Дневник его любовницы, или Дети лета

– Класс! – сказал я восхищенно.

Глеб начал разматывать бинт на плече незнакомца.

– Сам перевязывал? – спросил он, оборачиваясь.

– Сам.

– Молодец, – скупо похвалил приятель.

Размотал бинты, осторожно оторвал самодельный тампон и склонился над раной.

Я в волнении зашагал по подвалу взад-вперед. Только бы не заражение, только бы не заражение!..

Глеб быстро сориентировался в ситуации. Достал из чемоданчика пару пластмассовых ампул, прочитал названия. Посмотрел на незнакомца, пробормотал что-то себе под нос и отправил одну ампулу назад. Разорвал бумажную упаковку одноразового шприца, воткнул его в оставшуюся ампулу, быстро вытянул ее содержимое. Наклонился над незнакомцем.

Я отвернулся. С детства ненавижу уколы. Вообще боюсь колющих и режущих предметов. Когда-то я уронил большие ножницы, они упали острием вниз и пригвоздили к полу мою стопу. До сих пор помню, как я стоял, глядя на покачивающиеся кольца, торчащие из моей ноги. Боли не было. Ничего не было. Был только один шок. Отец выдернул ножницы, и я свалился без сознания. Вот с тех пор я и не могу видеть ни ножниц, ни шприцев, ни ножей с острым концом. Кажется, это называется фобией.

Глеб бросил в чемоданчик шприц с остатками лекарства, содрал с рук перчатки.

– Все, – сказал он, поднимаясь с колен. – Больше ничем не могу помочь.

– Как он? – спросил я с тревогой.

Глеб оглянулся через плечо.

– Потерял много крови.

– Это я и без тебя знаю. Заражения нет?

– Понятия не имею, – ответил Глеб хладнокровно.

Я оторопел.

– Как это?..

– А так это! Как проверить? Здесь тебе не институт Склифосовского! Температура у парня повешенная, но это, скорее всего, следствие ранения. Кстати, вы что, виски пили?

Глеб указал на бутылку «Голден Лейбла», забытую мной на полу.

– Пили, – признался я стыдливо. И тут же пошел в наступление:

– А ты как думал? Безо всякого обезболивающего у человека из плеча пулю выковырять!.. Легко?

– Ты молодец, – сказал Глеб спокойно, и я моментально остыл. – Мало кто может справиться с такой задачей. Тем более вот так, без подготовки, в полевых условиях…

Он еще раз оглянулся на раненого.

– В любом случае, я тебе так скажу, – продолжал приятель. – Даже если есть заражение, то сделать уже ничего нельзя.

Он посверлил меня взглядом и веско добавил:

– Поздно. Так что, молись. Это все, что тебе остается.

– А укол? – залепетал я.

Глеб досадливо отмахнулся.

– Антон, о чем ты говоришь?! Он ранен часа три назад, не меньше! Скорее всего, даже больше! Потерял много крови, пулю выковыривали спицей…

Приятель поддел носком ботинка окровавленную металлическую иглу, валявшуюся под ногами.

– Пил виски, уж не знаю в каком количестве…

– Три стопки, – подсказал я машинально.

Глеб закатил глаза.

– Офигеть можно! Да он от одной загнуться мог!

– Но не загнулся же, – возразил я.

– Вот именно!

Глеб поднял вверх указательный палец и повторил:

– Вот именно! Если не загнулся раньше, будем надеяться, что не загнется и сейчас.

– А укол? – повторил я. – Ты ведь сделал ему укол?..

Глеб махнул ладонью.

– Фигня, – сказал он. – Слабенькое снотворное. Антисептик колоть поздно. Его в первые сорок минут вводят. Есть у меня сильное обезболивающее, но не знаю, можно ли… Вдруг у парня аллергия на препарат. Так бывает.

Он еще раз оглянулся на раненого.

Тот пребывал в прежнем положении, но мне показалось, что судорожно сведенные брови немного разошлись, а морщины на лбу разгладились.

– В общем, будем придерживаться главного медицинского принципа: не навреди, – подвел итог Глеб.

– Будем, – согласился я покорно. А что нам еще оставалось?

– Не дрейфь! – подбодрил меня приятель. – Отчего-то мне кажется, что твой… гость чрезвычайно настырно цепляется за эту несовершенную жизнь.

– Отчего-то мне тоже так кажется, – согласился я.

Глеб усмехнулся.

– Знаешь, во время практики я почти безошибочно мог определить, кто из пациентов загнется, а кто выживет. Причем, загибались иногда люди, которые были больны не так тяжело, как те, кто выживал. Все дело в характере.

Он помолчал и добавил:

– А характера твоему… гостю явно не занимать.

Повернулся к незнакомцу, несколько минут, не отрываясь, смотрел на него.

– Где-то я его видел, – сказал Глеб задумчиво.

– Ага. На стенде «Их разыскивает милиция», – мрачно предположил я.

– Нет, – отказался Глеб. – Я такие глупости не читаю. Чего зря время терять? Я видел его лицо в прессе, но не помню где…

Он сморщился от напряжения, потом выдохнул воздух и покачал головой.

– Нет. Не помню.

Посмотрел на меня и спросил:

– Что ты с ним делать собираешься?

Я только вздохнул.

– В город его сейчас не вывезешь, – продолжал рассуждать Глеб. – Машины проверяют явно не просто так.

– Что посоветуешь? – спросил я мрачно.

Глеб пожал плечами.

– Дождемся, пока он в себя не придет.

– Думаешь, от этого что-то изменится?

– Будем надеяться, – ответил Глеб философски.

Мы вышли из подвала. Сели на скамейку под яблоней, закурили. Вообще-то я не курю, но сейчас был настолько издерган, что нуждался в этом символическом снятии стресса.

– Рассказывай, – потребовал Глеб, когда мы выкурили по одной сигаре.

И я рассказал.

Глеб слушал меня внимательно, не перебивая. А когда я закончил, тихонько протянул:

– Да-а-а…

– Вляпался, – перевел я.

Глеб сочувственно кивнул:

– Я понимаю.

– С гостями ты хорошо придумал, – одобрил Глеб. – Они сюда точно не сунутся, если будут уверены, что хозяин не один. Шум им сейчас совершенно ни к чему.

– Ну, хорошо, – сказал я. – На два дня безопасность обеспечена. А что потом?

Глеб задумчиво выпятил нижнюю губу.

– Одному тебе здесь оставаться нельзя, – сказал он после минутного размышления.

– Нежелательно, – согласился я. – Видел бы ты, как этот Сеня смотрел на дом! Просто рыскал рентгеновским взглядом!