Дитя прибоя

– Я так понимаю, что это была какая-то проверка? – с интересом спросил юноша.

– Догадливый, – одобрительно кивнул Лёха. – Но ты так и не ответил, почему у тебя руки такие слабые?

– Первый советник считает, что император должен, прежде всего, уметь думать. Вот я всё время и учился думать.

– Думать – это здорово, – кивнул Лёха. – Но есть такая поговорка: «В здоровом теле, здоровый дух». Так что не только в голове, но и в теле что-то должно быть. Понимаешь, раз уж ты император, то любой, кто на тебя смотрит, должен сразу понимать, что ты именно император, а не какое-то недоразумение в короне.

– И как этого добиться? – с интересом спросил юноша.

– Прежде всего, перестать жить с няньками. Ты мужчина, а значит, должен уметь всё делать сам. Да, во дворце, когда есть много государственных дел, это необязательно, но в любом другом месте ты должен уметь позаботиться о себе сам. Иногда это может спасти жизнь.

– А вы можете меня научить? – тут же спросил юноша.

– А ты готов учиться? Скажу сразу – просто не будет. Наоборот, будет очень тяжело. Ты будешь сильно уставать, злиться, даже ненавидеть меня, но придёт время и, если выдержишь, поймёшь, что оно того стоило, – негромко и очень серьёзно ответил Лёха, глядя юному императору прямо в глаза.

– Вы сказали, что однажды это может спасти мне жизнь. Я хотел бы знать, каким образом? – подумав, спросил юноша.

– Ты пришёл сюда с одним слугой и без оружия. Поверил на слово своим советникам. А если бы они оказались заговорщиками, и здесь тебя ждала засада? Что бы ты тогда делал? Ты стрелять-то умеешь?

– Нет, – покачал головой юноша, с досады закусив губу. Мальчик сразу понял, что ему говорят чистую правду.

– Вот об этом я и говорю. С такими руками ты и стрелять толком не сможешь, возникни такая необходимость. Так что – будем тебя тренировать.

– Что делать? – удивлённо переспросил юноша.

– Учить.

– Мне сказали, что вы живёте среди первородных постоянно. Это так? – вдруг спросил император.

– Да.

– А почему? Разве вам плохо среди людей?

– Я люблю работать руками. Придумывать разные механизмы. А здесь все умеют работать и презирают лентяев и белоручек. Поэтому здесь я на своём месте. А теперь отправляйся отдыхать. Время поговорить у нас ещё будет.

– Я бы остался рядом с вами, если вы не против, – настойчиво ответил юноша.

– Я не против. Развлекайся, – усмехнулся Лёха, заметив, как горят от любопытства глаза юного императора.

* * *

Развалившись в кресле, Лёха прихлёбывал вино и лениво отбивался от наскакивавших на него вождей, возмущённых бесцеремонностью парня в разговоре с императором.

– Ты совсем ума лишился, Дальвар! – вопил Родри, размахивая пудовыми кулаками. – Да, он мальчишка! Но он ещё и император. А ты разговариваешь с ним так, словно он живёт в соседнем дворе твоей деревни.

– Дальвар, этого юношу с самого детства приучали к тому, что любой, разговаривающий с ним, прежде всего, его подданный, и он властен над жизнью этого существа. А ты его сходу оскорблять начал, – поддержал гнома Кержак.

Дракон только согласно вздохнул. Разговор проходил под тем деревом, где прошлой ночью сидел сам Кержак.

– Хочешь сказать, что, вернувшись, он прикажет меня казнить? – с интересом повернулся Лёха к орку.

– Я бы не удивился, – помолчав, нехотя кивнул тот.

– Не думаю, – озорно усмехнулся парень.

– Почему? – дружно спросили вожди.

– Всё просто и сложно одновременно, – вздохнул Лёха. – Если любого из вас в течение одного цикла кормить только его любимым блюдом, то ему сухая корка лакомством пятерых покажется. Так же и здесь. Ему всю жизнь твердили, что он император. Перед ним кланялись, выполняли все его капризы, а тут с ним разговаривают, как с равным. Не заискивая, ничего не выпрашивая. Просто и прямо говорят, что думают. Я уверен, что ему это понравилось. Он привык, что всем от него что-то надо. Пусть не сейчас, но всё равно надо. А здесь всё не так.

Лёха не знал, как правильно объяснить им то, что он почувствовал и прочёл в глазах этого мальчишки. Азарт, восхищение, радость от свободы, восторг избавления от правил и этикета. В общем – убойный коктейль, который бурлил в крови мальчика. Нечто подобное чувствовал он сам, когда понял, что больше не должен возвращаться в опостылевший до тошноты приют. Когда, получив документы, понял, что свободен от местных правил и сам может решить, что делать и чем заниматься.

Словно в ответ на его мысли на тропе появился сам император в сопровождении охраны, состоявшей из двух могучих орков. Оглядевшись и заметив всю компанию под деревом, юноша быстрым шагом подошёл к ним и, не здороваясь, сходу спросил:

– Дальвар, я могу увидеть вашу новую машину?

– Можешь, – кивнул парень, жестом указывая на соседнее кресло.

При появлении императора Кержак и Родри, не сговариваясь, встали, но Лёха даже не пошевелился.

– И ещё. Я хотел бы с вами поговорить, – добавил юноша.

– Не вопрос. Говори, – кивнул Лёха.

– С глазу на глаз, если вы не против, – смутился юноша.

– У меня нет секретов от друзей, но если это личное, то я готов, – пожал плечами парень, не спеша поднимаясь из кресла. – Извините нас, друзья.

– Конечно, – дружно закивали головами вожди.

Лёха отвёл мальчика в тень скалы и, заложив большие пальцы за пряжку ремня, вопросительно уставился на него. Откашлявшись, юноша смущённо ковырнул землю носком сапога и, не поднимая глаз, тихо спросил:

– Скажите, Дальвар, почему вы и ваши друзья согласились мне помочь?

– Ты законный император этой страны. Плохой, хороший – время покажет. Но ты прямой наследник императорского рода, и помочь тебе – наш долг.

– И вы ничего не хотите лично для себя? Знаете, я, хоть и молод, но давно уже понял, что никто не станет помогать просто так. От императора всем всегда что-то нужно. Земли, золото, титулы, власть. А чего хотите вы?

– Лично я – ничего. Можешь не верить, но это правда. Здесь, среди первородных, я живу так, как мне нравится. У меня есть всё, что нужно обычному человеку для жизни. Так чего ещё мне просить? Титула? И перед кем мне им тут размахивать? Золота? Я могу взять из сокровищницы гномов столько, сколько мне потребуется. На моих придумках они всё равно больше заработают. Власть? Для меня это, прежде всего, ответственность за других. Ну и зачем мне такая обуза? Гораздо проще жить, отвечая только за себя самого. На самом деле я хочу совсем другого.