Дневник Кэролайн Форбс

Мужчина протянул мне оранжевую мандаринку и я, наконец, вымученно улыбнувшись за последние несколько дней, принялась её чистить.

Мы молчали. Молчать порой намного легче, чем говорить. Зачем мусолить одно и тоже несколько раз, пытаясь найти некий скрытый смысл в сказанных словах? Иногда простой тишиной можно сказать многое.

— Кэролайн… — через пару минут позвал меня друг, откидываясь на спинку скамейки и внимательно глядя на меня своим «серьёзным вампирским взглядом».

— А? — тяжело протянула я, аккуратно собирая мандариновую шкурку в ладонь.

— Я бы… Я бы многое хотел тебе сказать, утешить. Но почему-то, как только я открываю рот, у меня мигом всё улетучивается из головы, — усмехнулся вампир, вдруг неожиданно отбирая у меня остатки рыжего фрукта. — Но, кажется, сейчас мои слова тебя нисколько не интересуют, — грустно произнес он, отводя от меня взгляд и смотря на небо.

Вместо ответа я вздохнула, принимаясь расчленять мандарин на части.

— Я зачитала его письмо до дыр, там уже живого места не осталось, — через несколько минут после того, как с едой было покончено, сообщила я, нарушая ночную тишину.

— Я бы сказал: не расстраивайся, он тебя не достоин; или: он тебя не ценит, раз решил бросить; а еще: он причинил тебе боль и решил больше не подвергать тебя опасности. Кстати, последнее наиболее вероятно, — не опуская глаз на меня проговорил Стефан.

Я с интересом повернулась к нему, вглядываясь в отражение ночного неба в его ясных глазах.

— Я просто не могу видеть тебя, когда ты так страдаешь, — мужчина резко обернулся, глядя на меня в упор. Я кивнула, касаясь замерзшей ладонью собственной холодной щеки, но руку вдруг перехватили. Стефан сжал мои пальцы, у меня в голове мелькнула мысль: а не закрыть бы мне глаза и не представить, что на его месте Клаус, но я отбросила эту глупость далеко-далеко. Не стоит тешить себя иллюзиями, ни к чему хорошему это не приведет.

— Если это настоящая любовь, то даже спустя сотни лет, в каком бы месте вы не находились, вы оба найдете друг друга. Потому что просто не сможете быть в разлуке, — прошептал Стеф, накрывая мою руку своей.

Я снова кивнула, чувствуя комок слез в горле, поэтому прикрыла глаза и положила свою голову вампиру на плечо. Возможно, он прав: когда-нибудь мы будет вместе. Жаль, что не сейчас.

22 января, воскресенье

ЕГО письму уже ровно месяц. Бумага уже почти стерлась в прах, но я всё мяла и мяла её, перечитывая миллионы раз на дню. Никак не получалось отпустить прошлое, оно давило на меня, не отпуская из своих липких объятий. Но я даже не пыталась сделать вид, что отпускаю его, наоборот, я всеми силами пыталась его удержать, отчаянно цепляясь за него ногтями. Уже ничего не вернуть, но во мне еще теплилась надежда, крошечная, маленькая, но надежда.

Я бесцельно вглядывалась в подаренный ИМ кулон, проводя пальцем по острым серебряным граням и россыпи мелких бриллиантов. Он тоже касался этого «солнышка», тоже смотрел на него, и как ему пришла в голову мысль подарить мне это украшение?

В дверь комнаты постучались, я вздрогнула от неожиданности и спрятала кулон под стопку учебников.

— Войдите, — прошептала я, стирая со щек прозрачные дорожки слез.

— Привет, — в спальню бесшумно зашла Бонни, неуверенно огляделась и сделала шаг.

Она явно была чем обеспокоена и вела себя очень странно, всё время потирая костяшки пальцев и переминаясь с ноги на ногу.

— Что-то случилось? — спросила я, приглашая подругу присесть на диван.

— Ну… — её беспокойство передалось мне, сердце бешено забилось. В последнее время сердце ни к черту: всё колотится и колотится, даже при малейшем шорохе или от пришедшей на телефон смс-ки. Я всё питала надежду, что это ОН решился мне написать, но надежда тут же вдребезги разбивалась, как и моё сердце. Интересно, а вампиры могут страдать от различных сердечных заболеваний, кроме любви?

— Кэр, — отвлекла меня от мыслей Бонни.

— Да, — прошептала я, и внимательно посмотрела на нервно покусывающую губу подругу.

Что же случилось?

— Ты только не волнуйся, — да как тут не волноваться после таких вот слов?!

— Рассказывай давай, — нетерпеливо попросила я её.

— Я слышала от ведьм, — начала Беннет, запинаясь при каждом слове. И черт её пойми: то ли она из-за новости переживает, то ли из-за меня? — У Клауса сегодня ночью родился ребенок…

Будто весь мир остановился. Я на мгновение оглохла, а потом ослепла. Сердце пропустило удар. Ребенок…

Рука сама потянулась к лицу, медленно потирая бровь. У него теперь семья. Своя семья. Без меня. И мне даже показалось, что всё написанное ИМ в письме — ложь. Глупая и детская ложь.

— Кэр, ты как? — тихо спросила Бонни, обнимая меня за плечи.

— Нормально, — прохрипела я уже не своим голосом и почувствовала, как я опять не могу сдержаться и плачу. Опять рыдаю, как маленькая девочка. Ну, сколько можно?! Как же я устала разводить сырость из-за НЕГО!

— Милая, не плачь, — ободряюще прошептала подруга мне на ухо, пока я оплакивала непонятно что: то ли умершую надежду, то ли свою любовь…

11 июля, среда

Я плохо помню прошедшие полгода. Дни тянулись словно века, медленно, безжизненно, не оставляя после себя никаких воспоминаний или каких-нибудь других следов. Я будто сошла с поезда жизни, а мимо меня проносились люди, события, какие-то важные моменты, но я была роботом: я ела, пила, спала, училась, знакомилась с новыми людьми, но никакого удовольствия от этого не испытывала. Только сожаление и спокойствие, теперь они спутники моей серой пыльной жизни. Мне кажется, я утратила ту свою бывалую яркость, индивидуальность, превратившись в какой-то комок непонятно чего. Теперь я думаю, что именно так выглядит отключение чувств: серо, однообразно. Хотя нет, вру, вампиры без эмоций умеют веселиться, а я не могу. Сейчас не могу. Мне неинтересно. Всё скучно, бессмысленно.

2 августа, пятница

Спустя неделю беспробудной пьянки я вдруг поняла, что нахожусь в Мистик-Фоллс, и как, интересно, меня сюда занесло? Кажется, я приехала проведать маму, а потом пошла в бар, где и встретила вечно пьяного Деймона. Дальше всё помнится смутно, впрочем, неудивительно: вся жизнь теперь смутное никчемное существование.

10 августа, суббота

Деймон сказал, что у меня депрессия. Разве вампиры ею страдают? Он пытался вернуть мне вкус к жизни, таская по разным тусовкам, вечеринкам, вливая мне в глотку литры жгучего алкоголя, человеческой крови. Да, я теперь пью настоящую кровь, донорская же из пакетиков ушла в прошлое вместе с НИМ. Я раньше думала, что, если сорвусь и убью кого-нибудь, то не смогу с этим жить, а сейчас… По крайней мере, я никого не убила. Питаясь тем, чем питаются вампиры, поняла: я об этом нисколько не жалею. Мне только стыдно перед Стефаном, что я его предала, а так… Я теряю себя, я давно потерялась в этой жизни, сожгла за собой мосты, изменилась. Я никому ничего не должна, не обязана, так зачем кому-то подчиняться и соблюдать какие-то правила, придуманные непонятно кем. Смысла нет. Черт возьми, я рассуждаю, как бесчувственный вампир, хотя, наверное, так и есть: чувства во мне умерли.

Знаю, что Деймон со мной возится лишь потому, что ему скучно. Ему хочется веселья, мне же — развеяться. Я не любила старшего Сальваторе из-за того, что он со мной делал, когда была человеком, но люди имеют свойство меняться: сейчас с ним было по-настоящему весело, он меня отвлекал от моего же самобичевания. От одиночества.

15 августа, четверг

В город приехали Стефан и Елена. Отдохнуть. Но так и не отдохнули. Надо было сфотографировать их лица, когда они вошли в особняк Сальваторов и увидели нас с Деймоном, спокойно пьющих кровь из одного человека, и повесить эту фотографию на стену. Несмотря на то, что я жила как в тумане, не просыхая, пила и вела себя, словно мне на всё плевать, но тогда-то я прозрела. Опечаленный взгляд Стефана, ужас в глазах Елены, ухмылка Деймона. Я тогда почувствовала себя жутко использованной и жалкой. Я вдруг огляделась, понимая, что только что чуть не прикончила какого-то парня, теперь валяющегося на полу у моих ног. Мигом протрезвела, со страхом глядя на Стефана, на лице которого читалась смесь отчаяния и обиды. Где-то в душе я ощутила сильный укол, будто бы предала самого лучшего на свете друга. Он ушел, как ушел другой мой «друг», ушел, оставив меня разглядывать своё лицо, перепачканное ярко-бордовой кровью, сумасшедшие глаза, прыгающие с предмета на предмет и не улавливающие сути. Я потеряла контроль. Сколько недель я уже так себя веду? И ведь я поддалась, поддалась Деймону, согласилась на всё это сама. САМА. Добровольно. Я думала…да о чем я тогда думала? Зачем винить во всех грехах старшего Сальваторе, когда я сама на всё согласилась, с легкостью отбросив свои предрассудки, правила, растоптав свои убеждения, саму себя? Сама виновата. Сама огорчила друзей своим поведением, сама…