Дневник травницы

Теперь Яромир почти всё время выгуливал и ухаживал самостоятельно за Вороном. Есения, скрепя зубами, разрешила ему даже кататься на коне, взяв с мужчины обещание быть осторожным. Ворон был явно безумно рад прогулкам и обществу хозяева. К девушке он, конечно, привык, но общение мужчины явно ему было приятнее. Боль в ноге появлялась только во время длинных пеших прогулках или излишне активных прыжках Ворона, отчего не причиняла почти никаких проблем.

Рассекая на нём по ближайшим дорогам и лугам, Яромир из раза в раз замечал, насколько здесь разнообразная природа. Забравшись однажды чуть севернее, в сторону гор, он наткнулся на удивительно мирную горную речку, явно начинающуюся где-то далеко в хребте из ледников. Её ледяная вода даже в стоящую ныне жару казалась не просто освежающей, а пробирающей до костей. Он не рискнул искупаться в реке, не зная, как отреагирует его тело. С северо-восточной же стороны деревни он заметил большой сад с неизвестными ему явно плодовыми деревьями: одни, невысокие, с невероятно тонкими стволом и ветками уже совсем отцвели и покрылись мелкими зелёными плодам; вторые же отличались своей огромностью, масштабностью и высотой и большими белыми с розовым цветами в небольших группках; третьи же походили на вторые, разве что цветы белые и сидели на ветке более плотно. С южной части уже зеленели вовсю после продолжительных дождей поля, с восточной и западной виднелась длинная дорога, соединившая деревню с другими трактами.

И каждый раз, возвращаясь с прогулки, он старался срывать очередную связку цветов и вручал Есении. Она первое время хихикала с такого, а теперь просто улыбалась, благодаря за подарок, а изредка мужчина замечал на её щеках румянец. Вот и сейчас, возвращаясь уже в закатных сумерках, Яромир вёз с собой несколько веточек, срезанных у одного густо и ярко пахнущего мёдом дерева. Мелкие белые цветы от тряски сбрасывали свои хрупкие листики от каждого шага Ворона, а от витающего аромата конь постоянно недовольно фырчал. На благо, они оказались вскоре на лугу позади дома Есении. Та стояла у калитки и о чём-то разговаривала с пристроившейся на заборе Ночкой. Она явно ждала его.

— Где ты на этот раз побывал? — спросила она привычно у него, а в ответ получила собранные им цветы. — Ой… Это ж черёмуха! Значит созреет совсем скоро, нужно собрать. А ещё мёд скоро пойдёт и… черешня! Ух наварю варенья! — от подаренного на этот раз она взвизгнула как маленькая девочка и крепко обняла Яромира, чмокнув в щёку.

— А это что, есть можно? — мужчина как-то странно глянул на принесённую им черёмуху. — Я думал, это просто цветы.

— Всё в этом мире можно есть. Просто что-то всего один раз за жизнь, — хихикнула Есения. — Проходи в дом, сейчас ужинать будем.

Яромир завёл уставшего за день Ворона во двор и передал заботу о нём поджидавшему Святогору. Если по утрам мужчина предпочитал самостоятельно ухаживать за конём, то по вечерам из-за отсутствия сил отдавал это в руки юного конюха. В дом он зашёл, вдыхая приятный запах приготовленной еды. Готовила девушка отменно, отчего недовольный отсутствием даже обеда желудок громко заурчал.

— Лучше сходи помойся, а то… конём пахнешь.

Она явно хотела сказать что-то другое, но сдержалась. Яромир же не стал даже спорить и, скрывшись ненадолго в ванной комнате, вышел оттуда уже помытый до скрипа и пахнущий на этот раз какой-то хвоей. На ужин была сытная гречневая каша, которую Есения почему-то называла «по-купечески». Какое это отношение имело к купцам — была загадка та ещё. Мужчина, уставший и прогулявший весь день, съел свою порцию в мгновение ока. Девушка предложила ему добавки, но он отказался, на ночь есть слишком много не любил.

— Сегодня ночь звездопад. Хочешь посмотреть? — задала вопрос после ужина Есения.

— Хочу. Никогда не видел это.

***

Прохладная весенняя ночь опустилась на землю, приведя за собой иссиня-чёрный небосклон, усеянный мелкими белыми сияющими точками — звёздами. Луна стыдливо спряталась, уступая сегодня всё во власть меньших своих братьев. Яромир с удивлением смотрел на простирающийся перед ним ночной пейзаж, угадывая в нём большую поляну рядом с горной рекой, обнаруженной им несколько дней назад.

— Как мы так быстро здесь оказались? Я до этого места с Вороном очень долго добирался, а сейчас мы потратили в… в раз десять меньше времени!

— Когда знаешь лес как свои пять пальцев, невольно научишься находить быстрые пути до тех мест, что тебе нужны. Расстилай здесь, — указала девушка на нужное место.

Мужчина всю дорогу нёс с собой большое плотное цветастое покрывало из неизвестной ему ткани. Он встряхнул его и постарался уложить как можно ровнее. Есения лишь поправила два уголка и, кивнув будто самой себе, сначала аккуратно села, а после и даже легла. Яромир последовал её примеру, улёгшись по правую сторону от неё. Стоило ему посмотреть на небо, как оно тут же заворожило его. Мириады мерцающих звёзд гипнотизировали и притягивали взор надолго. Некоторые скопления напоминали ему что-то, а о каких-то даже слышал от дядьки, пусть тот и не был сведущ в подобном.

— Там Медведица? — указал он на знакомое скопление, напоминающее это большое животное.

— Ага. А рядом три медвежонка, — так же показала на небо девушка. — Вон там, правее и ниже. Видишь?

— Да…

— А вон там, — Есения показала куда-то левее от мужчины. — Созвездие двух зайцев. Видишь?

Яромир увидел смутные очертания, действительно напоминающие двух дерущихся зайцев. Наверное, люди древности действительно когда-то точно также, как и они, лежали на траве и придумывали названия разным созвездиям. Есения регулярно продолжала что-то показывать, находя на небе неизвестные для мужчины тела на небе. Так продолжалось достаточно долго, уже даже стало достаточно холодно лежать, падали звёзды же не особо охотно, а те, что изредка пролетали, были слабо замечены.

— Смотри! — она снова указала на что-то на небе по правую сторону от него. — Вон там Дева!

— Дева? Где? — Яромир пытался понять, куда она указывает, но, наверное, его глаза после столь долгого наблюдения уже почти не отличали отдельные звёзды.

— Да вон там! — Есения взяла его руку и чётко указала на пять точек, похожие, если их соединить, на девочку с длинными волосами.

— Вижу…

Мужчина почувствовал, насколько они близко друг с другом, и как невольно застыла девушка. То, что случилось дальше, не укладывалось позже в голове. Яромир резво развернул под достаточно громкий взвизг девушки от неожиданности, крепко прижал Есению к себе спиной и уткнулся ей в шею носом. Он не видел её лица, но слышал, как она на мгновение перестала дышать, замерев.

— Ты… Ты что творишь?..

Есения пахла для него душистыми травами, костром и почему-то мёдом. Ему хотелось… хотелось до глупого обнимать её всегда так. Молча уткнувшись в шею или носом зарывшись в распущенные волосы. Осознание своих таких странных чувств дошло до него ещё тогда, на Масленичных гуляниях. И знал, видел, что это взаимно. Может, это слишком по-свойски, но ему хотелось, чтобы через года они смотрели друг на друга так же любовно, как тот же кузнец с его женой.

— Давай поженимся, а?

— Не неси чуши… — Есения не злилась, как в прошлый раз, напротив, тон был спокойным и даже грустным.

— Я серьёзно. Поженимся, отремонтируем твой дом или, если хочешь, новый построим. Дети появятся, будут бегать по деревне с другими…

— Помолчи уж… — она развернулась к нему лицом и мягко поцеловала.

Её губы были мягкими и отчего-то солоноватыми. Одна из ладоней Яромира легла на её щеку и почувствовала холодную влагу о слёз.

— Почему ты плачешь? — спросил он еле слышно, разорвав поцелуй. — Я что-то не так сказал?

— Всё так… — Есения коснулась его шеи своими уже порядком замёрзшими ладонями. — Обними меня… Как обнимают все мужчины своих возлюбленных…

Повторять дважды не пришлось. Яромир старался быть нежным. Он трепетно целовал её поддёрнутую ранним весенним загаром кожу, мягко сжимая пышные бёдра. Рваные страстные поцелуи, тяжёлое горячее дыхание и громкие стоны наполнили поляну уж вскоре. Они не стремились скрываться, выплёскивая свои накопившиеся чувства. Она всхлипывала от удовольствия, выкрикивая его имя, а он лишь пытался сдержаться, лишь бы не сделать больно, не испортить столь прекрасный момент. Они слились, и мир словно замер для них двоих. Были лишь они.