Дисциплина и Портянки

— Чёрт с тобой… Грузись. Только быстро!

Винтер хочет что-то сказать, но не может. Только смотрит на Айронвуда — как на щит, как на последнего, кто ещё держится. Он не смотрит на неё — просто берёт Вайсс на руки, и кивает: «Пошли.»

Корабль отходит от пирса. Люди всё ещё дерутся на причале. Кто-то падает с высоты — в ледяную воду. Кричат, барахтаются. Никто не помогает. Кто-то кидает вверх пустую сумку, кто-то передает на корабль ребенка, кто-то лезет по якорной цепи.

Винтер стоит у борта, обняв обоих детей. Она видит горящие флаги Атласа — прямо на здании бывшего штаба береговой охраны. Видит, как солдаты бросают оружие. Видит, как рушится мир, в котором она выросла. У неё текут слёзы — бесшумно.

Айронвуд стоит рядом, но не отворачивается. Он смотрит на это всё — до самого последнего мгновения, пока порт не исчезает в снежном мареве. Его лицо — камень. Никаких эмоций. Только сжимающиеся в кулак пальцы.

«Плед и ранец»

Корабль идёт медленно, рассекая тяжёлые серые воды. Вокруг — снег, ледяной ветер, свинцовые тучи. Внутри трюмного помещения — сыро, холодно, тесно. Люди сидят на полу, кто-то молчит, кто-то дрожит, кто-то шепчет что-то себе под нос.

Где-то женщина всхлипывает:

— Как так получилось?.. Почему всё рухнуло?.. Мы же были… Атласом…

Кто-то отвечает хрипло:

— Это был всего лишь красивый фасад. А под ним всё уже давным-давно прогнило насквозь…

Винтер сидит у стены. Вайсс прижалась к ней, укрытая куском её плаща. Уитли, измотанный, наконец заснул у неё на коленях, всхлипывая во сне. Она всё ещё держится — но пальцы уже еле сгибаются от холода.

Рядом присаживается женщина, средних лет, с красным носом и глазами, будто выжженными слезами. На ней поношенная шаль. Она молча протягивает ей свёрнутый плед.

Женщина (тихо):

— Возьмите. Пусть вашим детям будет теплее.

Винтер открывает рот — хочет сказать: «Они не мои… Я их сестра…» — но слова застревают. Горло сжимается. Она просто кивает. Глубоко. Со сдержанной благодарностью.

Она бережно укрывает Вайсс и Уитли. Те, не просыпаясь, поджимают ножки, зарываются в тепло. Винтер смотрит на женщину — хочет поблагодарить ещё как-то, но замирает.

Женщина крепко сжимает в руках детский ранец — маленький, с весёлой наклейкой, уже испачканный и заляпанный. Но… никакого ребёнка рядом нет.

Никто не спрашивает. Не смотрит в упор. Но всё понимают.

Винтер прижимает детей сильнее. Наклоняет голову.

Плед теперь кажется ей самым дорогим даром в жизни. Не из-за ткани. Из-за того, от кого он.

«Гиганты нового мира»

Судно пробивается сквозь серый прибой. На горизонте — небо и сталь. Порт Вэйла. Грузовые краны, цепи, контейнеры. Но взгляд не задерживается на них. Все смотрят дальше.

Там, за чертой уже Старого, а в будущем — Среднего Города, возвышаются Мегаблоки.

Совершённые в своей кубической форме, монолитные в своей серости, титанические громады из Необетона и Суперстали.

Они нависают над городом, словно исполины из другого мира.

Огромные, прямоугольные, безликие, словно человеческие муравейники, подпирающие небеса.

На палубе — ветер, сырость и усталые глаза. Люди не говорят — только смотрят. Молча.

Айронвуд, стоя у поручня, поправляет воротник. Его лицо всё такое же — каменное, измученное, но собранное. Рядом — Винтер, всё ещё держащая спящих Вайсс и Уитли. Она глядит на мегаблоки с растерянностью. И с надеждой. Ведь это — не пепел. Это — будущее.

Айронвуд (не оборачиваясь):

— Я договорюсь с кем надо. Вас поселят. Обеспечат. Вэйлу нужны новые люди. Особенно — дети.

Винтер (слабым голосом, но искренне):

— Спасибо, лей… Джеймс.

Он на миг задерживает взгляд на ней, но быстро уводит в сторону.

Айронвуд (глухо):

— Не стоит благодарностей. Всё-таки я должен был… хотя бы своему адъютанту помочь.

Между ними — уважение. Никакой романтики. Только опыт пройденного ада — и осознание, что они были рядом в самый тёмный час.

Винтер не говорит больше ничего. Только смотрит на него. На его седину, потрёпанную куртку, на стиснутые кулаки. На его спину — прямую, несмотря на всё.

И в этот момент она навсегда запоминает его таким:

С ломленным — но не согнувшимся.

Среди шума двигателей, запаха мазута и толпы беженцев, он стоит, как последний офицер павшей империи.

Не как герой. Не как спаситель. А как человек, который не сбежал от ответственности, даже если от неё уже ничего не осталось.

«Добро пожаловать в Мегаблок»

Очередь на распределительный пункт тянется серой змеёй. Люди стоят часами, прижимая к груди сумки, рюкзаки, детей. Кто-то спорит. Кто-то плачет. Кто-то просто молчит, обняв документы.

Но Айронвуд ведёт Винтер с детьми по другой линии — узкому коридору, где на стене написано:

«Гостевая аккредитация».

Чиновник за терминалом молча кивает, пробивает формы.

— Фамилия?

Винтер (замирая):

— Шн…

Она чувствует, как будто сердце вот-вот сорвётся.

— … Шнайдер.

Чиновник даже не смотрит в её глаза. Просто печатает и протягивает ей пластиковую карточку с кодом и адресом.

«МБ-9, 43-й этаж».

Грузовой лифт с металлическим скрежетом медленно поднимается вверх. Стены из серого необетона, тусклый свет, вентиляция гудит. Пол дрожит. Вокруг — десятки людей: семьи, пары, одиночки с вещами. Кому-то повезло с тележкой, другие тащат всё на себе. Запах — тяжёлый, смесь пота, металла, старой ткани и страха.

Вайсс и Уитли уже проснулись. Смотрят по сторонам, прижимаясь к Винтер. Вайсс шепчет:

Вайсс:

— Это… наш новый дом?

Винтер не отвечает. Она сама ещё не знает.

Айронвуд стоит с ними рядом, сжимая ящики. Он уже привык нести тяжести — это легче, чем нести воспоминания.

Этаж 43

Они выходят. Коридор — длинный, бетонный, с повторяющимися металлическими дверьми. Над каждой — номер. Нет ни окна, ни пейзажа. Только тусклый потолочный свет и эхо шагов.