а после - к чему? Это как в дурных спектаклях. - ... Но если постоянно жить играми как делом жизни, то не станет ли сама жизнь игрой?

– Ты упомянула о трех жизнях (разве?), а она у каждого одна, - и тут же понял, что говорит не то, да и говорить не хотелось: пыл может угаснуть, а она дразнит, точнее - выведать хочет что-то важное, ибо он жаждет начать и готов отвязаться, после его не разговоришь.
– Это что же: неряшливость стиля или спрятанная мысль, и оттого корявая?

– А ты отгадай!

– Ну да, что есть проще: с N жизнь-воспоминание, с тобой самая для меня реальная, а завтра...
– Умолк.

Здесь-то у Ники и родилось - ощущение нестабильности и как ее избыть: молла и кольцо.

– Ты не докончил: что же завтра?

– Завтра - это для тебя. Мне загадывать поздно.

Что же все-таки выдает его непостоянство? какой жест, взгляд, какое слово? и как это женщины улавливают.

– ... Мне показалось (когда это у него, к ее удивлению, быстро кончилось), что во мне ты увидел N или кого другую, а не меня. И тотчас расхотелось.

– Что и передалось мне... Все, что до тебя, было так давно, что забыл, в какой директории эти мои, как ты их называешь, интимные файлы.

– Самое интересное у тебя - это игры в ZV, которые были.

– Откуда ты знаешь?

Ника отчего-то растерялась: - Я сценарий прочла.

– Но он...
– Впрочем, могла случайно набрести, очищая файлы. Лишь однажды Мустафа пригласил ее на пробные (после того, как посетил МУСТАФУ) этно-игры в смешанных зонах, когда игрант-аранец, или А, выступал в роли эрма, а игрант-эрм, или Э, выступал как аранец, но оба пользовались формулой: да, вы прекрасны, но...- и осуждение противной стороны, когда от прекрасного ничего не оставалось.

А.
– Вы пишете о нас: дикие орды, головорезы, фанатики...

Э. (приходя на помощь): Паталогический экстаз.

А.
– Про геноцид, надуманный вами, еще скажите, умалчивая об истинных причинах резни!

В смешанных зонах аранцы и эрмы зеркально повторяют друг друга: атака - оборона, оборона - атака, и при этом - единый арсенал поставки обоим сторонам новейшего оружия.

Э.
– Еще во времена Ноя...

– Нельзя ли, - перебил Мустафа, - поближе к нашим дням?

Э.
– ... вавилонского пленения и разрушения Храма...

– Я же просил!

Э.
– Но я зря готовился, что ли?

– Ценю неутомимые ночные бдения и восковость Ваших некогда алых щек.

Потом, когда будут молла и кольцо, напомнит ей: - Вот и соединились мы в играх.

– Для тебя игра, - обиделась, - для меня любовь (?).

– ... Мама видела кольцо.

– И что же?

– Спросила: замуж вышла? - А что ты?

Мамин вопрос застал тога Нику врасплох: "Это...
– смутилась.
– Замуж не замуж, а..."

"Ладно, привози его, погляжу".

Но сначала был никин сон, сочиненный ею, который ускорил поездку (не забыть взять зубную щетку и электробритву: с утора субботы до вечера воскресенья):

– Мы едем не электричкой, а в старом поезде, вагон не застекленный, похож на экипаж с открытым верхом, тепло, над нами светлое небо. Это успех, - отмечает про себя Мустафа, и читает в глаза Ники: И без тебя знаю (подогнала под сонник?).

– ... Вокруг чистое открытое пространство... (Конец бед, тревог и тяжб) Яркие краски, и так красиво вокруг!