Дисциплина и Портянки

— Подтягивания.

— Бег.

— Они проходят мимо стрельбища. Вельвет всё ещё сидит у него на спине, будто это было её личное средство перемещения.

— И снова бег, снова с ней.

Озпин смотрел в монитор долго. Очень долго.

В какой-то момент он медленно снял очки, положил их на стол, потёр переносицу пальцами и тяжело вздохнул:

— Джеймс… слушай, я, конечно, всё понимаю… но, по-моему, это уже выходит за… за рамки отношений «инструктор — курсант».

Айронвуд, стоявший за его спиной с руками за спиной, молча подошёл к окну. Глянул в сереющее небо над Академией и нахмурился.

— Я… поговорю с инструктором Вельвет, — произнёс он наконец. — Кажется, тут и вправду замешано больше, чем просто дисциплинарное наказание.

Озпин медленно кивнул, поднимая чашку с чаем, но так и не сделал глоток.

— Хорошо. А то… когда доктор Кицуне во время ужина с хиханьками и хаханьками рассказывала всем нам, преподавателям, какую те двое устроили ей сцену в лазарете, а до этого инструктор Коко рассказала, что те вытворяли перед всем стрельбищем… я тоже, честно признаться, слегка забеспокоился.

Айронвуд закашлялся. Даже покраснел слегка — что, по его стандартам, было эквивалентом крику ужаса.

— Понятно… — отозвался он. — Я приму меры. Обязательно.

Они оба замолчали. В кабинете раздалось только лёгкое тикание старинных часов и гул вентиляции.

Через пару секунд Озпин снова заговорил:

— Как думаешь… этот Арк… он специально нацелился на девушку-кролика? — он не смотрел на Джеймса, просто тихо, почти устало, продолжал рассуждать вслух: — Ну то есть… у Николаса ведь восемь детей. Восемь!

Айронвуд повернулся. На лице — ледяная нейтральность, но глаза говорили больше, чем хотелось бы.

— Я очень надеюсь, что нет.

Он выдержал паузу.

— Но… так как он его сын… то…

Озпин кивнул. Медленно. Почти обречённо.

— Да. Лучше перестраховаться. Мы тут не переживём такого скандала.

За окном, между тем, хлестал лёгкий ветер, колыша флаги Академии Бикон.

* * *

Во Внутреннем Дворце было тепло и уютно.

Вечерняя подсветка мягко играла на резных колоннах, лампы под потолком светили теплым янтарным светом, по комнате витал запах кофе с корицей и жареного миндаля.

В центре зала — кресло, достойное оперного дирижёра или, что ближе к истине, демона-интеллектуала.

И в этом кресле, как водится, валялся Аркелиос.

Он смеялся.

Настоящим, хриплым, истерично-восторженным смехом, стукая ладонью по подлокотнику.

— ХА-ХА-ХА! «Я просто хотел удовлетворить вас, мэм!» — передразнил он Жона, заливаясь новым приступом смеха. — Да этот парень просто ходячая фабрика романтических катастроф!

Он щёлкнул пальцами и в воздухе перед ним появилась голографическая панорама воспоминаний за день.

Вот Жон с Вельвет на спине, отжимается.

Вот — тащит её на руках.

Вот — пирожное в зубах Блейк.

Вот — Эмеральд, вгрызающаяся в окорочок, как пойманная с поличным, но гордая воришка.

А потом — «я приму любое её решение», и даже каменный амбал тронут до глубины души.

— О боги оперной драмы… — протянул Аркелиос, вытирая слезу и подбирая вторую подушку. — Ну кто ж так искренне орёт «Я серьёзен!» перед любовным расстрелом?

Он вздохнул, откинулся на спинку кресла и сцепил пальцы на животе.

— Но ведь работает же, зараза. Он двигается. Растёт.

Даже не осознавая, как далеко зашёл…

А девчонки вокруг — одна другой краше.

Все горят, все цепляют.

Кто от еды, кто от слов, кто от снов…

Он махнул рукой, и на проекции снова появился Вельвет, сидящая у Жона на спине и командующая «ха-ху-хи-хо», а потом кадр резко сменился на медпункт и слова:

«Мне снилось, как я учился снимать с вас берцы…»

Аркелиос снова рассмеялся, но уже мягче.

— И ведь всё это только третий? Нет, если считать с поступлением, то четвертый день… а что же дальше-то будет? Хм…

Он замер, глядя на голограмму.

— Надо будет добавить им праздник. Что-то культурное, чтобы всё вскрылось. Пусть покажут, кто чего стоит… А я пока присяду и поем… шоу.

Он встал, потянулся, налил себе чай.

— Ну что, Жон Арк. Играй дальше. Пока я наблюдаю… хотя…

Аркелиос, прихлёбывая чай, вздохнул с ноткой театральности, а затем лениво потянулся к небольшому ящичку сбоку кресла.

Щелчок — крышка откинулась и в её нутре засверкали миниатюрные фигурки.

С любовью вырезанные, с аккуратной покраской.

Он достал первую — Жон Арк.

Поставил строго по центру.

Рядом — Вельвет: с миниатюрной шапкой, ушками и суровым выражением мордашки.

— Я просто хотел удовлетворить вас, мэм! — сказал он за Жона тонким, наивно-честным голосом, чуть двигая фигуркой вперёд.

— АРК! ТЫ ИДИОТ! — заорал он фальцетом, дёрнув Вельвет так, будто та пинает Жона в подбородок. — НА ТЕБЕ!

Он сам не выдержал и прыснул в кулак от смеха, потом вытер слезу и продолжил, чуть смирнее:

— Жон, ты специально провоцируешь инструктора, да?! Специально, да?! — на этот раз фигурка Вельвет яростно тряслась в пальцах Аркелиоса, а затем фигурка Жона, которую он озвучил с каменной серьезностью:

— Никак нет, мэм! Я просто хотел, чтобы вам понравилось… ой…

Аркелиос схватился за лицо и чуть не уронил обе фигурки.

— Оооо, мой мальчик… ты же, блин, натуральный любовный комбайн… как ты ещё до сих пор не на доске почёта у Купидона?

Он поставил фигурки на бархатную платформу и принялся медленно расставлять других:

Эмеральд — с вилкой и куском окорочка в руке.

Блейк — с пирожным и загадочным взглядом.

Коко — с планшетом и солнечными очками, будто вот-вот сорвётся с вопросом «и как же ты до этого докатилась, зая?»

Даже миниатюрный Амбал оказался — стоящий грозно и оценивающе смотрящий на фигурку Жона.

Аркелиос сложил руки как дирижёр, поджал губы, глубоко вдохнул…

…и начал передавать диалог сценки как настоящий драматург: