Дневник Кэролайн Форбс
Шрифт:
— Мне всё равно, — холодно бросил он.
— Но…
— Хватит, Кэролайн. Не стоило мне оставлять вас вдвоем. Она прочистила тебе все мозги, — очень грубо произнес он, нависая надо мной и сверля взглядом.
— Как ты можешь? — с ужасом спросила я. — Вы оба звери, которые ненавидят друг друга. Это было ясно давным-давно как Божий день, но… Ты относишься к ней как к тряпке. И она отплачивает тебе той же монетой. Вы оба виноваты в том, что погрязли во всем этом. Смени к ней отношение, и она будет по-другому к тебе относиться. Сам это увидишь. Ты готов пожертвовать её безопасностью и собственным ребенком ради того, чтобы просто здесь остаться? Я понимаю, тебе не хочется уезжать. Так пусть она сама куда-то уедет. Или с Элайджей…
— Нет! — того, что случилось, я не ожидала. Стакан с коньяком резко был выброшен в сторону,
— Но почему? — сквозь слезы прошептала я. И почему я плакала? Потому что Клаус кричит на меня, или потому что не понимает? — Она не нужна тебе. Не нужен и ребенок. Тогда зачем ты её держишь? Отпусти!
— Ты ничего не понимаешь в моей жизни! — закричал он мне прямо в лицо, и я почувствовала обжигающее дыхание, разливавшееся по щекам. Гибрид больно схватил меня за плечи и встряхнул. — Я злюсь, потому что ты права: я не хочу уезжать отсюда. Да! После того, что произошло, я обрел то, о чем мечтал! И я не собираюсь это бросать. Но и отпускать её — тоже!
Сквозь пелену страха я увидела, как почернели его белки, а радужка стала ядовито-желтой. Проступились клыки, Клаус уже не скрывал их, а недобро скалился в мою сторону, продолжая крепко сдавливать мои плечи. Я вся дрожала от ужаса, что он со мной так поступает.
— Я впустил тебя в свою жизнь, а ты диктуешь мне, что я должен делать. Я! Я — хозяин своей жизни. А твое дело было просто молчать и быть хорошей девочкой.
Его слова, словно плеть, больно ударили меня по лицу. За что он так?! Я уже не сдерживала слезы, градом катившиеся у меня по щекам. Почему он так говорит? Мне же больно это слышать. Я же прекрасно знаю, что он лжет, что это неправда, но он продолжает мне говорить это. Зачем?!
— Почему ты говоришь так? — я всхлипнула ему это куда-то в шею, плача уже не из-за его слов, а из-за того, что поняла: прежняя Кэролайн Форбс потерялась где-то на задворках прошлого. Меня уже нет, я словно растворилась в воздухе. Я изменилась, стала зависимой от этого ублюдка, что сейчас кричал на меня, наверное, также как и кричал на беременную Хейли. Почему он такой монстр? Я же видела своими глазами, как он был добр ко мне, он обещал, что никогда меня не тронет. Но сейчас…
— Ненавижу, когда в мою жизнь вмешиваются! — он встряхнул меня, как тряпичную куклу, вглядываясь страшными глазами волка мне в лицо, а я всё отворачивала голову, не в силах посмотреть на него. — Тебе просто не стоило это говорить, — уже более спокойным голосом произнес он, отпуская меня и отходя в сторону.
Я знала, что он не может справиться с гневом, если его разозлить, но это было невыносимо.
— За что ты так? — я хотела это спросить. Слова всё вертелись на языке, но я не могла их произнести: мешал ком в горле. Я успела тысячу раз пожалеть, что осталась у него дома. Надо было уезжать с друзьями. Вместо этого я произнесла совсем другое. — Я ненавижу тебя. Ты сам всё рушишь, — слова эхом раздавались по комнате, ударяясь об стены и возвращаясь обратно. — Ты не ценишь то, что у тебя есть. Твои слова больно ранят меня, но ты этого не понимаешь.
— Убирайся, — вдруг сказал мне Клаус, не оборачиваясь и стоя ко мне спиной.
— Нет! Я выскажу тебе всё, что накипело! — и куда только делся мой страх? — Почему ты так делаешь? Ты сначала говоришь, что тебе плевать на ребенка, но через пару минут, что не отпустишь Хейли… Где, черт возьми, твоя логика? — я сорвалась на крик, чувствуя, как слезы продолжаю катиться с щек на подбородок. — Почему тебе так сложно выслушать и понять…?
Того, что произошло, я никак не ожидала: меня снова резко схватили за плечи, а потом шею обожгло безумно горячее дыхание, словно кожу подожгли, я не успела ничего сказать, лишь почувствовала, как острые клыки вспороли вены, и из ран потекло что-то теплое и липкое. Кровь. Моя кровь. Когда до меня дошло, что меня кусают, я начала судорожно вырываться, толкая Клауса в грудь, но безуспешно. Он был слишком силен. А я всё била его кулачками то по спине, то по плечам, но никак не могла вырваться, меня будто привязали к нему. Шею свело, голова стала очень тяжелой, но я всё
брыкалась и брыкалась, пытаясь остановить его. Голос меня не слушал, я что-то громко шептала, но сама не могла различить что. Когда, как казалось мне, долгая пытка закончилась, хотя, скорей всего, прошло пару секунд, Клаус оттолкнул меня. Если бы не стоящий за моей спиной диван, я бы упала на пол и так бы не смогла встать, так подкашивались ноги. Его глаза полыхали огнем гнева, что мне стало страшно.О, Боже мой, меня только что укусили! Я схватилась за шею, сжимая рану и пытаясь остановить кровотечение. За что?! Зачем он так сделал?
— Уходи, — тихо прошептал он, освобождая мне проход к двери.
Я всё смотрела ему в глаза, силясь увидеть в них хоть каплю сострадания или ужаса от того, что он натворил, но кроме ненависти ничего в них не было.
Я, уже не разбирая дороги, кинулась вон из комнаты, спотыкаясь и хватаясь за стены, оставляя на них кровавые отпечатки ладоней. Боже мой! Я умру. Боже мой! Почему он так сделал? Я всё бежала и бежала, не узнавая комнат, коридоров, мест, думая лишь о том, чтобы выбраться. Когда такая желанная дверь оказалась перед моим носом, я с чувством чуть ли не выбила её, оказываясь на свежем воздухе. И тут же кинулась прочь из этого дома, от этого страшного места, где жил некогда дорогой мне человек. Которого я якобы любила. Который готов был сделать всё, когда он зол. Даже убить любимую девушку…
========== Часть 31 ==========
21 декабря, среда
Смерть — это стрела, пущенная в тебя, а жизнь — то мгновение, за которое она до тебя долетает.
Ибрагим Аль Хусри
До Рождества ровно четыре дня, но я до него не доживу. Мои дни, точнее, часы уже сочтены: скорее всего, завтра меня уже не станет. Мне пока не страшно, хотя я очень не хочу умирать. Нет, пока я не боюсь. Но пройдет несколько часов, мне станет хуже, и страх поглотит меня изнутри. Или я просто забудусь из-за галлюцинаций и ничего не буду чувствовать. Вот бы так всё и было. Умереть, даже не поняв, что ты умер. Лучше бы Клаус вырвал мне сердце, я бы сейчас не мучилась от сознания того, что он меня предал.
Обида сжигала все внутренности, чувство предательства, горькое и солоноватое на вкус, притаилось опухолью где-то в сердце и метастазами распространялось по телу. Почему же он так со мной поступил? Что я такого сделала, что заслужила к себе такое отношение? Я задавала себе эти вопросы миллионы раз за сегодняшний день, но ответов не находила. Мне было больно, очень больно где-то в душе. Будто вырвали огромный кусок этой самой души и выкинули куда подальше, оставив частичку, маленькую такую, чтобы ныла и болела, напоминая о случившемся. Я всё никак не могла поверить, что он был способен причинить мне боль. Я не верила, хотя прекрасно знала, что он творил раньше и на что был способен. Но я всё не верила… Неужели я так к нему привязалась? Неужели я так его люблю, что уже ослепла и не вижу элементарных вещей? Лучше бы он меня сразу убил, чем оставил умирать медленно, мучительно, с этими противными мыслями, словно террористы, оккупировавшие мой мозг.
Я смутно помню, как добралась до города, кажется, остановила на пустынной темной дороге машину и попросила водителя довезти меня. По-моему, ему было не по пути, но он сжалился над моим внешним видом, наверное, подумав, что на меня кто-то напал, так омерзительно я выглядела, что поменял свои планы и довез меня. И внушать даже не пришлось. Я еле доковыляла до общежития, постоянно спотыкаясь о ступеньки лестницы. И не потому что я так ослабла из-за укуса, нет, я просто ничего не видела. Не видела, потому что плакала. А плакала, потому что он не оправдал моих ожиданий, что не защитил меня, что предал, размазав по земле, словно жука. Он так унизил меня этим, но я не ненавидела его, мне просто было больно.
Как я была рада, что в моей комнате не было Николь. Не знаю, куда она ушла, да мне было плевать. Всю ночь я рыдала в подушку, не веря в произошедшее, но сквозь рыдания обвиняя в этом вездесущего гибрида. Неужели я так мало для него сделала, что заслужила такое обращение со мной? Хотя я сама виновата: не стоило играть с огнем. Я ведь знала, какой он, но всё равно рискнула. Мне бы молчать тогда, наплевав на Хейли, но мне стало её так жаль, что я не выдержала. Не делай людям добра — целее будешь.